Мемуары генерала барона де Марбо
Таким образом, 15 миллионов оставались в руках Ротшильда с 1806 года до падения Империи в 1814 году, когда правитель Гессена вернулся в свои владения, и франкфуртский банкир отдал ему в точности ту сумму вклада, которая была ему доверена. Вы ведь представляете, какую значительную сумму принес за восемь лет капитал в 15 миллионов, находившийся в руках франкфуртского банкира-еврея?.. Так что именно с этого времени пошло богатство дома братьев Ротшильд, которые обязаны своим состоянием честности своего отца, обеспечивавшей им то высокое финансовое положение, какое они занимают сегодня во всех цивилизованных странах.
Но продолжим рассказ, который был прерван этим эпизодом.
Император, поселившийся в берлинском дворце, каждый день проводил смотр войскам, прибывавшим друг за другом в этот город, чтобы отправиться дальше за Одер, преследуя противника. Именно во время пребывания Наполеона в столице Пруссии император совершил столь широко известный жест великодушия. Он даровал княгине фон Хац-фельд помилование для ее мужа, выполнявшего обязанности бургомистра Берлина и пользовавшегося возможностями, которые ему давал этот пост, для того, чтобы информировать прусских генералов о передвижениях французской армии. У всех цивилизованных народов подобное поведение называется шпионажем и карается смертью. Великодушие, проявленное императором в этом случае, произвело очень хорошее впечатление на народ Пруссии.
Во время нашего пребывания в Берлине я был приятно удивлен прибытием моего брата Адольфа, который, как мне казалось, находился до сих пор на Иль-де-Франсе42. Узнав о том, что на континенте возобновились военные действия, он попросил у генерала Декана, командующего французскими войсками в Ост-Индии, разрешения вернуться во Францию и получил его. Прибыв во Францию, он поспешил присоединиться к Великой армии. Маршал Лефевр предложил взять его к себе, но тот в результате неправильного расчета предпочел служить в свите главного штаба Ожеро, где находился и я. Это должно было повредить нам обоим.
В Берлине у меня состоялась еще одна, не менее неожиданная встреча. Однажды вечером я прогуливался с моими товарищами по Липовому бульвару и вдруг увидел, что ко мне приближается группа унтер-офицеров из 1-го гусарского полка. Один из них отделился от группы и бросился мне на шею. Это был мой прежний ментор, старший Пертеле, который плакал от радости, повторяя: «Вот ты где, мой маяыш!..» Офицеры, с которыми я был, сначала очень удивились, видя, как сержант так фамильярно обращается с лейтенантом, но их удивление прошло, когда я рассказал им о моих прежних отношениях с этим бравым старым солдатом, который не переставал обнимать меня и говорил своим товарищам: «Вы видите, какой он теперь, а ведь это я его учил!» И мой храбрец был искренне уверен в том, что его урокам я был обязан своим теперешним положением. На следующий день я пригласил его позавтракать вместе, и во время этого завтрака он засыпал меня самыми смешными советами, которые считал очень уместными и предназначенными для дальнейшего совершенствования моего военного образования.
Наполеон, будучи в Берлине, узнал о капитуляции князя Хоэнлоэ, который вместе с 16 тысячами своих солдат сдался в Пренцлау частям маршала Ланна и кавалерии Мюрата. Больше не оставалось ни единого вражеского корпуса, принимавшего участие в военных действиях, кроме корпуса генерала Блюхера, который с той поры стал таким знаменитым. Под натиском дивизий маршалов Сульта и Бернадотта этот генерал нарушил нейтралитет города Любека, в котором рассчитывал найти убежище. Но французы преследовали его и там, и Блюхер, один из самых ярых поджигателей войны против Наполеона, был вынужден сдаться в плен вместе с 16 тысячами человек, которыми он командовал.
Здесь я должен рассказать вам об одном весьма примечательном эпизоде, который доказывает, что случай сильно влияет на судьбы империй и людей.
Вы уже видели, как маршал Бернадотт, нарушивший свои обязанности в день сражения при Иене, держался в стороне, в то время как маршал Даву сражался поблизости от него со значительно превосходящими силами Противника. Так вот, это позорное поведение Бернадотта помогло тому, что он вступил на шведский престол, и вот каким образом это произошло.
После битвы при Иене император, хотя и был очень зол на Бернадотта, тем не менее поручил ему преследовать неприятеля, потому что корпус, которым командовал этот генерал, до сих пор не сделал ни одного выстрела и оказался теперь более пригоден для боев, чем корпуса, понесшие большие потери. Итак, Бернадотт отправился по следам пруссаков, которых разбил сначала при Галле, а потом при Любеке при поддержке маршала Сульта. Однако, по воле случая, как раз в тот час, когда французы атаковали Любек, в порт этого города вошли корабли, перевозившие дивизию шведской пехоты, посланной королем Густавом IV на помощь пруссакам. Шведские части едва высадились на берег, как были атакованы французскими войсками. Пруссаки их бросили, и шведам пришлось сдаться корпусу Бернадотта. Я должен признать, что этот маршал, когда хотел, имел очень приятные манеры. Особенно сильно он желал создать себе репутацию хорошо воспитанного человека в глазах иностранцев, поэтому он обращался со шведскими офицерами очень приветливо. Он принял их капитуляцию на весьма достойных условиях, приказал вернуть им лошадей и багаж, необходимый для удовлетворения их потребностей, и пригласил к себе шведского главнокомандующего графа Мернера, а также генералов и старших офицеров. Он был крайне предупредителен к ним и осыпал их любезностями, так что, вернувшись на родину, шведы повсюду хвалили великодушие маршала Бернадотта.
Спустя несколько лет в Швеции вспыхнула революция. Король Густав IV, сильное умопомрачение которого делало его неспособным править страной, был свергнут и заменен своим старым дядюшкой герцогом Зюдерманландским. У этого нового монарха не было детей, и риксдаг. собравшийся, чтобы назначить ему наследника, остановил свой выбор на князе Гольштейн-Аугустенбургском, который получил титул наследного принца. Но он недолго пользовался этим званием, потому что в 1811 году умер после очень короткой болезни, которую приписали отравлению. Риксдаг снова собрался, чтобы выбрать нового наследника короны, и колебался между несколькими германскими князями, выдвигавшими себя в качестве кандидатов. В этот момент генерал граф Мер-нер, один из самых влиятельных членов риксдага и бывший командующий шведского дивизиона, захваченного в Любеке в 1806 году французскими частями, предложил маршала Бернадотта, напомнив о его великодушном поведении. Кроме того, он похвалил военные таланты Бернадотта и заметил, что этот маршал через свою жену был родственником семейства Наполеона, поддержка которого могла оказаться столь полезной для Швеции. Множество офицеров, попавших когда-то в плен в Любеке, присоединили свои голоса к голосу генерала Мернера, и Бернадотт был почти единодушно избран наследником шведского короля. Через несколько лет он вступил на шведский престол.
Мы увидим ниже, каким образом Бернадотт, которого на ступени иностранного престола возвела слава, приобретенная им во главе французских частей, оказался неблагодарным по отношению к своей родине. Но вернемся в Пруссию.
За один месяц главные силы этого королевства, которое раньше было столь процветающим, были разбиты Наполеоном, занявшим столицу, а также большинство прусских провинций. Наши победоносные армии уже подходили к берегам Вислы — этой великой преграды, разделявшей север и центр Европы.
Корпус маршала Ожеро, остававшийся в течение двух недель в Берлине для усиления гвардии во время длительного пребывания здесь императора, выступил из Берлина примерно в середине ноября и направился сначала к Одеру, через который мы переправились в Кюстрине, а затем к Висле, к берегам которой мы вышли у Бромберга. Мы были теперь в Польше, самой бедной и самой несчастной стране Европы... От самого Одера больше не было больших дорог. Мы шли по зыбучим пескам или по ужасной грязи. Большинство земель было не обработано, а немногие жители, которые встречались на нашем пути, выглядели неописуемо грязными. Погода была великолепной на протяжении октября и первой половины ноября, но теперь она стала ужасной. Мы больше не видели солнца, непрерывно шел дождь или снег. Провиант стал попадаться очень редко, больше не было вина, почти никогда не попадалось пиво, а если оно и было, то очень плохое. Вода была грязной, хлеба не было вообще, а крышу над головой приходилось отстаивать у коров и свиней!.. Так что солдаты говорили: «Ну вот! И поляки осмеливаются называть это своей родиной!..»