Неблагая

Попробуй развлечься.
Я поправляю маску и иду в другую сторону — к костру. Мы должны в итоге встретиться у одной двери, но если разделимся, то есть шанс остаться незамеченными. Если мы правильно рассчитали время, то, когда Исольда проскользнет в дом, я как раз окажусь у выхода и встану на стреме.
Однако расчеты могут быть и неправильными: в конце концов, мы еще никогда не брались за такие дела. Мы карманники, а не домушники. Вломиться в чужой дом, нагрести там добра посерьезнее пары монет и украшений… это уже что-то очень личное. Наверное, меня бы даже грызла совесть, если бы речь шла не о несметных богатствах поместья Уайлдлайн.
Все слышали о роде Уайлд.
В давние времена, о которых даже фейри уже мало помнят, Царство Смертных было единым миром, которым правил один монарх. Однако королевство пало, превратившись в отдельные города, со своими землями и своими правителями. Сколько себя помнит Аурмор, им управляли женщины из рода Уайлд — последние из перевертышей-метаморфов, смертных чародеев, способных превращаться в любое (только не волшебное) существо. Этот дар передается от матери к ребенку, а с ней и префикс к фамилии: Уайлдсторм, Уайлдран, Уайлдкол. Все они наследуют род Уайлд; прямо сейчас поместьем правит Лейра Уайлдфол, и она точно не позволяет никому об этом забыть. Это ее праздник, ее квартал, ее город.
Чем ближе я подхожу к огню, тем сильнее меня обволакивает витающее в воздухе волшебство, взывающее к моей собственной внутренней магии. Погода теплая, но по затылку и рукам бегут мурашки.
Снова тянусь пальцами к флакону на шее — будто убедиться, что он на месте, или чтобы вспомнить, почему я не использую магию сама. Пальцы скользят по знакомым контурам, по гладкому и твердому стеклу, нагретому теплом тела.
Не надо было сегодня никуда идти.
— Не желаете выпить, мисс?
Я едва не падаю, пытаясь не столкнуться со слугой, невесть откуда появившимся передо мной, пока я витала в раздумьях. Он высок, широкоплеч и занимает собой все мое поле зрения; в руках у него поднос с крошечными узкими стаканчиками, в которых пузырится что-то розовое.
— Ой, э-э-э… — я смущенно мямлю, пытаясь срочно что-то выдумать.
Слуга не сходит с места.
— Сегодня бесплатно. Лейра Уайлдфол угощает, — даже по голосу слышно, как он ухмыляется.
Попробуй развлечься.
Я не любительница выпивки, в отличие от Исольды — причем она в курсе, что я вообще этого не одобряю.
Но у нас сегодня день рождения. И угощают бесплатно.
Я хватаю стакан, осушаю его одним глотком, наслаждаясь легкой сладостью резкого шипучего напитка. Небрежно вытерев рот рукавом, ставлю стакан обратно на поднос — возможно, чуть резче, чем следовало бы.
Пузырьки довольно быстро бьют в голову, я поднимаю глаза и теперь уже внятно вижу этого слугу — он так и стоит передо мной. Я моргаю, всматриваюсь и обнаруживаю, что это не взрослый мужчина, а мой ровесник, может, чуть старше.
Я сказала «мой ровесник, может, чуть старше» — и хочу кое-что прояснить.
Он не из тех парней, от чьих пронзительных зеленых глаз и кривоватой усмешки у меня слабеют ноги. Ничего такого.
Он просто… нависает надо мной, сверкая отражениями костра в полуприкрытых глазах. Примечательны только его огненно-рыжие волосы, беспорядочными лохматыми волнами ниспадающие на воротник.
Его лицо почти скрыто простой маской, но видны круглые щеки, и я бы сказала, что это детский жирок, если бы не впечатление, что даже во взрослом возрасте они останутся такими же. На нем блестящие и с виду довольно дорогие сапоги и при этом грязные и поношенные брюки. Пуговицы на униформе выглядят так, будто его наряд изо всех сил пытается удержаться на месте, но настроение парня от этого явно не портится. Он смотрит на меня поверх подноса и ухмыляется, словно знает то, чего не знаю я.
Во мне мгновенно вспыхивает ненависть и к нему, и к его дорогущим сапогам, и к его дурацкой ухмылке.
Ягодная сладость проглоченного напитка еще перекатывается у меня на языке. Впервые в жизни такое пью — очень вкусно, гораздо слаще и ярче того дешевого сидра или медовухи, которые мне по карману. Не дожидаясь приглашения, беру с подноса второй стакан.
 
Я надеюсь, что моя бесцеремонность заставит его уйти, пока я не опустошила весь поднос, но он вдруг одобрительно кивает. Потом обращается ко мне, но уже без этой услужливой вежливости:
— Нервничаешь?
Я проглатываю жгучую искристую резкую жидкость и кривлю рот.
— Нет.
— Просто пить хочется, да? — Он даже не вздрагивает, когда я с размаху возвращаю стакан на поднос, и заговорщически понижает голос. — Может быть, предложить тебе воды? Эта штука довольно крепкая…
— Ты вообще кто такой? — перебиваю я. Говорить громко не решаюсь, чтобы не привлекать внимания. Надо сохранять спокойствие и не делать лишних движений, иначе нас с Исольдой быстро вышвырнут отсюда за мост. А то и сдадут городской страже.
— Кто-то вроде тебя, — тихо и спокойно отвечает он, как будто сообщает тайну и не боится последствий. — Хотя мне интересно, что́ здесь делаешь ты.
У меня перехватывает дыхание, сердце замирает и начинает болеть. Я не вижу характерного отблеска в его глазах — не то освещение, — но откуда он знает? Я сжимаю кулаки, ладони пронзает боль.
— Подменыш? — шепчу я.
Парень отшатывается, стаканы с напитками неуверенно звякают.
— О боги, нет. Я в том смысле, что… Что мне тоже здесь не место. Ты разве не… — он умолкает на полуслове.
Я уже жалею, что выпила второй стакан, хотя и уверена, что настолько быстро меня не развезет. В голове гудит, а я пытаюсь понять, что тут происходит. Ну конечно! Жакет сидит плохо, брюки худые, показное веселье. Маскировка! Он тут тоже не местный.
Его удивление перерастает в смесь изумления и любопытства. Он снова наклоняется ко мне:
— А ты что, правда подменыш?
Как ни странно, в его голосе звучит не обвинение, а восхищение. Мной!
Я сглатываю слюну, сдерживая гнев и пытаясь взять себя в руки.
— Нет, я пещерный тролль, просто хорошо маскируюсь. Тебе-то что?
— Да ничего. — Такое впечатление, что если бы у него не было подноса в руках, то он бы уже поднял их для защиты от звучащего в моем голосе яда. — Просто интересно. Так что ты тут делаешь?
Скрещиваю руки на груди.
— А сам? Еще слугой переоделся.
Ухмылка возвращается на лицо парня, приподнимая его круглые румяные щечки, и тут я думаю, что, возможно, поспешила с оценкой его внешности.
— Создаю некоторые проблемы.
Повисает пауза; я думаю: может, просто уйти и сделать вид, что этого разговора не было, — но он таращится на меня так, будто ждет ответа на незаданный вопрос.
Наконец он сдается.
— Твоя очередь.
Я быстро озираюсь, но на нас никто не смотрит. Наверное, следовало бы отсюда убраться, но на меня напало легкое безрассудство.
— То же самое, — шепчу я, чувствуя, как мои губы сами расплываются в улыбке, а вдоль позвоночника бегут мурашки возбуждения.
— Тогда, наверное… пора за дело, — говорит он с видом человека, которому не особо хочется браться за какое бы то ни было дело. Он, скорее, похож на того, кто хочет меня запомнить, а еще — протянуть руку и распустить мою длинную косу.
— Чего уставился? — Я проверяю, на месте ли моя маска. Что-то ведь в моем облике насторожило его, подсказало, что я не местная, а значит, надо срочно это исправить.
Он по-прежнему рассматривает меня совершенно человеческим взглядом голубых глаз.
— Я никогда не встречал подменышей, — говорит он, и его дыхание мягче дуновения ветра.
Тут меня снова охватывает ярость.
— Да наверняка встречал, — говорю я, выныривая из морока. — Большинство людей не знают, что…
Его поднос снова дрожит, стекло позвякивает, стаканы елозят, капли стекают через край, но парень беспечно наклоняется ко мне.
— Я не это имел в виду, — мягко отвечает он, но от этого не легче.
Я смотрю на свои дрожащие руки. Что угодно, только бы не встретиться с ним взглядом. Я шепчу едва ли громче, чем дышу, и снующая вокруг нас толпа шумит так, что слов не разобрать, если не вслушиваться специально.