Потерянный альбом (СИ)
— Глядя в ковер, нуль-Чак сообщил, что машина будет готова по первому требованию, потом еще раз извинился за, цитирую, любые неудобства, — Хомский снова его заверил, что это нестрашно, нет ничего страшного, — и потом спросил насчет мужского туалета пред уходом, — и его увели, — оставив меня наедине с болботящим ящиком, просто трясущуюся от противоречивых эмоций — от чувств гнева, вступивших в битву с чувствами подтверждения догадок, вкупе с жалкой щепоткой стыда, — в смысле, я не могла поверить, просто не могла поверить в то, что сейчас произошло, — в эту наглость, бесстыдство, — и, пока я опиралась одной рукой на банкетный стол комнаты ожидания, меня трясло, меня просто трясло, — тело выражало то, чего я не разрешала себе выразить словами, — и вот вскоре мне тоже пришлось искать туалет, — другими словами, я просто больше не могла там находиться, — так что побрела по коридору в поисках, куда себя деть, и прошла несколько темных дремлющих студий, — и, замедляясь и заглядывая через толстое, сероватое, акустически укрепленное стекло, могла разглядеть блики и патины бездействующих пультов — и всяческие ручки настроек, провода и экраны, — и все это казалось таким таинственным, таким компьютерным, таким интригующим, завлекательным и могущественным, — другими словами, студии — это в точности те места, где тебе всегда хотелось побывать, — но все же я шла дальше и искала туалет — миновала двери, и простенки, и трубу для пневмопочты, — потом зашла еще глубже, — но найти его никак не могла, туалет, — казалось, в округе в принципе быть не может туалета, — поэтому я решила свернуть в очередной коридор, в направлении потише, — думая, что в той стороне мне повезет больше, — и забрела в темную область здания, и продолжала искать на дверях соответствующую эмблему, — но натыкалась только на таблички, предлагающие мне «Дублирование» и «Постпродакшен», — и тут, без предупреждения, я увидела в темной нише стены Хомского, — он просто стоял, спиной к коридору, лицом к плотным штабелям картонных коробок, — полагаю, пустым, выставленным на выброс, — но Хомский просто приткнулся среди них, один, в темной нише, с очками в левой руке — и в какой-то сутулой позе, — и я коснулась его рукава, и он быстро развернулся, и сказал Ой — и тогда вышел из ниши, надевая очки, — и тогда быстро взял себя в руки, снова стал собой, — Вот, сказал он тогда, глядя дальше по коридору, — Вот: кажется, то, что ты ищешь, вон там — хотя, стоило мне услышать в его голосе дрожь, внутри меня что-то растворилось, — я позволила ему проводить меня в молчании — и показать дверь — очень любезно, — потом он отвернулся, когда я зашла, — и потом, когда я закончила, у раковин не оказалось бумажных полотенец, так что нельзя было вытереть руки…
— Мы вернулись в отель и договорились вылететь первым же самолетом — все это время делясь словами только по делу и держась как-то формально, — мне, конечно, хотелось поговорить с ним серьезнее, но еще хотелось уважать его молчание, — потому что, теперь я это сказать могу, я просто кипела — кипела из-за того, что произошло, я бушевала, — такое обращение с ним, думала я, попросту непростительно — немыслимо грубое — что, пожалуй, и надо было предвидеть, — но на миг, всего на миг мы думали, что нашли брешь в обороне, — мы действительно думали, что нам дали возможность — понюшку шанса, — но структура, как всегда, исправляет саму себя, — она оборонялась дополнительными линиями защиты — рядами запасных СОИ [32] — шумоподавителями против грозного биоразнообразия, — какой-то продюсер, большая шишка с деловых ланчей, выдумал целый трехдневный мини-сериал для прайм-тайма, только чтобы запугать кого надо и получить правильный костный мозг для сына, больного апластической анемией, — это я услышала на следующий день, — а Хомский не может даже… — в смысле, ни разу, ни слова — ни гребаного фрикатива — гребаные СМИ — гребаные коммуникации, — но достаточно — достаточно об этом — в смысле, достаточно…
— На самом деле ровно только это я все время и думала: достаточно — вот что за слово звенело у меня в голове еще несколько дней после того, как мы прибыли обратно в Бостон, — вот что за слово меня преследовало, осаждало, неустанно, как будто навязчиво, — слово, что было рядом, пока я сидела в своей кабинке в библиотеке — и ждала в очереди на кассу супермаркета — и подолгу сидела за кухонным столом без скатерти в своей двухкомнатной квартире в Соммервилле, — достаточно, думала я, — достаточно — достаточно этих внутренних противоречий — достаточно внутренних противоречий, существующих в ситуации Хомского — и сплетающихся во мне, — достаточно, этого — больше чем достаточно, — потому что невыносимо видеть, как инстинкт борьбы за правду игнорируют, — потому что жизнь в постоянном ужасном напряжении от того, что ты прав, но нерелевантен, увечила, разъедала, — потому что воочию видеть, как свободами демократии пользуются как поводом для войны с демократией, просто ужасно, — и я просто лопалась от гнева, совершенно разваливалась…
— И все же, и все же — и все же Хомский, знала я, просто вернется в свой кабинет и продолжит работу, — на следующий день, знала я, он снова будет за столом прилежно писать стопку за стопкой рассудительных аргументов — все еще продолжать, будто у него есть какой-то шанс иметь значение, — обеспечивать костный мозг, кому надо — и кому хватает оборотливости его найти, — потому что Хомский знал, что так правильно и так надо — просто упорствовать, продолжать — с вялой, омерзительно устаревшей надеждой на то, что правота, что справедливость наконец будут признаны, — что их обязаны признать, — а его страсть, его великолепная страсть, она казалась столь крепче моей — столь крепкой и взвешенной — и так прочно стоящей на моральных и интеллектуальных источниках, — тогда как мое участие, что становилось очевидно, в первую очередь основывалось на эмоциях — и потому казалось таким несущественным — и, как я начинала опасаться, таким хрупким и страшно скоропортящимся — не надежнее паутинки, — или, иными словами, просто недостаточным для работы — для того, что требуется, — и поэтому его превосходство, начинала понимать я, заодно является и мерой моей слабости, моей непригодности для этого вызова, — его разжигающее сияние подсвечивало трещины и хлипкость моего участия, — его пример, несравненный, недостижимый, показывал меня такой, какая я есть, — со всеми моими недостатками, — ибо если он ядерное предложение, то я всего лишь трансформ, — и потому стало трудно видеть, как мой образец вдруг становится уроком о моей неполноценности, моей деривативности, — потому что через него я видела, что я — не источник, а лишь отражатель — отражение — оптический обман, — и, хотя я все еще обожала Хомского, ставила выше всех, тут мне пришла мысль, что еще я на него обижаюсь и даже ненавижу, потому что я не он — и никогда не смогу им стать, — и это, видела я, и есть разница, и есть расстояние, и я сама не знала, смогу ли его выдержать или поддерживать, — и тогда я поняла, охваченная этими наждачными мыслями, поняла, что Хомского придется оставить в прошлом — сделать частью прошлого — создать расстояние другого порядка — иными словами, бороться с болезнью близости, — потому что его принципиальное превосходство стало слишком тяжким бременем — потому что слишком трудно отвечать требованиям, поставленным самим фактом его существования…
— И вот так через одиннадцать дней я ушла — собралась, и поговорила, и объяснилась, и взяла академ, и ушла — свела две комнаты пожитков в несколько набитых и заклеенных картонных коробок, разбросанных среди куч мусора, что когда-то я считала основой своей личности, — но я должна была уехать — должна была — Соммервилл, Кембридж, они стали непригодными для жилья — я ненавидела их улицы, когда по ним ходила, — ненавидела даже названия городов — потому что, видишь ли, я стала бесполезна — да: бесполезна — бесполезна не только для Хомского, но и для себя — потому что попросту начала сомневаться — да: сомневаться, — а это невозможно вытерпеть, — потому что я знала, что стоит мне даже раз хотя бы подумать, что борьба безвыигрышна или просто того не стоит, как я уже не гожусь для борьбы, — больше того, сразу исключаюсь из рядов, — потому что первое поражение, видишь ли, заодно и решающее — то есть у нас есть всего один шанс — всего один — иными словами, как ты сама уже понимаешь, они победили — меня они победили — они победили, — а я слишком устала для сопротивления — слишком устала для всего, раз уж на то пошло… — так что делать? — куда податься? — в каком направлении отступать? — потому что выбора не осталось: куда можно деться? — либо прокрустово ложе, либо центрифуга, выбирай, — а меня не привлекает ни одна из этих технологий — нет, вовсе нет — это совсем не мой путь — и вот я здесь… — прямо здесь — в обществе с зябликом — выглядываю в деревянное окно — на деревья — стою одна — слушаю, просто слушаю — терпеливо слушаю — и чувствую себя кочевником за игрой в музыкальные стулья — выхожу из игры, когда осяду…