Сладостное забвение

Николас равнодушно разгладил галстук на груди.
– Сказать, что бывает с теми, кто болтает о других слишком много компрометирующего?
– Их убивают? – выдохнула я.
Взгляд Николаса скользнул по моим губам.
– Умница. – Его голос был низким и мягким, и я почему-то на миг предположила, что сделала нечто очень хорошее.
Он повернулся, чтобы уйти, но внезапно передумал и шагнул ко мне вплотную. Сердцебиение сбилось. Наши руки столкнулись, меня словно опалило огнем.
Дыхание Николаса защекотало мою шею.
– Приятно познакомиться, Елена. – Теперь он произнес мое имя так, как и должен был сделать: без всякого подтекста. Мол, он просто вычеркнул меня из списка дел, прежде чем удалиться.
Я не шелохнулась, глядя перед собой и рассеянно отвечая на вопросы родственников.
Итак, таков мой будущий зять. Мужчина, за которого выйдет сестра.
Может, это и делало меня ужасным человеком, но часть вины свалилась с плеч и вылетела за дверь, пока порог дома переступал очередной гость.
Внезапно я обрадовалась, что подобная участь выпала Адриане, а не мне.
 
Глава вторая
 
Ничего личного, чистый бизнес.
 
– Отто Берман ман [7] –
Елена
Все было даже хуже, чем я предполагала.
Адриана занималась тем, что аккуратно сворачивала блузку и укладывала ее в лежащий на кровати чемодан. На ней была футболка оверсайз с изображением мультяшной канарейки Твити и яркие рождественские носки, а по всей комнате валялись рулоны туалетной бумаги.
Несколько лет назад у Адрианы случился бунтарский период, и она обрезала волосы под мальчика. Я никогда не видела мать в таком ужасе. Сестра лишилась кредитки и посещения театрального кружка в учебном заведении для девочек, и каждый день в течение месяца на нее обрушивались полные негодования взгляды. Теперь стрижка превратилась в стильное удлиненное каре, но я навсегда запомнила, что самостоятельно подстричь волосы в этом доме означало смертный приговор.
Темно-синие стены, белая лепнина под потолком, золотые акценты – комнату Адрианы можно показывать в телевизионном шоу… Если бы спальня не выглядела так, как будто в ней стошнило дизайнера костюмов. По стенам развешаны постеры известных постановок вроде «Великого Гэтсби» [8]. Трюмо завалено причудливым театральным реквизитом: перьями, шляпами и маскарадными масками. Повсюду были вещи, над чьим предназначением можно только ломать голову… как вам, например, гигантская кроличья бутафорская голова на кровати?
Вряд ли папа́ знал, что платит за весь реквизит школы драматического искусства, которую посещала моя сестра. Но отец вообще не особо интересовался Адрианой. До тех пор, пока она была на своем месте, его все устраивало.
Отец просто ее не понимал, как и Адриана – его.
Я со вздохом достала блузку из чемодана и направилась в гардеробную. Адриана проигнорировала меня, однако мы столкнулась, когда она проходила мимо с кипой джинсов в руках.
– А зачем здесь столько туалетной бумаги? – спросила я, накинув блузу на вешалку.
Адриана шмыгнула носом, но не ответила.
В последний раз я видела ее плачущей на похоронах бабушки, когда Адриане было тринадцать. Сестра оказалась одним из самых безэмоциональных людей, которых я когда-либо встречала. Возможно, ее отталкивал сам факт проявления эмоций на публике.
В животе тугим узлом свернулась тревога, но я знала: к жалости Адриана относилась так же, как к девчачьим мелодрамам. То есть ненавидела.
Я вытащила джинсы из чемодана и вернулась в гардеробную.
– Итак, куда сбегаешь? Какие страны?
Она схватила желтое бикини в горошек.
– Куба. Саудовская Аравия. Северная Корея. Выбирай.
Мы продолжили процесс упаковки и распаковки, как живой конвейер.
Я нахмурилась.
– Ты дала мне не такой уж богатый выбор. Но Саудовская Аравия точно отпадает, если ты собираешься носить купальник, – заметила я и убрала бикини в шкаф.
 
– Ты уже встречалась с ним? – спросила Адриана, кинув на кровать халат с узором под зебру.
Я знала, что она имела в виду будущего мужа и ответила с запинкой:
– Да. Он… э-э-э… очень милый.
– А куда мне запихнуть реквизит? – Сестра уперла руки в бедра и уставилась на небольшой чемодан так, словно только что осознала: он не тянет на сумку Мэри Поппинс.
– Думаю, реквизит должен остаться здесь.
Она поморщилась, будто собиралась заплакать.
– Но я люблю костюмы! – Теперь слезы действительно лились вовсю. – А как же Мистер Кролик? – Адриана взяла гигантскую бутафорскую голову и подняла ее вровень со своей.
– Не представляю, какие правила на таможне Северной Кореи, но ставлю на то, что Мистера Кролика не пропустят.
– А что насчет Кубы? – жалобно спросила сестра, рухнув на постель.
– Вероятно, там больше шансов.
Она кивнула, дескать, хорошие новости.
– У меня скоро постановка по «Алисе в Стране чудес». – Адриана перестала плакать и вытерла слезы.
– И кого ты играешь? – спросила я. Наверняка не Алису. Сестра не любила все мейнстримное и блондинистое.
– Чеширского Кота. – Она улыбнулась.
– Да, подходит идеально. – Я зашла в гардеробную и нашла черное платье на тонких бретельках, которое Адриана могла бы надеть на любой официальный прием. Откопать его получилось не сразу: наряд впихнули между костюмами Зельды из видеоигры-фэнтези «Легенда Зельды» и прикида Питера Пэна.
Через полминуты я положила платье на кровать.
– Тебе лучше начать собираться. Почти все пришли.
– Райан меня бросил, – спокойно сказала сестра.
Я смягчилась.
– Мне очень жаль, Адриана.
– Он не понимает, с чего я вдруг выхожу замуж, и больше не хочет со мной видеться. Похоже, не так уж сильно он меня и любит, верно, Елена? – Сестра подняла на меня огромные карие глаза.
Я помедлила.
Объяснить Адриане, что такое рациональность и немного сгладить расставание или сразу оторвать «пластырь»?
– Да.
Она кивнула.
– Скоро спущусь.
* * *
Я вернулась на первый этаж и поворачивала за угол в коридоре у библиотеки, когда в меня врезалось нечто плотное и теплое. Из меня вышибло воздух, и я вынужденно попятилась, сообразив, с кем столкнулась.
Руссо.
Тревога нервным огоньком пронеслась по телу. На этот раз мы находились не в холле, где столпились гости, нет, мы оказались совершенно одни. Николас Руссо замер, и я слышала, как колотится сердце в моей груди.
Я сделала еще шаг назад, якобы чтобы восстановить равновесие, хотя на самом деле просто отходила подальше. Наверное, включился инстинкт самосохранения.
Николас стоял напротив меня, облаченный в серый костюм с гладким черным галстуком. Мужчина занял собой весь коридор. Может, это узкий коридор? Нет, вроде обычный. «Уф, Елена, соберись».
Он наблюдал за мной: так люди обычно смотрят телевизионные передачи о животных, которые их не особо развлекают, как будто я была представителем какого-то биологического вида, но мало его интересовала. В одной руке он сжимал телефон, и я могла только предположить, что он, похоже, хотел сделать личный звонок.
А коридор справедливее было бы назвать закутком за лестницей, состоящим из сплошных арок. Несколько крупных цветков в горшках загораживали нас от основного зала, зеленая стеклянная лампа на столике озаряла пространство тусклым светом. Этого, впрочем, было достаточно, чтобы разглядеть искру недовольства во взгляде Николаса.
– Ты будешь стоять здесь и пялиться или дашь пройти?
Я моргнула.
– А если я скажу, что буду стоять и пялиться? – огрызнулась я, прежде чем успела что-либо подумать, и тут же пожалела, что не могу запихнуть вырвавшиеся слова обратно. Я никогда не позволяла себе подобной грубости, причем ни с кем – тем более с криминальными боссами. Никогда в жизни. Желудок скрутило, как юлу.