Луна над горой
Выслушав рассказ Цзи Чана, Фэй Вэй промолвил:
– Чтобы научиться стрельбе из лука, одного умения не моргать недостаточно. Теперь ты должен научиться смотреть. Когда овладеешь этим умением так, что сможешь видеть маленькие предметы большими, а крохотные детали – четкими, приходи ко мне снова.
Цзи Чан вернулся домой. Там он отыскал в своем исподнем вошь, привязал ее к длинному волосу и повесил на окно с южной стороны. Целый день он провел, пристально глядя на эту вошь, потом следующий день, потом еще один. Сперва в ней, разумеется, не было ничего примечательного. Но прошло дней десять, и Цзи Чану показалось, что она как будто бы стала больше. К концу третьего месяца она уже была размером с шелковичного червя. Пейзаж за окном тоже постепенно менялся: за свежими весенними деньками пришла немилосердная жара, потом, через какое-то время, по чистому осеннему небу потянулись стаи перелетных птиц, и вот, наконец, из серых зимних туч посыпался мелкий снег. Цзи Чан продолжал неотрывно смотреть на привязанную к волосу крохотную букашку, чьи укусы так зудели. Прошло три года, и вшей было истрачено уже больше десятка. Однажды Цзи Чан заметил: насекомое в окне выросло до размеров лошади. «Получилось!» – подумал он, хлопнув себя по колену. Цзи Чан вышел из дома – и не поверил глазам. Люди были высокими, как пагоды. Лошади казались горами, свиньи – холмами, куры – сторожевыми башенками замка. Цзи Чан пустился от радости в пляс – а потом бросился обратно в дом. Схватив лук из рога и стрелу из чернобыльника, он прицелился в вошь на окне. И что же? Стрела вошла ей прямо в сердце, не перерезав волоса, на котором она висела!
Цзи Чан поспешил к Фэй Вэю рассказать о своих успехах. Учитель вскочил на ноги и стукнул себя в грудь. «Молодец!» – впервые похвалил он ученика и без дальнейших сомнений принялся наставлять его во всех премудростях стрельбы из лука.
Цзи Чан быстро убедился, что не зря провел пять лет, развивая основные навыки: теперь его обучение двигалось вперед гигантскими шагами. Через десять дней он, стреляя со ста шагов в ивовый лист, попадал каждый раз без промаха. Через двадцать дней – целился из лука, поставив чашку с водой на правый локоть, и поражал цель, не проливая ни капли. Спустя месяц он попробовал быструю стрельбу, задумав выпустить сто стрел подряд. Первая поразила мишень в самое яблочко, следующая вошла прямиком в торец первой, третья – в торец второй. Ни одна не упала на землю. В мгновение ока все сто стрел вытянулись в прямую, будто струна, линию, в то время как последняя, казалось, так и не покинула тетивы. «Превосходно!» – воскликнул Фэй Вэй, наблюдавший со стороны.
По прошествии двух месяцев Цзи Чан возвратился домой. Там он, как-то поссорившись из-за пустяка с женой, решил ее проучить. Схватив лук, подобный луку Хуан-ди [5], и стрелу из Ци [6], он натянул тетиву – и выстрелом срезал три ресницы у жены над глазом, а та, ничего не заметив, продолжала ругать мужа. Вот какой скорости и точности удалось ему добиться!
Раз Цзи Чану уже нечему было научиться у Фэй Вэя, в голову ему закралась недобрая мысль. Выходит, учитель теперь – его единственный соперник, а значит, чтобы стать первым лучником на свете, его нужно убить! Цзи Чан затаился и ждал своего часа. Наконец он увидел, как Фэй Вэй в одиночестве идет по полю за стенами города. Решившись действовать, Цзи Чан выхватил стрелу и прицелился. Но Фэй Вэй почувствовал угрозу. Они начали стрелять одновременно, и стрелы, сталкиваясь в воздухе, падали на землю. Так искусны были оба лучника, что, соприкоснувшись с землей, стрелы не поднимали ни облачка пыли. В конце концов колчан Фэй Вэя опустел, а у Цзи Чана оставалась еще одна стрела. «Вот мой шанс!» – решил он. Но учитель в тот же миг отломил ветку у куста дикой розы, приставил шип вместо наконечника и вновь отбил атаку. Тут Цзи Чан осознал, что задуманное ему не под силу, и его вдруг объяло глубокое раскаяние, которого он, несомненно, не ощутил бы, если бы добился успеха. Фэй Вэй, в свою очередь, был так рад избегнуть опасности и так доволен собственным мастерством, что весь его гнев на ученика прошел. Они бросились друг другу навстречу и застыли посреди поля, обнявшись. Из глаз их текли слезы – до того чиста была любовь, связавшая учителя и ученика. (Неверно было бы судить подобные случаи с точки зрения сегодняшней морали. Когда Хуань-гун [7], правитель царства Ци и известный гурман, пожелал отведать того, чего еще не пробовал, его повар И-я не пожалел собственного сына, чтобы подать к столу государя; а когда у императора Цинь Ши-хуанди [8] умер отец, то сын в ту же ночь трижды силой овладел любимой отцовской наложницей. Такие в те времена были нравы.)
Сжимая Цзи Чана в объятиях и проливая слезы умиления, Фэй Вэй понимал, какая опасность ему грозит, если тот опять покусится на его жизнь. Нужно было дать прежнему ученику новую цель, которая его отвлечет. Фэй Вэй сказал:
– Я научил тебя всему, что знаю сам. Если хочешь глубже проникнуть в тайны мастерства, тебе лежит путь на запад, через хребет Тайханшань, на вершину горы Хо. Там живет великий мастер Гань Ин, превзошедший всех лучников древности и современности. По сравнению с его искусством все, что делаем мы, – детская игра. Вот кого тебе надлежит избрать своим учителем.
Цзи Чан немедленно отправился на запад. Слова Фэй Вэя – мол, их умения лишь детская игра – задели его самолюбие. Если это правда, то ему предстоит еще долго учиться, прежде чем он станет первым лучником в мире. Цзи Чан спешил, торопясь сравнить свое искусство с искусством великого мастера и увидеть, чего стоит на самом деле. Стирая в кровь ступни и разбивая колени, карабкался он по скалам, переползал по узким мосткам ущелья и, наконец, через месяц добрался до вершины горы Хо.
Там одержимого духом соперничества Цзи Чана встретил дряхлый-предряхлый старик с кроткими, как у овцы, глазами. Под грузом лет – верно, их было не меньше сотни! – он совсем сгорбился, и седая борода мела по земле.
Опасаясь, что мастер глуховат, Цзи Чан громко объявил, зачем пришел, но не стал дожидаться ответа, а, желая сразу показать свое умение, выхватил из-за спины ивовый лук с тетивой из пеньковой нити и прицелился в стаю перелетных птиц. Пять больших гусей камнем упало на землю.
– Неплохо, – сказал мастер, мягко улыбнувшись. – Но это – стрельба из лука. Похоже, стрельбой без лука ты еще не овладел.
Старик повел разом помрачневшего Цзи Чана на крутой утес шагах в двухстах от них. Картина, открывавшаяся оттуда, напоминала роспись на ширме: под ногами на много сотен человеческих ростов уходила вниз отвесная стена, а где-то далеко-далеко, на дне ущелья, тонкой ниточкой поблескивал ручей. Мастер Гань Ин, быстро взобравшись на валун, опасно нависший над пропастью, обернулся:
– Попробуй-ка встать здесь и показать свое искусство еще раз!
Отказать Цзи Чан не мог. Он вскарабкался на валун вместо мастера и почувствовал: под ногами что-то сдвинулось. Кое-как собравшись с духом, он потянулся было за луком, но тут с края обрыва сорвался небольшой камешек и полетел в бездну. Проследив за ним глазами, Цзи Чан, не помня себя, распростерся на скале, вжимаясь в нее всем телом. Колени тряслись, по коже градом катился пот. Старик засмеялся и протянул руку, чтобы помочь ему спуститься. После чего, сам поднявшись на валун, сказал:
– Что ж, покажу тебе, как надобно стрелять…
Цзи Чан, по-прежнему смертельно бледный, с колотящимся в груди сердцем, все-таки не мог не заметить одной странности: а где же лук? Руки мастера были пусты.
– Лук? – усмехнулся тот. – Когда есть лук, то это стрельба из лука! А для стрельбы без лука не нужны ни лакированное оружие, ни стрелы с острыми наконечниками.