Маленькая птичка (ЛП)

— Ну, ты меня не будешь купать. — Здоровяк улыбается мне.
— Не отказывайся, пока не попробуешь.
— Я хотела бы сохранить хоть немного достоинства, придурок.
— Давай. — Он быстро расправляется с наручниками и, вместо того чтобы надеть их передо мной, когда снова сдерживает меня, он надевает их за спину, так туго, что мои плечи стягиваются, мои мышцы протестуют под неестественным углом.
— Знаешь, я все еще могу использовать свои ноги, — самодовольно говорю ему, — и также легко могу сломать тебе шею.
Его теплая грудь прижимается к моей спине:
— Лекс, возможно, медлит, чтобы пустить пулю тебе в голову, но я не буду колебаться, малышка.
Я выхватываю немного информации об этой задержке и хихикаю.
— Но ты не сделаешь этого.
— Почему это?
Я дразнила его, но если все равно собиралась умереть, какое это имело значение?
— Ты слишком напуган, чтобы ослушаться своего хозяина. — Он угрожающе рычит позади меня. — Я ошибаюсь?
Меня сильно толкают, что я теряя равновесие, ударяюсь коленями о твердый деревянный пол, боль пронзает мои ноги и бедра.
— Как кто-то еще не отрезал тебе язык, я не понимаю. — Ворчит Здоровяк, поднимая меня на ноги. Бросив быстрый взгляд на его лицо, я клянусь, что вижу улыбку, но это не может быть правдой.
Ванная, в которой мы останавливаемся, находится на том же этаже, что и комната, в которой меня держат, и она огромна, в центре стоит ванна на ножках с латунными кранами, а слева, у дальней стены, стоит мраморный туалетный столик, зеркало над ним занимает всю стену, золотая рама замысловато переплетается по бокам и краям с виноградными лозами и цветами. С другой стороны есть душ, достаточно большой, чтобы вместить четверых, и туалет. Здесь пахнет цветами, чистотой, и я делаю глубокий вдох. Несмотря на ситуацию, душ обещает быть восхитительным.
— Ты можешь уйти прямо сейчас, — говорю Здоровяку.
— Я так не думаю.
— Я не буду мыться здесь с тобой!
— Ты всегда можешь обойтись без душа.
— Нет!
Здоровяк смеется, скрещивает руки на груди и прислоняется к стойке, наблюдая за мной, бросая мне вызов.
Он серьезно сейчас?
Мне хочется ударить его, но с этими проклятыми наручниками я ни хрена не могу.
Черт возьми, я не собираюсь плакать.
— Не могу дождаться, когда смогу стереть эту чертову улыбку с твоего лица.
— Можешь попробовать, — рычит он.
— Прекратить. — Александр входит в ванную, весело приподнимая уголки своего восхитительного рта. — Продолжай, Райкер, я могу просто позволить ей выстрелить тебе в лоб. В чем проблема на этот раз?
  
Глава 8
 
ЛЕКС
Рен смотрит на меня так, словно ничего не принесет ей большего удовольствия, чем разорвать мне глотку голыми руками. Я верю, что она способна это сделать.
Каким мужчиной я буду, если это дерьмо заведет меня?
— Ты будешь вести себя хорошо, Маленькая птичка? — спрашиваю я, ожидая услышать предательский звук хлопнувшей двери позади меня. Райкер на самом деле не собирался стоять здесь с ней, нет. Нет, никто больше не увидит ее такой.
Я пытаюсь вспомнить всех заключенных, которых держал в своей крепости и позволял им утешать себя, но не могу ни кого вспомнить. Люди, которых я привожу сюда, здесь по одной причине. Они умрут.
Они облажались и их за это наказывают, или они просто средство для достижения цели, как Рен. Только я не должен позволять ей мыться, не должен кормить ее и следить за тем, чтобы ей было удобно. И все же мы здесь, и я все это ей позволяю.
Она пристально смотрит на меня, ее ноздри раздуваются, когда она делает рваные вдохи.
— Сейчас я сниму с тебя наручники, — говорю ей. — Будет мудро вести себя прилично.
Я пересекаю пространство между нами и захожу за ее спину, втыкаю ключ в наручники, жду, когда щелкнет запирающий механизм, а затем вытаскиваю их. Красные рубцы отмечают ее безупречную кожу, и она потирает запястья, нажимая пальцами на следы.
Моя грудь сжимается.
Какого хрена?
— Раздевайся.
— Ты серьезно? Ты не позволишь оставить мне крупицу достоинства?
 
Я изгибаю бровь.
— Нет.
— Отвернись.
— Нет.
Из ее рта вырывается протяжный выдох.
— Почему бы тебе просто не убить меня прямо сейчас, а? — кричит она. — Ты все равно это сделаешь, просто покончим с этим!
— Всему свое время, Маленькая птичка.
Она заметно сглатывает, это первое проявление страха, которое та показывает мне с тех пор, как я забрал ее много дней назад. Мне это не нравится.
Но и это чувство мне больше не нравится. Со мной что-то не так, должно быть. Спазмы, которые сжимаются у меня в животе, давление в груди. Должно быть, я чем-то заболел. Как раз то, что мне нужно.
Я делаю шаг вперед.
— Прикоснись хоть пальцем к моему телу, Сильвер, и я сломаю каждую кость твоей руки.
— Не обманывай себя, Маленькая птичка, — рукой обхватываю ее подбородок, пальцами вдавливаюсь в мягкие ткани ее щек, — если я прижму эти руки к какой-либо части твоего тела, это потому, что ты попросила меня об этом. Умоляла.
Несмотря на руку, которая держит ее лицо, ей все же удается вызывающе поднять подбородок, показывая мне свое красивое лицо.
— К тому времени, как хоть один палец пробежит по твоей киске, ты будешь скользкой и влажной и будешь хотеть того, что я должен был тебе дать.
Ее глаза расширяются, а горло сжимается. Я не скучаю по тому, как дрожат ее бедра, умоляя, чтобы их прижали друг к другу, хотя бы для того, чтобы облегчить боль между ног. Я практически чувствую запах ее возбуждения, и это дерьмо нехорошо.
Мой член дергается, полностью готовый погрузиться по самые яйца глубоко внутрь нее и заставить выкрикивать мое имя.
— Тебе нужно это, Маленькая птичка? — Я дразню сквозь стиснутые зубы, мои пальцы сжимаются сильнее.
— Перестань называть меня так, — выдыхает она, но в ее словах нет протеста. Втайне она любит и одновременно ненавидит это.
Несомненно, ее смущает влечение ко мне. Человек, который чуть не убил ее всего несколько дней назад, тот самый человек, который похитил и привязал к кровати в чужом доме, практически не сообщая, почему.
Совершенно и абсолютно невиновен.
Эти слова насмехаются надо мной.
Я поставил перед собой задачу избавиться от всего этого дерьма. Нет никакого способа сделать это в мире, когда ваша человечность все еще где-то потеряна. Вы берете то, что вам нужно, то, что вы хотите, и вам все равно, кто пострадает в процессе. Вы крадете и убиваете, потому что это дает вам силу. Вы вселяете страх в окружающих вас людей, чтобы поддерживать свой авторитет.
Но это. Эта вина убьет меня задолго до того, как я получу шанс причинить ей вред.
Я стою так близко, что вижу оттенки рыжего в ее волосах, легкую россыпь веснушек на коже. Потом притягиваю ее к себе, опуская голову так, что мои губы трутся о ее кожу.
Ее подбородок все еще вызывающе поднят в моей хватке, ее руки сжаты в кулаки по бокам.
— Можешь сказать, — говорю ей шепотом, проводя языком по ушной раковине, — твоя тайна в безопасности со мной. Ты хочешь меня и ненавидишь себя за это.
Она набрасывается, широко размахивая руками, чтобы ее кулак попал мне прямо в челюсть. Я ловлю его в последнюю минуту, сжимая весь ее кулак в своей руке. И убираю руку от ее лица, слегка толкая ее, чтобы она отшатнулась от меня, но не выпускаю кулак из своей ладони.
Эйнсли была права: она такая маленькая, крошечная хрупкая штучка, которую легко раздавить, и все же она стоит гордо. Громко ревет и держится так, как будто она самый большой человек в мире. Нетрудно понять, почему большинство людей недооценивают ее, и она использует это в своих интересах.
Я сжимаю ее руку, не настолько сильно, чтобы что-то сломать, но весьма ощутимо, потому что костяшки ее пальцев сжимаются вместе, а пальцы прижимаются слишком сильно. В уголках ее глаз появляются морщинки, но кроме этого она не подает виду, что ей больно.