Игрок 2 (СИ)

— Получается, что или ты меня бросил, или я тебя не дождалась, — резонно замечает Настя, — обоих это как-то не красит…
— А как быть? — пожимаю плечами. — Всё равно сказать придётся и чем дольше тянуть, тем сложнее решится. Если что, вали всё на меня…
— Не хочу на тебя валить, — Настя упрямо закусывает губу.
— Почему это?
— Потому ты хороший! — заявляет она с изумительной логикой, — ну сам посуди! От Васьки меня спас… перед родителями прикрыл… — загибает она пальчики, — даже в Академию ко мне приехал, чтобы предупредить! Нет, даже не спорь со мной! Не могу я тебя в дурном свете перед родителями выставить!
— Давай, я им сам всё скажу? — предлагаю.
— И не вздумай даже, — вскакивает она, волнуясь, — батя тебя пришибёт! У него кулак знаешь какой! Он в ладони яблоко раздавить может! Ещё не хватало, чтобы ты из-за меня пострадал! Надо как-то иначе придумать!
— Как? — улыбаюсь, глядя на неё.
Настин испуг выглядит удивительно мило. Она раскраснелась, из причёски выбилась прядь. Внутри становится приятно, что она так за меня волнуется.
— Как-нибудь по-другому! Давай, ты во время круиза об этом подумаешь, а я здесь, во время сессии? Договорились? — радуется она пришедшему в голову решению.
— Давай, — соглашаюсь, не переставая улыбаться.
— Значит, встретимся после твоего возвращения, — предлагает она, — там же, но только спустя неделю. Не в эту пятницу, а в следующую.
Я трясу протянутую ладошку, закрепляя уговор.
Настя провожает меня до троллейбусной остановки, а сама уходит по каким-то своим студенческим делам. Завтра у неё ещё один зачёт, и ехать в Ялту нет никакого смысла. Ночевать она остаётся в общежитии.
Получается, сегодня я приезжал в Симферополь зря, но никаких сожалений по этому поводу не чувствую. Этот день для меня стал для меня глотком свежего воздуха, и я даже рад, что нам с Настей предстоит встретиться снова.
* * *
Теплоход «Грузия» причаливший в ялтинском порту, выглядел величественно, хотя и немного старомодно. Этот белоснежный лайнер с единственной массивной трубой и тонкими мачтами напоминал очертаниями корпуса трансатлантические лайнеры эпохи Титаника.
Не зря именно его взяли на роль «старорежимного» парохода Глория в финальной части приключений Неуловимых мстителей, «Короне Российской Империи».
Как многие советские теплоходы, построена «Грузия» была не в СССР. Её изготовили на британских верфях, и до войны она даже успела какое-то время поплавать под польским флагом, на регулярных рейсах из Гдыни в Нью-Йорк.
Потом служила военным транспортом, возила британскую морскую пехоту, пока на очередном вираже своего непростого жизненного маршрута не оказалась в Советском Союзе.
В его угловатом и основательном силуэте, так явно отличавшемся от стремительных линий современных мне лайнеров, было что-то жюль-верновское. Что-то из эпохи победы человечества над стихией, в которой пароходы были плавучими дворцами, а морское путешествие чудом и праздником.
Всего через три года «Грузию» отправят на слом. Сейчас её лебединая песня, это один из самых «пожилых», но при этом роскошных судов Крымско-Кавказской линии.
Ещё я помню, то на этом теплоходе провёл свой медовый месяц мой недавний знакомец, Владимир Высоцкий с Мариной Влади. Это кажется мне добрым знаком.
Как и все люди, причастные к миру азарта, я верю в приметы. Но, исключительно, в добрые.
Пароход стоит в порту целый день. Сначала с него сходят толпой шумные, озирающиеся по сторонам пассажиры.
Я присматриваюсь к ним с ленивым любопытством хищника, наблюдающего за зебрами у водопоя. Эта чересчур жирна, эта жилиста… А вон та в самый раз, так ещё и прихрамывает… Здравствуй, ужин.
Примерно с тем же настроением я разглядываю беззаботных отдыхающих. Часть из них с первого, даже мимолётного взгляда определяются, как иностранцы. Просто «наши люди так не выглядят». Эти ведут себя чуть свободнее и одеты немного ярче. Нет сейчас в советских магазинах ни такой обуви, ни нейлоновых рубашек, ни джинсов.
 
«Наших», одетых также легко вычислить по лёгкому хвастовству, с которым носятся импортные вещи. Они стараются подражать образцу, но, как плохие актёры, слегка перебарщивают с эмоциями.
Впрочем, и те и другие меня не интересуют. К иностранцам лучше не приближаться, не зря в их пёстрой толпе мелькают серые пиджаки сопровождающих.
Вторые чаще всего кормятся вокруг первых и слишком заняты, чтобы проигрывать в преферанс.
Куда интереснее для меня другие пассажиры. Мужчины средних лет в приличных летних костюмах, протирающие платочками очки или ранние лысины и послушно семенящие за увлечёнными достопримечательностями жёнами.
Персональные пенсионеры с газетами в пиджачном кармане и носами, раскрасневшимися от дорогого коньяка… Застёгнутые на все пуговицы руководящие работники… Вальяжные деятели культуры и искусства…
Чуть шальные от того чувства свободы, которое возникает исключительно в дороге, у людей, оторванных от привычных мест и обязательств.
Далеко идущих выводов я не делаю, но уже понимаю, что мне есть где порезвиться.
Экскурсоводы, словно опытные овчарки разбивают толпу на три группы, каждую уводя в свою сторону. Впереди у них знакомство с городом.
Затем по трапу с чемоданами спускаются те, чьё путешествие завершается в Ялте. Этих встречают радостно, некоторых даже с цветами.
Одного пожилого мужчину в скромной клетчатой рубашке ожидает торжественный строй пионеров в пилотках и галстуках. Ему по очереди выкрикивают какое-то рифмованное приветствие, а тот украдкой смахивает слезу с уголка глаза.
Наконец, очередь доходит до нас. Трап перегораживают цепочкой, а возле неё встаёт круглолицый и седой как лунь старикан с роскошными белыми усами.
Солидно и неспешно он принимается за проверку билетов, подолгу вчитываясь в написанные в путёвках фамилии. То, что надписи делались от руки, процесс не ускоряет. Пассажиры, согнувшись под тяжестью багажа, терпеливо ждут.
— Не ставь на землю, здесь же грязно! — причитает одна женщина, колготясь возле мужа, — ты же потом в каюту грязи натащишь!
Беднягу, невысокого и кругленького, далёкого от богатырского телосложения тянут к земле огромный чемодан, размером и формой похожий на те, в которых факиры распиливают пополам своих ассистенток, с обитыми металлом уголками в одной руке, и саквояж из коричневой кожи в другой.
Лет мужику явно за пятьдесят, но светлые волосы и почти бесцветные брови придают его лицу какую-то мальчишескую непоседливость. Сейчас он страдает, светлая рубаха промокла и прилипла к спине, тяжёлые капли скатываются вниз по вискам.
Его спутница выглядит почти вдвое моложе, её лицо и фигура ещё сохранили свежесть, но уже несут на себе следы сытой и беззаботной жизни. Ткань модной юбки натягивается на попышневших бёдрах, а щёчки приобрели самодовольную округлость.
Преподаватель и студентка, учёный и лаборантка, инженер и практикантка… Вариантам нет числа. Обрёл мужик вторую молодость на свою голову. Вот теперь и отдувается.
Остальные сочувственно оглядываются на пыхтящего мужчину, но молчат. Его лицо покрывается багровыми пятнами и чувствуется, что вес он тащит на чистом упрямстве и нежелании портить отплытие руганью с супругой.
У той в руках только сумочка и круглая шляпная коробка. Громоздкая, но вряд ли тяжёлая.
— Помочь? — протягиваю я руку к саквояжу.
— Нет!
— Спасибо!
Два голоса, женский и мужской звучат почти одновременно. Дама окидывает меня подозрительным взглядом, мол много тут вас таких. Схватишь чемодан и бегом, а потом ищи ветра в поле…
— Я попутчик ваш, — поясняю, показывая свой билет. — Придержу только, дух перевести. Умаялись, вижу. Я-то налегке…
У меня всего из багажа лёгкая спортивная сумка через плечо, в которой лежат пара сменных рубашек, одни брюки, несколько пар носков и плавки.
— Уу-ф-ф-ф! — мужик с наслаждением опускает свой чемодан на мостовую и промакивает лоб носовым платком. — Премного благодарен Вам, молодой человек!