Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)

Михаил прислушался. Он услышал скребущий звук — не ключа в замке, а крысы где-то в большой комнате.
— Да. — Виктор пожал плечами и продолжил осмотр. — Теперь они мои. — И снова с тенью улыбки: — Я могу с гордостью сказать, что у меня самая большая библиотека среди ликантропов мира.
— А ваша жена и сын? — спросил Михаил. — Где они?
— Мертвы. Да, мертвы. — Виктор остановился, чтобы смахнуть паутину с книг. — Они оба умерли с голоду, когда я потерял работу. Мои политические взгляды вызвали гнев власть имущих. Некоторое время мы были бродягами. И нищими. — Он глянул на огонь факела. Михаил заметил, что его янтарные глаза горели. — Я был плохим нищим, — сказал он тихо. — После того как они умерли, я решил отправиться пешком куда-нибудь из России, может быть в Англию. В Англии есть образованные люди. Я шел по дороге через этот лес… И меня укусил волк. Его звали Густав: он и стал моим учителем. — Виктор придвинул факел поближе к Михаилу. — У моего сына были темные волосы, как у тебя. Ему было одиннадцать. Он был хорошим мальчиком.
Виктор направился вдоль стен комнаты.
— Ты прошел большой путь, Михаил. Но дорога ведет еще дальше. Ты, конечно, слышал истории об оборотнях? Каждого из мальчишек пугают этими рассказами.
— Да, господин, — ответил Михаил.
Отец рассказывал ему и Лизе о проклятых людях, которые становятся волками и терзают бедных овец.
— Все эти рассказы — вранье, — сказал Виктор. — Полнолуние никак не связано с оборотнями. И ночь. Переход из одного состояния в другое может произойти в любое время. Но чтобы научиться этому, нужно немало времени и терпения. У тебя есть первое, нужно обрести второе. Некоторые из нас делают по своему выбору. Ты знаешь, что это означает?
— Нет, господин.
— Мы можем следить за тем, какая часть меняется первой. Например, как руки обретают когти. Или кости черепа и зубы. Эта работа — мастерство ума и тела, Михаил. Совершенно недопустимо, когда волк или человек теряет контроль над собой. Как я сказал, этому тебе придется научиться. И это совсем не просто. Пройдут годы, пока тебе станет подвластно все, а может быть, ты никогда не достигнешь совершенства.
Михаил чувствовал себя раздвоенным. Половина разума прислушивалась к рассуждениям Виктора, а другая — к скребущейся в темноте крысе.
— Ты когда-нибудь слышал об анатомии? — Виктор достал толстую книгу с полки. Михаил тупо посмотрел на него. — «Анатомия: изучение человеческого тела», — перевёл Виктор. — Эта книга написана на немецком, в ней подробно показывается, как устроен мозг. Я много думал о вирусе, который находится в наших телах, и о том, почему мы способны на преображение, в то время как другие люди этого не могут. Я думаю, что вирус воздействует на глубины мозга. На что-то давно заложенное и обреченное на забвение. — В его голосе звучало возбуждение, словно он опять находился за университетской кафедрой. — Вот эта книга, — он вернул «Анатомию» на полку и взял другой том, — это средневековый манускрипт о философии разума. В нем предполагается, что наш мозг многослоен. В его центре — животные инстинкты, другими словами, природа зверя.
Михаил отвлекся: крыса все еще скреблась. Желудок требовал своего.
— …и это — та часть мозга, которую освобождает вирус. Как мало мы знаем о том великолепном механизме, который находится в наших черепах! Ты понимаешь, о чем я говорю?
Михаил не понимал. Весь этот разговор о зверях и мозге не произвел на него никакого впечатления. Он огляделся: где же все-таки она скребется?
— Ты можешь иметь три тысячи миров, если захочешь, — сказал Виктор. — Я буду твоим ключом к ним, если ты захочешь учиться.
— Учиться? Учиться чему?
Терпение Виктора было на пределе.
— Слушай, ты же полудурок. Слушай, что я тебе говорю. Я хочу научить тебя всему, что есть в этих книгах, и тому, что я сам знаю о мире. Языкам — французскому, английскому, немецкому. Истории, философии и…
— Зачем? — перебил его Михаил. Рената сказала ему, что белый дворец и лес, окружающий его, будут его обиталищем до конца жизни, так же как и для других из стаи. — К чему мне это все, если я буду здесь до скончания века?
 
— Зачем? — гневно передразнил его Виктор. — Он говорит: зачем? — Виктор пошел вперед, светя факелом, и остановился перед Михаилом. — Быть волком — великолепно. Это чудо. Но мы были рождены людьми и не должны этого забывать, даже если слово «человек» иногда заставляет нас умирать от стыда. Ты знаешь, почему я не все время волк? Почему я не провожу в лесу день и ночь?
Михаил отрицательно покачал головой.
— Потому что, когда мы волки, мы и стареем как волки, и один год в шкуре волка состарит нас на семь лет, когда мы вернем себе человеческий облик. И как бы я ни любил свободу, ее запахи и… все ее чудеса, еще больше я люблю жизнь. Я хочу жить так долго, как смогу, и я хочу знать. Мое сердце рвется к знаниям. Я говорю: научись бегать как волк, это да. Но также научись думать как человек. — Он постучал пальцем по своему лысому черепу. — Если ты этого не сделаешь, ты зря растратишь чудо.
Михаил посмотрел на ряды книг, освещенные светом факела. Книги были очень толстые и пыльные.
— Ну как можно изучить хотя бы одну такую толстую книгу, уже не говоря обо всех?
— Я — учитель, — сказал Виктор. — И я тебя научу.
Михаил подумал. Эти книги наводили на него страх. Они были такие большие и выглядели грозно и внушительно. У его отца тоже была библиотека, но там книги были тоньше, хотя и с золочеными корешками. Он вспомнил домашнюю учительницу Магду, пожилую женщину, которая приезжала к ним. Нужно знать окружающий мир, всегда говорила Магда, чтобы найти в нем свое место, если ты вдруг заблудишься. Михаил никогда раньше не чувствовал себя таким потерянным. Он пожал плечами, все еще в сомнении; он терпеть не мог домашние задания.
— Хорошо, — сказал он.
— Прекрасно! О, если бы эти университетские чиновники видели сейчас профессора, которого они уволили! — зарычал Виктор. — Я бы вырвал их сердца и показал им, как они бьются. — Он прислушался к шороху крысы. — Первым уроком будет то, что не описано в книге. Твой желудок урчит; я тоже голоден. Поймай крысу, и у нас будет мясо.
Он ударил факелом об пол и погасил его. Комната погрузилась во мрак. Михаил прислушался, но ему мешал стук собственного сердца. Крыса была отличной пищей, если она достаточно велика. Судя по звуку, этой могло хватить на двоих. Он ел крыс, которых приносила ему Рената. По вкусу они были похожи на цыплят, особенно вкусными были мозги. Он медленно повернул голову вправо и влево, стараясь угадать, откуда исходит звук. Крыса продолжала скрестись, но точно определить, где она, было нелегко.
— Снизойди до крысы, — посоветовал Виктор. — Думай как она.
Михаил встал на колени. Затем лег на живот. Теперь все стало ясно. Звук доносился справа. Она у дальней стены, решил он. Наверное, в углу. Внезапно крыса перестала скрестись.
— Она тебя слышит, — сказал Виктор. — И читает твои мысли.
Михаил натолкнулся плечом на груду книг. Книги развалились, и он услышал стук коготков по полу. Крыса бежала вдоль стены. «Справа налево», — подумал Михаил. Его желудок громко ворчал, и он услышал, как смеется Виктор. Крыса остановилась и замерла. Михаил лежал на животе и прислушивался. Внезапно его ноздрей коснулся острый кислый запах. Крыса смертельно напугана. Запах ее мочи давал такое же верное направление, как луч фонарика. Михаил пока еще не понимал, почему это так. Он разглядел несколько книжных груд вокруг себя; все они слегка светились. «Если бы я был крысой, — подумал он, — я бы забился в угол и прикрыл себя со спины». Михаил полз вперед очень медленно. Сзади до него доносились тихие звуки. «Наверное, это бьется сердце Виктора», — подумал он. Стук его собственного сердца почти оглушал его, он замер и переждал, пока сердце успокоится. Затем стал вертеть головой из стороны в сторону, прислушиваясь.
Вон там. Быстрые «тик-тик-тик» — как маленькие часики. Справа от Михаила метрах в пяти. Конечно же в углу. За грудой светящихся книг. Движения Михаила были бесшумными и плавными.