Маленькая птичка (ЛП)
— Ты такая смелая девушка, — говорю ей.
— А ты свинья.
Я втягиваю ее нижнюю губу в рот, царапая ее зубами, прежде чем снова отпустить. Потом резко отпускаю девушку и делаю шаг назад, прежде чем сделать что-нибудь глупое, например, снова поцеловать ее.
— Раздевайся, птичка, принимай душ, — велю ей, — я позволю тебе некоторое подобие нормальности, прежде чем лишу его.
— Знаешь, это жестоко, — говорит она мне, словно отказываясь от борьбы за то, чтобы я вышел из комнаты.
Она стягивает рубашку через голову, обнажая напряженные и подтянутые мышцы живота. Серебряная сережка блестит у нее в пупке, а на боку над ребрами выгравирована еще одна татуировка.
Я сразу понимаю свою ошибку.
Ее изгибы, все они выставлены на всеобщее обозрение прямо сейчас: впадина ее талии, голые бедра. Ее грудь покрыта кружевным укороченным топом, напоминающим бюстгальтер, но не таким поддерживающим. Не знаю, как они это называют, но он ничего не скрывает. Я вижу очертания ее груди, соски, просвечивающие сквозь полупрозрачный материал. Грудная клетка быстро двигается, ее дыхание становится частым.
Затем она переходит к своим маленьким шортам и стаскивает их со своих подтянутых ног, выходя из них, пока не остается только в этом крошечном лифчике и трусиках.
Ебать колотить.
Я думал, что чувствовал боль раньше, но смотреть на такую женщину, как Рен, и не иметь возможности даже прикоснуться к ней не просто чертовски больно. Это сущая пытка.
Я задираю подбородок к потолку, глядя на маленькую птичку передо мной, огненное желание горит в моих венах так горячо и мощно, что мне требуется все, чтобы не сломать и не сорвать остатки одежды с ее тела. Я чувствую, как мои ногти впиваются в ладони, острые края прорезают кожу, позволяя каплям крови утонуть под ногтевым ложем.
Блядь.
Я был свидетелем того, как ногти выдергивали из пальцев, мозги разлетались по стенам, и все же я не могу видеть обнаженную взрослую женщину, не реагируя, как мальчик-подросток!?
Это картинка действительно грубо имеет меня в зад, когда я смотрю на нее и хочу ее, но не прикасаюсь к ней.
Она не отрывает своего зеленого взгляда от моего, ни разу не поворачиваясь спиной к монстру в комнате, и включает душ, давая воде несколько секунд нагреться, прежде чем ее босые ноги скрипят по плитке на полу ванной, и она перемещается, под душ, все еще в нижнем белье.
Стекло тут же запотевает, и только тогда, когда у нее есть хоть какая-то защита в тумане стекла, она снимает остальную одежду, бросая мокрое кружево в угол душевой.
Она стоит под брызгами, вода с силой обрушивается на ее обнаженное тело. Стекло уже запотело, но я все вижу: изгиб ее груди, то, как они выпячиваются, когда она выгибает спину и наклоняет лицо к воде.
Проклятая сирена.
Вода смачивает ее рыжие волосы, выпрямляя кудри, и они липнут к ее спине. Ее задница круглая и тугая, задорная, идеальная для руки, чтобы сжимать, ласкать и шлепать. Она подняла лицо к душу, позволяя воде смачивать кожу и катиться по ней. Капли перекатываются между губами, прилипая к ресницам.
Отвернувшись, я подхожу к туалетному столику и хватаюсь за мраморную стойку.
Я не могу просто оставить ее здесь одну, хрен его знает, какие неприятности она доставит, но если останусь здесь дольше, то думаю, что могу просто присоединиться к ней в этом душе. Был ли я когда-либо так искушен раньше?
Нет, никогда не было необходимости поддаваться искушению, я мог просто получить то, что хотел.
Но она, она дочь заклятого врага. Оппозиция. Ублюдок, угрожающий моей семье и моему городу.
Даже напоминаний недостаточно, чтобы подавить возбуждение.
Она даже не знает, кто она. Почему она здесь.
Я твердо стою у стойки, руками сжимаю мрамор достаточно крепко. Уверен, что смогу его разбить, но даже я знаю, что не суперчеловек, и это дерьмо не сломается под давлением, в отличие от меня, верно. Ну пока что.
Наконец душ выключается и открывается стеклянная дверь.
Я ловлю ее отражение в зеркале над туалетным столиком, и если я думал, что видеть ее раньше было плохо, то видеть ее такой, как сейчас — это агония.
Мокрая кожа, капли воды стекающие по изгибам, следуя всем линиям ее тела, я бы хотел, чтобы мой язык мог их проследить, рыжие волосы прилипшие к спине. Розовая кожа, широко раскрытые глаза.
Так невинно.
Дерьмо.
Дерьмо.
Глава 9
РЕН
Есть что-то вдохновляющее в мужчине, поставленном на колени вашим телом. Я вижу это ясно как день: он хочет меня, и это, блядь, убивает его.
Хорошо.
Надеюсь, увидев меня, он рассыплется на части внутри. Я надеюсь, что это выворачивает его наизнанку и заставляет его сердце бешено колотиться.
К чему я не готова, так это к моему собственному желанию, пылающему как ад в глубинах моего нутра. Это больно, травмирует, и все же, как бы ни старалась контролировать себя, я также сильно хочу его.
Если он чудовище, то кто я тогда?
Этот человек похитил меня, ради всего святого. Я ударила его ножом, и все же, моя киска сжимается, становясь мокрой, от похоти мозги затуманены, а границы между нами стираются.
Можно же попробовать, конечно. Просто прикосновение, легкая ласка.
Нет.
Я не буду этого делать. Он может продолжать хотеть меня, может продолжать войну с самим собой, но я не доставлю ему удовольствия, чтобы после этого тот пустил мне пулю между глаз. Потому что именно так это и закончится. Он не сказал этих слов, но я не дура. Потому что ни за что не уйду отсюда с бьющимся сердцем в груди.
Грустно, что моя жизнь оборвется всего в двадцать три года, но я не боюсь конца.
Я выдергиваю полотенце из сложенной стопки рядом с душем и обматываю его вокруг тела, а затем беру другое и завязываю его вокруг волос, собирая мокрые пряди на макушке тюрбаном. Теперь когда я прикрыта, его глаза становятся пустыми, с легким удивлением во взгляде.
— Ты закончила?
— Да.
— Хорошо.
Резко, коротко и холодно, как лед.
Когда я следую за ним в свою комнату, в моей голове формируется план. Мужчина хочет меня — это очевидно, и если я смогу подобраться к нему достаточно близко, возможно, смогу использовать это в своих интересах. Он носит с собой пистолет, может быть и другое оружие, мне просто нужно его найти.
Я смотрю на его грозное тело, на то, как двигаются мускулы его спины и плеч, как быстро его ноги съедают пространство перед ним. Его порочная красота несправедлива, брутальные линии, составляющие его тело, означают, что эта маленькая война между нами неравна. Монстр не должен выглядеть так хорошо.
Вернувшись в комнату, я смотрю на кровать, простыни чистые, а не мятые, как прежде. Должно быть, его экономка сменила их, пока нас не было.
— Могу ли я верить, что ты не выпрыгнешь из окна, если я не надену наручники?
— Это зависит от… — пожимаю плечами я, направляясь к окну, чтобы взглянуть вниз. Три этажа и прямой край с абсолютно нулевой возможностью спуска вниз, никаких желобов или шпалер в поле зрения. Если бы я прыгнула, то сломала бы обе ноги, если не больше.
Когда я снова поворачиваюсь к Александру, он ухмыляется, снисходительно и самодовольно изгибая губы. Я закатываю глаза.
— Я не буду убегать в окно, — отвечаю ему.
— Хорошо. — Он больше ничего не говорит, поворачивается и направляется к двери. — В ящиках есть чистая одежда. Наслаждайся.
— Ты знаешь, что это не так, как должно быть, — кричу ему вдогонку, — вся эта доброта заставит меня поверить, что у тебя все-таки есть сердце.
— Не обманывайся, Маленькая птичка, это не доброта, просто я, — он поджимает губы и вертит головой из стороны в сторону, пережевывая слова, которые хочет использовать, — предлагаю тебе небольшое утешение, прежде чем я заберу все.
— Значит, так все и закончится? — говорю я, задерживая его в комнате еще немного. Когда не уточняю, что именно, он засовывает руки в карманы, выгибая бровь и ожидая, что я продолжу.