Прекрасный секрет (ЛП)

 – Я совершенно уверен… Имею в виду… – я разочарованно вздохнул от собственных спутанных мыслей. – Я хочу, – наконец сказал я.
 Руби хихикнула и упала на кровать, потянув меня за собой. Мы мягко приземлились, слегка подпрыгнув на матрасе, и я перекатился к ней ближе, выскальзывая из рубашки. Будто мы заранее договорились – или делали так на протяжении десятилетий – она согнула колени и сплела ноги с моими, а я свернулся рядом с ней.
 Лишившись дара речи, я посмотрел на нашу позу.
 – Мы хорошо смотримся вместе, – пришла к выводу Руби. – И посмотри только. Я все-таки утащила тебя на кровать, – она разгладила морщинки у меня на лбу. – Чтобы ты понимал, я хочу провести с тобой время, обниматься и болтать, – заверила меня она, – нам не обязательно раздеваться перед ужином. И после тоже.
 Я улыбнулся и придвинулся ближе, проводя рукой по ее животу к другому бедру.
 – Расскажи о своей семье.
 – Давай посмотрим… – ее рука принялась поглаживать меня по задней стороне шеи, ныряя в волосы. – У меня есть брат, он мой близнец…
 – У тебя есть брат-близнец? – спросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, дарить ей еще один своей рукой и проводить с ней последние пять дней вместе, не зная такие элементарные вещи?
 – Ага, он учится в медицинской школе Калифорнийского Университета. Его зовут Крейн.
 – Крейн? Не то имя, которое часто встретишь.
 – Ну, все называют его по фамилии, Миллер, но да, – задумавшись, она провела пальцами по моим волосам. – Он хороший.
 – А ваши родители?
 – Они женаты, – сказала она, встречаясь со мной взглядом. – Живут в Карлсбаде, к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они психологи.
 Я немного отстранился, изучая ее.
 – Как так вышло, что твои родители психологи, а ты кажешься такой… нормальной?
 Рассмеявшись, она шутливо толкнула меня в грудь.
 – Это такой дурацкий стереотип. Ведь наоборот, если родители отличные психологи, то дети более уравновешенные, никак не психи.
 – Неплохой вариант, – я почувствовал, как начал улыбаться. Она… Она невероятная. – Значит, ты росла в Карлсбаде, прежде чем поступила в UCSD?
 – Угу, – промычала она, сосредоточившись на том, как вперед-назад водила пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который лишь изредка портил мне свидания… – казалось, она отвлеклась, и это подтвердилось, когда она потянулась поцеловать мою шею. – Я счастлива.
 – Значит, никаких скелетов в шкафу? – пробормотал я.
 Руби медленно отстранилась, и ее взгляд на мгновение затуманился.
 – Никаких скелетов.
 Поглаживая ее ребра, я изучал выражение ее лица, прежде чем очень тихо ответить:
 – Это прозвучало не очень убедительно.
 Я понятия не имел, почему так сказал, но теперь мне стало необходимо знать. Грудную клетку туго стянуло от этого ощущения близости, что означало большее, нежели флирт, поцелуи и касания. Это то, в чем я нуждался, и при этом боялся искать: близость в общении перед действием.
 – Хорошо, – слегка улыбаясь, сказала она. – Но ты первый.
 Удивленный, я моргнул. Никак не ожидал, что после моего вопроса мы снова вернемся ко мне.
 – Что ж, полагаю, мое детство было счастливым. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны, но дети редко замечают такие вещи, как нехватка денег, когда у них есть все, что нужно. Мой брак, как я, возможно, уже упоминал, был довольно… тихим. Особенно по сравнению с детством и шумными братьями и сестрами. Мы не часто спорили и не часто смеялись. И в конце осталось не так много, что нас удерживало вместе, – пока слушала, она пальцем очерчивала край моей челюсти. – Наверное, мой скелет – это моя сдержанность и то, что я провел большую часть моей юности и молодости с женщиной, которую, вероятно, в оставшуюся часть жизни так и не узнаю. Это ощущается впустую потраченным временем.
 – Твоя сдержанность? – тихо повторила она.
 Кивнув, я пробормотал:
 – Я всегда интересовался людьми, что встречаются мне на пути.
 – В каком смысле?
 – Дружелюбными. Интересными, – ответил я. – Ответственными.
 – Ты жуть какой ответственный, – на ее губах заиграла ухмылка. – Может, еще немного замкнутый.
 Смеясь, я признался:
 – В точку. Я всегда был тихим, немного неловким. Макс и Ребекка, они ближе всех мне по возрасту, всегда дурачились. А я замкнутый, но при этом способный на то, что им не под силу.
 – Кажется, я хочу подробностей…
 Качая головой, я наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и ответил, прижавшись к ее коже:
 – Твоя очередь.
 Когда я отстранился, то увидел, что она уставилась на мой подбородок, медленно рисуя круги по моей шее.
 – Руби?
 Она подняла взгляд, и я наблюдал, как она сделала глубокий вдох.
 – На первом курсе у меня был плохой бойфренд, – сказала она просто.
 Слова были настолько расплывчаты, что я не был уверен, о чем именно она говорит. Он был жесток с ней? Изменял?
 – Что ты имеешь в виду?..
 – Наверное, считать его бойфрендом не совсем правильно, – склонив голову на подушку и обдумывая свои слова, сказала она. – Мы пару раз ходили на свидания, и ему хотелось секса, до того как я была готова. Но он добился своего.
 Когда я осмыслил сказанное, мое сердце, казалось, намеревалось выскочить из глотки, от чего мой голос прозвучал сдавленно:
 – Он сделал тебе больно?
 Когда я посмотрел на ее изящный овал лица, хрупкие скулы, полные губы и большие глаза, которые открыто смотрели на меня, я ощутил собственное бешеное сердцебиение; меня накрыла такая волна гнева и желания мести, какой раньше я никогда не испытывал.
 Она пожала плечами.
 – Немного. Это не было чем-то драматично жестоким, просто неприятным. То был не первый мой раз, но…
 Я понимающе посмотрел на нее.
 – Это в любом случае больно.
 Она кивнула, снова сфокусировавшись на моем подбородке.
 – Да. Так что, ты спрашивал о скелетах. Думаю, это мой.
 Я был потерян. Я почувствовал, как мой рот открылся и закрылся снова. Мне хотелось пробить дыру в стене, обнять ее и укрыть собственным телом. И тогда, инстинктивно забеспокоившись, я убрал свою руку с ее талии.
 – Остановись, – с неуютным смешком сказала она. – Вот почему я не люблю об этом рассказывать. То была плохая ночь, но одно из многих преимуществ, когда твои родители хорошие психологи, – что ты учишься говорить о таких вещах, и находишь помощь.
 Руби казалась такой пышущей здоровьем, такой невозмутимой, так легко начинающей отношения. Казалось, она готова к секс-приключениям, но при этом я хотел быть более внимательным к ней, чем с кем-либо, имеющим хороший и плохой опыт; она готова быть осторожной со мной, но также требовала к себе бережного отношения.
 – Просто спроси меня, – верно истолковав мое выражение лица, сказала она. – Если мы собираемся делать это, – она показала на нас двоих, – ты должен знать подобные вещи обо мне.
 – Ты не… – начал я, чувствуя себя неуклюжим, будто находился в стеклянной комнате, сглотнул, затем еще раз, затем покашлял.
 – Найл, – потянувшись ко мне и ненадолго задерживаясь поцелуем в уголке моего рта, сказала она. – Спроси.
 – Секс… для тебя не проблема, – это был не вопрос, и я хотел закрыть глаза и тут же исчезнуть, когда почувствовал волну смущения, обжигающую кожу. Она такая открытая, ей так комфортно быть сексуальной.
 Похоже, она не заметила, и мои грубоватые слова ее не обеспокоили.
 – Поначалу была, – начала она. – Или может быть, это иногда по-прежнему так. Примерно целый год я была немного… не в себе. Я спала с кучей парней, будто заявляя вселенной: «Эй, я выбираю делать это! И то, и еще вон то». Но мне помог мой психотерапевт. Что в действительности с Полом дело было не в сексе. Это была неприятная история. Моменты, когда после него я была с парнями, не были похожи на тот. Я не чувствую, будто он меня сломал, просто показал, что некоторые люди просто… плохие.