Харьковский Демокрит. 1816. №№ 1-6

Первейшая – чтоб есть, другая – денег боле 
Желается ему достать чрез плуг и поле. 
О, интерес, и тут ты тоже, интерес, 
Твой видно и в пыли блеск яркий не исчез; 
Но пусть то хорошо, что ты к трудам охотишь, 
Да чем же после нам за те труды заплотишь?
Привычкой к жадности, привычкой к грабежу. 
И что то истина, я твёрдо докажу. 
Боится, например, в посты есть пахарь с соком,
И маслом щи подбить считает он пороком; 
Боится выбранить кумы своей куму, 
И хлеб собаке дать, что нищий клал в суму; 
Боится крест стереть, написанный в крещенье,
Боится ворона убить в своём селенье; 
Боится курицы, что пела петухом, 
И голубей стрелять считает он грехом; 
Охотнее готов с своим расстаться домом, 
Чем погасить пожар, зажжённый в оном громом;
Боится мельников, боится ворожей, 
Боится мертвецов, боится росстаней;* 
Короче, он всего боится – уступает, 
Где только интерес его не воружает, 
А для него готов и вдовий луг скосить, 
И в поле сироту копною заделить; 
Готов за сноп один вонзить соседу вилы: 
Вот как и набожным душа̀м прибытки милы! 
Рассмотрим и купца, который и гроша 
С тем в руки не возьмёт, не сделав барыша;
Что рыба без воды, растение без влаги, 
Хвастун без языка, подьячий без бумаги, 
То точно и купец без интереса есть: 
Он божество его, и жизнь его, и честь. 
От полюса пройти до полюса другого 
Не поленѝтся он для барыша большого; 
А вера и закон ничто суть для него, 
Коль нет ему от них прибытку ничего. 
Купец для барыша не только к аду ближе, 
Но и за ад ещё готов спуститься ниже, 
И если б в Та̀ртаре публиковать подряд, 
То точно бы он там был торговаться рад. 
Попробуйте открыть вдруг пред его глазами
И рай, небесный дом, и биржу с кораблями, 
И посмотрите, что скорей его займёт: 
Жилище ли святых иль торг и оборот? 
«Един Бог без греха», – вот что, вздохнув, он скажет, 
И в зал купеческий вести себя прикажет. 
Там смоляной матрос и шкипер с колбасой
Приятней для него, чем Авраам святой: 
«Начто о будущем так рано заниматься? 
В могиле, – скажет он, – успеем належаться». 
Рассмотрим барина, которой вопиет, 
Что Ной по грамоте отцу его есть дед, 
Что предок был его при штурме Ерихона, 
А потому и герб его – с мечём корона, 
Что за отечество, за веру и любовь 
Готов охотно он пролить до капли кровь; 
Рассмотрим мы его поближе и потоне,* 
Что есть отличного в кичливой сей персоне? 
То правда, что он есть в отечестве тот член, 
На коем главный руль правленья укреплен, 
Ветр с поля без него так сильно в парус дунет,
Что весь гражданской груз тотчас на камень сунет, 
И чтобы чернь была в связи как двор один, 
Необходим в таком дворе есть дворянин. 
Многоразличные правленья – суть – машины, 
Имеют колеса̀, валы, зубцы, пружины, 
Что всё хоть государь и мудро сорудил, 
Но нужен человек, чтоб в срок их заводил,
А ѝначе тотчас всё двигаться престанет,
И гиря и закон лежать без действа станет.
А кто тот человек? Не нужно толковать,
Ни как его зовут, ни где его сыскать,
Известны всем его и имя и порода,
Известны, но, увы, в семье не без урода;
Коварный интерес и эту чисту кровь
Умеет очернить через свою любовь.
Нередко офицер, имея алчность к злату,
Не полный выдаёт паёк мукѝ солдату, 
И там уже, где всё извешено лот в лот,
Старается найти на терезях доход.*
Нередко комендант, дарами обольщённый,
Без совести сдаёт редут, ему вручённый.
Нередко генерал, для равной же вины,
Переменяет ход счастливыя войны.
И быв неустрашим среди картечь летящих,
Робеет и бежит от талеров блестящих.
Увы, отечество, увы, и ты, закон, 
Не слышимы вы там, где слышен денег звон!
Но это лишь в войне, то что ж увидим дале, 
Когда явимся мы в судейской мирной зале? 
Там алчный секретарь, не делом утруждён, 
А мздой виновника великой убеждён, 
Ворочает листы, перебирает числы, 
Стараясь в них найти указа разны смыслы,
Дабы чрез то не он законы исполнял, 
А делал то закон, что секретарь сказал. 
Короче объяснить, сей изверг государства 
Закон чтёт за царя без подданных и царства,
И им, как мышьяком, и лечит и мертвит, 
Смотря то потому, как интерес велит. 
А выбранный судья дворянскими балами, 
Не занимается казёнными делами, 
Сидит и думает, какой бы взять предлог, 
Чтоб и его в пять цифр длиною был итог; 
Сидит – но секретарь, заметя план судейский,
Подходит с важностью, яко посол индейский,
И говорит ему: «Обряд не есть закон, 
И так я думаю, что время выйти вон, 
Понеже сбившиесь просители, как туча, 
Желают выхода, присутствием наскуча; 
Законы ж вам велят и дома то читать, 
О чём намерены в суде вы рассуждать, 
И не затем они нас здесь определили,