Ненасыть

«Сменяемы вехи, фатален итог, пришедшие вместе навечно вдвоем. Пришедшие вместе навечно вдвоем, в цикличности вех не конечен итог…» – и за мгновение до требовательного стука замолкает – игла соскакивает с пластинки.
– Здравствуйте, Михаил Денисович и Тимур Ильясович, – хором говорят близнецы. – Проходите, будьте гостями!
– И вам здрасьте, – отвечает Михась и тянет нехорошим предвкушающим голосом: – У нас небольшая проблема…
– Вам достаточно лишь просьбы.
– Просьбы? – усмешка в голосе становится ярче. – Чтобы я о чем-то просил?..
– Я хочу попросить! – перебивает Тимур.
Серый не успевает ни подглядеть, ни дослушать – он просыпается.
  
Глава 8
 
Мама обнимает его. Прапор долго расспрашивает о самочувствии. Верочка и Олеся приносят чай с пышками. Серый трет сонные глаза, моргает в их счастливые лица и кутается в одеяло. Ему не зябко, с ним вообще все наконец-то хорошо – просто неуютно от пристального внимания.
– А где Тимур и Михась? – спрашивает он.
– Пошли к хозяевам, – отвечает Олеся.
Серый замирает и опускает надкушенную пышку обратно на блюдо, понимая, что ему привиделся вовсе не сон. В груди скручивается плохое предчувствие. Пальцы начинают дрожать. Вопросы мечутся в голове испуганными бабочками. Что с ним было? Кто такие эти близнецы? Что они сделали с Серым? Может, это всего лишь очень яркий необычный сон? Михась ведь не на самом деле угрожал Тимуру?
Серый смотрит на Прапора, чувствуя себя беспомощным до отвращения. Рот открывается, но первые же звуки застревают в горле. Рядом сидит мама, суетится Олеся, и Верочка настороженно смотрит, сложив руки на животе. Серый не может ничего сказать Прапору, когда они слышат каждое его слово. Здравый рассудок шепчет, что как раз они и должны всё знать. Ведь из-за незнания может пострадать каждая из них! Особенно Верочка, ведь Михась ее муж…
Но Серый молчит, понимая, что рассказ будет звучать очень странно, словно бред сумасшедшего. Михась, разумеется, ничего не подтвердит, Тимур, запуганный им, тоже повертит пальцем у виска. А близнецы… Близнецы с их непонятными целями и силами несопоставимо страшнее. Неизвестно, есть ли еще Михась!
Серый вздыхает, с тоской косится в окно и решает, что если разговаривать с кем-то, то только с Тимуром. Ведь только он сможет сказать, был это на самом деле сон или нет. Он не соврет – не имеет такой привычки, если же попытается – Серый поймет, а там… Если его видения – правда, они вдвоем уже что-нибудь придумают и насчет близнецов…
Почему он думает, что распознает вранье, Серый не понимает, но почему-то уверен в этом.
Внизу хлопает дверь, лестница чуть скрипит под весом нескольких человек. Прапор оборачивается и спрашивает:
– Ну что?
– Проснулся? – радуется Тимур и вытаскивает из кармана какую-то ампулу. – А они сказали, что если не проснется или сразу уснет и поднимется жар, то надо эту дрянь вколоть.
– Зачем? – уточняет мама испуганно.
– Эта фигня лечит летаргический энцефалит! – бодро заявляет Тимур. – Который клещами передается!
– Энцефалит?! – ахает мама.
– Ну! Серый, у тебя температура есть?
– Э-э… Нет?
Серый с подозрением рассматривает его сияющую физиономию. Друг нормальный и очень довольный. Даже слишком. За его спиной маячит Михась, молчаливый и непроницаемый – по лицу ничего не прочитать. Серый сразу же решает, что Тимур или прикидывается, или что-то выпросил у близнецов такое…
– Несите градусник, – командует Прапор. – Раздевайся. Надо посмотреть, есть ли клещ.
Серый заторможенно моргает, медленно снимает футболку, и мама, потеряв терпение, сдергивает ее с головы. Футболка застревает на носу, больно проезжает по ушам. Серый ойкает, хватается за лицо. Челка падает на глаза.
Мама теребит, не дает прийти в себя, осматривает грудь и спину, перебирает волосы. Он послушно поворачивается, хотя прекрасно знает, что никакого энцефалита у него нет.
– Вставай, Сережа!
Краем глаза Серый замечает, что Олеся и Верочка выходят. Прапор вместе с мамой осматривают его, но клеща не находят. На всякий случай измеряют температуру. Градусник показывает отметку в тридцать семь и восемь. Наплевав на то, что клеща нет, Тимур тут же несется за шприцом, и Прапор ловко делает укол. Мама садится на кровать рядом с Серым, накрывает его одеялом, ерошит челку. Пальцы у нее дрожат.
 
– Господи, ну почему у нас нет врачей? Точно нужен только один укол? – уточняет она, и Прапор, наконец, перехватывает ее руку.
– Всё, Марин, успокойся. Пошли вниз, чаю попьем, А Сергей пусть в себя приходит. Тимур, ты вопрос не слышал? Один укол надо?
– Хозяева сказали, что один, – отвечает Тимур. – Серый, ты как?
– Я в норме, – кивает Серый, задумчиво наблюдая за тем, как у мамы загораются щеки, а рука тянется потереть то место, которого касался Прапор. – Правда, все нормально. Даже спать больше не хочется. Только жарко.
Он честен. Спать на самом деле больше не хочется. После укола странное чувство хрупкости в костях тоже исчезает. Все последние воспоминания о близнецах снова яркие, смазанные, наполненные необъяснимым счастьем, а вот прочие – до ужаса четкие и настоящие, в том числе из видения. Убедить себя в том, что это просто сон, не дает тонкий кровавый росчерк под подбородком у Тимура.
– Тимур, а где ты порезался?
Друг проводит ладонью по шее, смотрит так, словно только что увидел, и врет:
– На ветку напоролся. Михась, а ты чего не сказал, что до крови?
Серый прищуривается. В вопросе ему явственно слышится претензия.
– Не смертельно же – вот и промолчал, – усмехается Михась.
Тимур доволен, спокоен, как будто бы даже сыт. Серый видит это и в шоке сползает на подушку, не веря. Та реальность, в которой приятель спокойно дает себя душить, кажется излишне многоугольной. В круглую голову Серого она категорически не помещается – и без того слишком тесно от вопросов.
Он мается до следующего утра. Остаться с Тимуром вдвоем никак не получается – мама, вспомнив о нем, забегает в комнату чуть ли не каждые десять минут. Серый подозревает, что она проверяет его даже ночью, когда они оба уснули.
Поэтому первое, что делает Серый, встав с кровати на следующий день, – напрашивается с Тимуром на поиски хозяйственных мелочей. Мама не сопротивляется – испуг прошел, и вместе со спокойствием на нее вновь снизошло безразличие. Прапор дает добро после того, как градусник показывает нормальные тридцать шесть и шесть. Тимур тоже соглашается и клятвенно заверяет Михася, что присмотрит за Серым и сразу же приведет домой, если у того снова будет приступ сонливости.
Зайти в соседний дом получается легко – он не заперт.
– Я видел, – шепчет Серый, едва за ними закрывается дверь. – Видел, как Михась тебя порезал. К дереву толкнул, зажал и порезал.
Тимур, успевший открыть обувницу, закрывает ее и медленно выпрямляется. Лицо у него вытянутое:
– Повтори?
Серый садится на низкий пуф и повторяет, дополняя подробностями. Тимур молча выслушивает всё. Серый ничего не скрывает, вплоть до странного огненного столпа, который питает щит, и подслушанного разговора близнецов. Нет, не подслушанного, поправляет себя Серый. Ему позволили услышать. Вот только опять-таки зачем?
– Вот это номер… – бормочет Тимур, когда Серый выдыхается и замолкает. – Это ты типа вышел из тела, так получается? И увидел то, что обычным глазом невидимо, вроде щита и этого… источника на кладбище.
Глаза у него загораются интересом. Тимур придвигается ближе, жадно приоткрывает рот – ему явно хочется увидеть все самому.
– Получается так, – хмуро кивает Серый. – Значит, все, что сделал с тобой Михась, – правда?
Огонек в глазах Тимура сразу же тухнет.
– Да, – неохотно отвечает он и делает вид, что рассматривает ручку обувницы. – Ты не думай, он нормальный…
– Он маньяк! – возражает Серый.
– Нет. Уж поверь, я знаю, какие они – настоящие маньяки. Прапор и Михась меня от одного такого спасли, – перебивает Тимур и ежится от воспоминаний. – Михася просто прет от вида крови. Он этот… как его?.. Короче, фетиш у него такой…