Харьковский Демокрит. 1816. № 6, июнь

На нас он критикою грянет
(Большой он в сказках грамотей)
И то наделает он с ней,
Что покупать никто не станет
Прекрасной сказочки моей.
Через сие я стану нищий
И буду жалкий человек.
Ты только быть мне можешь пищей
И усладишь мой горький век.
Сие Утая поразило,
Он о себе дал мигом знать.
(Давно бы так ему сказать,
Так дело бы и в шляпе было).
О! о! да как ушёл далёко,
В дремучий лес вступает он.
Вдали мерцается огонь,
К нему шагает он широко.
Но долго ли Утай мой шел?
И шел ли скоро или тихо?
Сказать сего б я не хотел:
Богатыри все ходят лихо!
И моему кто не велел,
Чтобы придти к огню мгновенно?
Уже давно он у огня,
Имея сердце восхищенно
Стоит в забвении себя.
Но не от щей, что там варя̀тся,
Нет, их не видит вовсе он! 
Мог всякий бы очароваться, 
Когда б такой услышал тон, 
Какой Утай прельщённый слышит. 
Бедняжечка почти не дышит, 
Слеза с его катѝтся глаз, 
Пленил его волшебный глас. 
Песнь фантастическу, унылу 
Сей глас неведомый поёт 
И своему предмету милу 
Имён он множество даёт, 
А настоящим не зовёт: 
ˑ
«Утеха, жизнь моя и сладость, 
Блаженство ты, моя ты радость, 
И всё ты в свете для меня. 
Печаль, скорбь, грусть, моя отрава, 
Мой ум ты и моя ты слава, 
Не в силах я наречь тебя.
֍
Не ведаю тебе названья, 
Цель моего существованья. 
Моя едина благодать, 
Ты всю вселенну украшаешь. 
Ты мне вселенну составляешь, 
Могу ль тебе я имя дать.
֍
Чего, бессмысленный, желаю! 
О нет, тебя не постигаю, 
Ты неземное существо! 
Благоговею пред тобою,
Боготворю тебя душою,
Ты идол мой! Ты божество!»
ˑ
Так голос пел. И вдруг выходит
Какой-то парень молодой,
К Утаю скоро он подходит
И юной жмёт его рукой.
Так обращается к Утаю:
«О, богатырь, тебя я знаю,
Ты происходишь из яйца,
Тебя давно жду, молодца.
Теперь, Утай, в твоей лишь воле, 
Чтоб не был я в злосчастной доле, 
Лишь ты один расторгнешь ковь 
Враждующих и злых духо̀в. 
Когда меня ты успокоишь, 
Тебе и сам я услужу, 
И, богатырь, когда позволишь, 
Тебе всё дело расскажу! 
Но прежде, добрый мой спаситель, 
Пойдём ко мне в мою обитель, 
Я там пред милостью твоей 
Поставлю хлеб и соль и щей. 
Захочешь пить – я мёд имею, 
И квас хороший также есть…» –
«Ты мне большую кажешь честь, 
Я речью удивлён твоею, – 
Сказал Утай ему в ответ. – 
Ты, незнакомец, мне загадка, 
Хоть речь твоя приятна, сладка. 
Но если тут обмана нет, 
И от моей зависит власти, 
Тебя избавлю от напасти». 
Потом ко хижине смиренной 
Утая юноша повёл, 
В которой был дубовой стол, 
Холстом белейшим покровенный. 
Хозяин гостя посадил, 
Сам побежал скорей за щами, 
Носил горшки он за горшками, 
Утай их все опорожнил, 
В честь богатырскому народу 
Ведра с четыре выдул мёду, 
Да в пользу брюха своего 
Он выпил квасу в ноль сего. 
Потом, как всё уже поели, 
Хозяин начал на свирели 
Выигрывать такие трели, 
Что мой Утай оцепенел 
И, выпуча глаза, смотрел. 
Хозяин тотчас догадался, 
Как гость игрой его прельщался, 
Свирель отбросил – начал петь, 
Утай не мог тут усидеть. 
Обнял хозяина драгого: 
«О мой хозяин дорогой, 
Нет имени тебе другого. 
Скажи, скажи: кто ты такой?..» – 
«Скажу, герой премногочтимый, 
Лишь исцели меня от ран. 
Соедини меня с любимой! 
Я называюся Боян.
Во граде Киеве родился,
Мной сей великий град гордился,
Он Соловьём меня нарек,
Я был счастливый человек.
Был при Владимире, при князе,
В честях, обласкан и почтён.
Служил ему в его приказе,
Князь был игрой моей прельщён.
Он отличать меня старался,
Хоть князь, но мне он другом слыл! –
Но я недолго счастлив был,
Недолго жизнью наслаждался.
Я млад – во мне вспылала кровь – 
И я почувствовал любовь.
В одну влюбился я девицу,
Румяну, белу, круглолицу,
На ней жениться был готов,
Но было, знать, судьба̀м угодно,
Иль строгой участи моей,