Свадебное путешествие
— И?.. — откликнулся Поль, словно хотел спросить еще о чем-то.
— Не спрашивайте больше, — умоляюще произнесла она. — Не могла же я такого предвидеть, — прибавила она, утопая в слезах, — но скажите, что вам нужно, за ценой дело не станет, я сбегаю и найду. Или вы не верите, что я могу бегать?
— Есть кое-кто, кто бегает быстрее вас.
— Кто же?
— Сиска.
— А трактир?
— Закрыть его надо на этот вечер, — ответил Поль, выходя за дверь и оттуда подзывая Сиску.
Сиска быстро поднялась наверх, топоча, как пахотная лошадь, и немного напоминая ее своей походкой.
Она встала перед доктором, который выписывал рецепт. Он протянул его ей.
— Иди, — сказал он, — к аптекарю Ван Беркелаару, это в пяти минутах ходьбы отсюда.
— Я его знаю.
— Дай ему этот рецепт. Если он ответит, что для приготовления нужно время, попроси его отдать тебе все ингредиенты, нужные для снадобья. Кстати, я это пишу внизу, под моей подписью. Не нужно красиво упаковывать, но принести поскорее необходимо. Беги.
— Дайте денег.
Розье нехотя полезла в карман и все медлила, не спеша отыскивать там кошелек. Доктор дал Сиске пять франков, и, ожидая ее, наполнил водой на две трети глиняный кувшин.
Не прошло и десяти минут, как вернулась Сиска. Доктор взял у нее из рук пакет с веществом, походившим на соль, которое он высыпал в кувшин; потом тем же образом опустошил содержимое одного флакона, потом другого, который, едва его откупорили, тут же распространил по комнате нестерпимый запах щелочи. Он размешал эту смесь обеими руками, ставшими после этого красными, почти кровавого цвета. Обе женщины чихали и кашляли.
— Найдите мне фланелевую ткань, — сказал он Розье.
— Мою нижнюю юбку, возьмите мою нижнюю юбку, мсье, — воскликнула Сиска.
— Да ведь юбка-то совсем новенькая, — возразила Розье.
— Не важно, мсье доктор, — сказала Сиска. — Берите!
И она вытащила из-под платья свою нижнюю юбку, порвав ее на куски прежде, чем Поль успел ей возразить.
— Добрый Боженька воздаст мне за это, — сказала она.
— Сиска, — сказал Поль, сам решивший в таких обстоятельствах быть для Сиски добрым Боженькой, — теперь найди мне все одеяла, какие только в доме есть.
— Мадам, дайте ключ от шкафа, — сказала Сиска Розье.
— Пойду сама найду, — отозвалась Розье, — они здесь, рядом с кабинетом.
Розье держала белье и предметы туалета в шкафу, ключ от которого не хотела доверять Сиске; там у нее лежала целая стопка и новых и старых одеял, числом десять.
— Теперь слушайте хорошенько, — вымолвил Поль, — сейчас вы разденете вашу дочь догола; сделав это, подложите под нее два одеяла, вымоченных в той смеси, что в кувшине.
— Но это мне их не испортит? — поинтересовалась Розье.
— Возьмите несколько кусков нижней юбки, это тампоны для растираний, будете окунать их в раствор и растирать тело Гритье целиком, с головы до ног. Ты, Сиска, три что есть сил, а когда устанешь, как и несчастная мадам, которая стоит здесь же, возьми еще одно одеяло, вымоченное в растворе. Набрось его сверху на тело поверх всего остального, оставив непокрытой одну только голову.
— Если только и надо растирать да трясти, чтобы она пробудилась… — промолвила Сиска, засучивая рукава до локтей и беря куски нижней юбки. — Давайте, мамаша, за работу. А вам, мсье доктор, лучше выйти, вам тут не место. Мы вас кликнем, когда покончим с этим.
— Если понадоблюсь, — сказал он, выходя из комнаты, — я буду стоять за дверью, на лестнице.
Уже стоя там, он услышал, как обе женщины расчихались и раскашлялись не на шутку. Розье говорила:
— Какая она холодная, бедная овечка.
А Сиска:
— Давайте же. Молодая хозяйка, червям вы еще не достанетесь, мы вас разбудим. Что, Гритье, вам из-за меня больно, а? Да ведь это для вашего же блага, милая хозяйка. Это как следует разгорячит вашу кожу, такую нежную, бедная дочурка Боженьки милосердного, зато уж она сама поправится.
— Ты слишком сильно растираешь, — говорила Розье, — так ее саму на кусочки разорвешь.
— Нет, мадам; я знаю, что задумал доктор: он хочет, чтобы к коже прилила кровь; чувствуете, как это крепко и как горячо?
— Это благодать, что он пришел! — говорила Розье.
— Благодать, и я так же думаю, — откликалась Сиска. — Вы устали, мадам?
— У меня силенок побольше, чем у тебя, — отвечала Розье.
— Вот малорослые худышки, — отвечала Сиска, — да они крепче железа. Растираем!
— Берегите лицо, — сказал доктор из-за двери.
— Уж конечно, — отозвалась Сиска, — а вам еще не время зайти! Смелей, мадам!
— Какая тяжелая, — сказала Розье.
— А по мне, так вовсе нет, — ответила Сиска, — хотя да… да нет… Как будет жалко, Господи Боже мой, если вы и вправду, а такая красавица, такая добрая, бедная молодая хозяюшка! Силы небесные! Иисус и Мария! Богородица наша! Верните нам ее, она ведь никогда не совершала плохого, была такой смиренной. Верните нам ее! Иисус! Мария! А уж я вам каждую субботу буду ставить по толстой свечке. Верните нам ее!
Розье снова зарыдала. Поверх шума, рыданий, слов Поль различил звук сильнейших растираний и сильно раскачиваемого тела. Он вдруг крикнул:
— Хватит! Теперь прикройте ее.
Это было сделано в мгновение ока.
— Я могу войти?
— Да, мсье доктор, — ответили обе хором.
VIII
Вдруг все треволнения сменились мертвым штилем. Розье и Сиска, еще даже не отдышавшись, встали, сложив руки и воззрившись на девушку, у которой они могли различить только длинные темные волосы, разметавшиеся по подушке во все стороны и обрамлявшие ее бледное лицо темным кругом.
Две зажженные свечи, стоявшие на столе, позволяли рассмотреть ясные черты и нежный, точеный и простодушный профиль Гритье.
Десять минут молчания прошло словно десять веков, пока его наконец не прервала Розье, обратившись к Полю:
— Что ж, так вот оно какое, ваше чудодейственное средство, вот уж мои похвалы-то снадобью вашему… Взгляните сами, как оно мне на пользу!
Казалось, она хотела оскорбить его, но пока еще не осмеливалась.
Он же, оставаясь бесстрастным и очень мягким, не удостоив ее строгого ответа, сказал только:
— Терпение, моя бедная мадам!
— Теперь только и остается, что говорить о терпении и о бедной мадам! — воскликнула Розье. — А надо-то исцелить ее.
— Думаю, что могу вам это обещать, — сказал он.
— Я-ду-маю-что-мо-гу… — упирая на каждый слог, передразнила его Розье. — Что за сладкую песнь вы мне тут поете, а!
— Мадам, — по-прежнему мягко отвечал Поль, — прошу у вас еще несколько минут терпения, и вы будете уже не так удручены, как сейчас. Хотите подтверждения?
— Да, — и Розье угрожающе качнула дрожащей головой.
— Тогда слушайте: сейчас трескучий мороз, и вы, уж конечно, сможете принести мне замороженной воды.
— Думаю, да, конечно, — сказала Сиска, — целый чан, где я полоскаю белье — он уже две ночи как стоит во дворе. Там наросло льда в три пальца толщиной. Это вам надо, мсье доктор?
— Да, — отвечал он, — и кусок побольше, с человеческую ладонь.
Сиска снова схватила свечу и галопом сбежала вниз по лестнице, производя одна столько шума, сколько не под силу было бы толпе женщин.
Розье умолкла, в смущении ожидая этого куска лада, посредством коего ей было обещано подтвердить возможность воскресения Гритье.
Поль, не глядя на нее, прислушивался к тому, как Сиска во дворе, стуча деревянными башмаками, колола в чане лед.
Она вернулась с куском, который просил Поль. Он положил его Гритье на лоб.
Это был небольшой кусок в несколько сантиметров высотой и шириной, с трещиной на острой вершине; в желтоватом свете свечей он заблестел во тьме, точно бриллиант, окруженный огненным мерцанием.
Розье, замыкаясь все более, хранила упорное молчание. Поль сказал ей:
— По мере того как на ваших глазах будет таять этот кусок льда, вы сможете сказать, что лоб вашей дочери снова полнится жизнью и теплом.