Ключик (СИ)
— Молчи! Столько лет, Эмма! Я потратил на тебя столько лет, надеясь воспитать достойного человека, несмотря на твое происхождение! Я тратил на тебя каждую свободную минуту своего времени. Стремился помочь тебе стать настоящим бойцом, профессионалом, достойным уважения товарищей. Кем-то, кто будет неуклонно стремиться добиться в своей жизни успеха, стать полезным для армии и всей страны в целом. Кем-то, кто заставит окружающих считаться с собой, невзирая на твой пол и то, кем ты являешься по факту рождения. И что же я вижу, стоило мне только выпустить тебя из-под своего контроля? — каждое слово было как брошенный прямо в центр груди камень, бьющий точно в цель, не промахиваясь. — Не понадобилось много времени, чтобы ты забыла о чувстве долга и собранности и решила стать развлечением для одного из этих демонских полукровок. Шлюхой для ублажения его развратных потребностей!
Эмме показалось, что отец влепил ей пощечину, и она отшатнулась, сжимая в кулаки затрясшиеся руки.
— Отец…
— Заткнись, Эмма! Тебе нечего мне возразить после того, что я видел своими глазами! Ты смотрела на этого Сеймаса, как обезумевшая от похоти кошка! — девушка просто не могла поверить, что отец говорит ей такие слова, и качала головой, словно желая стряхнуть это наваждение. — И это после того, как я тебя сотни раз предупреждал, что собой представляют эти ублюдки. Разве я не говорил тебе, что смыслом их жизни является желание убивать и предаваться бесконечной похоти? Они просто кровожадные и развратные порождения греха, не способные на человеческие эмоции и привязанности, желающие лишь ублажения своих низменных потребностей. Разве ты не убедилась в этом?
Эмме очень хотелось возразить. Да, может, в чем-то отец и прав, но уж точно не по поводу эмоций и привязанностей. Но найти в себе смелость перечить человеку, которому привыкла беспрекословно подчиняться почти всю сознательную жизнь, было не так-то просто.
— Лейтенант Сеймас другой, отец, — только и смогла выдавить Эмма, чувствуя, как новый приступ тошноты сжал желудок.
— Другой? Другой?! — взвился еще больше мужчина. — Чем он отличается от остальных?
— Он… он хорошо ко мне относится. И он хочет серьезных отношений, а не сиюминутной интрижки, — девушка едва сдерживала дрожь, и новая волна жара проявилась на едва просохшей коже потом.
— Очнись, Эмма! Он такой же, как все! Спит со шлюхами и не заводит никаких отношений. Никаких! А тебе он это говорит, только чтобы уложить разок под себя. И думаешь, ты его интересуешь на самом деле? Считаешь, такой, как он, вдруг, волшебным образом поменял свои предпочтения и решил с женщин, с легкостью, по первому требованию, раздвигающих ноги и выполняющих все его извращенные фантазии, переключиться на тебя? Я мужчина, и я тебе говорю, что так не бывает!
О Господи, Эмма и не знала до сих пор, что слова могут так больно ранить. И особенно мучительно было это слышать от того, кому доверяешь всю жизнь, от кого даже в голову не приходит защищаться.
— Они все, каждый из них ненавидят меня, потому что я ставлю их на место и держу в узде столько лет, — продолжал вбивать огромные гвозди прямиком в сердце девушки подполковник. — И, переспав с тобой, сделав из тебя подстилку для себя и остальных, он просто желает поквитаться со мной. Ударить по самому уязвимому, потому что по-другому не достать. Он просто дурит тебе голову, чтобы потом демонстративно унизить. Он знает, что сделает мне этим больно, а ты сама для него не больше, чем просто средство. У этих созданий нет сердца!
— Это не так! — горло Эммы сжалось, и слезы обиды и унижения подступили к глазам. Никогда раньше она не плакала перед отцом. Но сейчас сдержаться просто не могла. Уж слишком уязвима была сейчас душа, наивно открывшаяся навстречу теплу неожиданного счастья. А сейчас её словно швырнули в жидкий азот.
— Это так! У него нет никаких чувств к тебе! — голос Лейна неожиданно дрогнул и смягчился. — Я вижу, что это причиняет тебе боль, но лучше лишиться иллюзий сейчас, чем горько раскаиваться позже.
Отец шагнул ближе к Эмме и скупым движением провел по мокрой щеке девушки, пожалуй, впервые желая подарить ей нечто вроде утешающей ласки. Когда-то Эмма, наверное, замерла бы от счастья, впитывая прикосновение без остатка, но прямо сейчас девушка не готова была принять эту жалость и отшатнулась.
— Я не верю! — впервые она решилась повысить голос, упрямо глядя на отца. — Простите меня, отец, но вы не можете знать всего.
— К сожалению, или к счастью, могу. Я не имею права тебя посвящать в такое, но раз уж моих слов для тебя недостаточно, то скажу. Твой лейтенант Сеймас пишет еженедельные отчеты о тебе в научный отдел. И знаешь, о чем они? О том, проявляешь ли ты сексуальный интерес к мужчинам вокруг себя или нет. Говоря простым языком, он наблюдает по заданию, собираешься ли ты лечь в чью-то постель. Как думаешь, мужчина, увлеченный тобой на самом деле, мог бы делать подобное?
Эмма отшатнулась и оперлась о стену, потому что ноги неожиданно ослабли.
— Нет! Этого не может быть, — шокированно прошептала она.
— Может, девочка, может, — лицо мужчины стало печальным и жутко усталым, а голос зазвучал нотками обреченности. — Ты очень многого не знаешь, что творится вокруг тебя, и не видишь всей картины. Не зря я не хотел, чтобы ты переезжала на базу. Тянул до последнего. Знал, что как только окажешься там, эти гребаные ученые вцепятся в тебя как питбули.
Вздохнув, подполковник опустился в кресло, и плечи его сгорбились.
— Урод Ранзони просто помешан на идее получить еще существ с такими же способностями, как у тебя. Эмма, если бы не таблетки, которые делают тебя стерильной, он бы уже давно надавил на все нужные кнопки, и ты оказалась бы в его лапах. Думаешь, для чего я обучал тебя, не давая поблажек? До тех пор, пока ты будешь представлять ценность для боевого отдела, они не отдадут тебя в распоряжение Ранзони. Но если ты облажаешься и не будешь справляться, он получит тебя полностью! Это политика, Эмма. Ученые работают на армию, но у них свои приоритеты и цели. И они не особо-то с нами делятся. Только, кажется, что мы сосуществуем мирно и сотрудничаем. На самом деле это постоянное молчаливое противостояние. И только благодаря ему и моим маленьким хитростям ты еще относительно свободна, девочка. Неужели ты хочешь поставить все это под угрозу просто из-за женской слабости? — властность и злость исчезли из голоса Лейна, сменившись скорее уж тоскливой мольбой. — Я все могу понять. Ты молода и доверчива. Тебе кажется, что чувства — это прекрасно. Но поверь мне, на самом деле они не способны принести ничего, кроме разочарований и боли. Они раздерут твое сердечко в клочья и оставят вечно истекать кровью огромную дыру в твоей груди. И ни годы, ни расстояния не излечат, не уменьшат боль. А в твоем случае последствия могут быть вообще фатальными. Ты можешь не просто испытать боль предательства. Можешь лишиться самого права на нормальную жизнь. Откуда тебе знать, что Сеймас не действует по указке научного отдела, стараясь окрутить тебя? Может, это одна из их хитростей, чтобы, наконец, заполучить тебя.
Эмма безмолвно слушала отца, и с каждым словом вокруг становилось только темнее и темнее. Как все, что он говорит, может быть правдой? Но разве стал бы он лгать ей о подобных вещах? Зачем? Выходит, это правда, и она совершенно ничего не знает о своей жизни? Она у нее вообще есть? Кто она такая на самом деле? Что в ней видят окружающие?
— Научный отдел… они хотят… — тихо начала она и не смогла подобрать нужного слова.
— Они хотят получить от тебя потомство… детей, которые унаследуют, как они надеются, твои способности, — голос отца звучал глухо, и в нем отчетливо читалась вина.
— И как давно?
— Если бы ты не принимала таблетки, они бы вынудили отдать тебя, как только сочли бы достигшей половозрелости. На самом деле, выяснив, что больше нет никого с такими способностями, они сразу же стали строить планы. На каждом совещании они заводят разговор о том, что нужно передать тебя им. И только мои доводы, что у них нет доказательств, что ты вообще способна к воспроизводству, и не факт, что даже если и родишь, то дети будут такими же, а в боевых операциях ты приносишь реальную пользу и незаменима, не дают им заграбастать тебя на подземные этажи, — мужчина встал и снова попытался прикоснуться, но Эмма, упрямо мотнув головой, шагнула назад.