Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)
Габи спокойно влилась в поток «ситроенов», фургонов с лошадьми, велосипедистов и прохожих; большинство из них уступали дорогу «мерседесу».
Пока Габи уверенно вела машину по улицам — одна рука на рулевом колесе, вторая, с согнутым локтем, — в окне, — вписавшись в поток автомобилистов и пешеходов, Майкл впитывал в себя сложные запахи города — от ароматов уличных кафе до зловония помоек. Майкла всегда волновали запахи, когда он попадал в большой город. Здесь, в Париже, запахи жизни и человеческой деятельности были куда ярче, чем во влажно-туманном Лондоне. На улицах многие люди разговаривали. Улыбок, однако, было мало, почти совсем не было слышно смеха. Объяснялось это, по-видимому, обилием немецких солдат и особенно офицеров, которые с видом победителей, развалясь в креслах кафе, попивали кофе. На многих зданиях висели немецкие флаги со свастикой; развеваясь под ветром, они прикрывали памятники и скульптуры, украшающие парижские здания. Уличное движение регулировали немецкие солдаты, многие улицы были перекрыты баррикадами и сигнальными щитами с надписями на немецком: «Внимание, въезд запрещен!» «Немецкие вывески и дорожные знаки не просто подавляют психику, они оскорбляют парижан», — подумал Майкл. Ясно, почему многие прохожие не скрывали неприязни при виде проезжающего «мерседеса».
Движение по улицам усложнялось обилием грузовиков со свастиками, которые, рыча и отстреливаясь выстрелами из выхлопных труб, проносились по городу. Майкл увидел много грузовиков с солдатами и даже пару танков, стоявших на краю проезжей части, экипажи которых, дымя сигаретами, грелись на солнце. Судя по всему, немцы были уверены, что они пришли, чтобы остаться; и пусть французы тихо живут здесь своими маленькими жизнями, бразды правления — в руках у победителей. Майкл сидел на заднем сиденье, впитывая все ощущения, главное из них — над Городом Мира нависла тяжкая коричневая тень.
«Мерседес» притормозил. Габи просигналила группе велосипедистов, чтобы те уступили ей дорогу. Майкл учуял запах лошади и увидел рядом с собой конного полицейского. Полицейский отдал ему честь.
Майкл кивнул в ответ, подумав, что ему очень хотелось бы повстречаться с этим гадом в лесу.
Габи вела машину на восток по бульвару Батиньоль, через район, забитый многоквартирными домами и особняками в стиле рококо. Они пересекли авеню де Клини, повернули на север. Поворот направо на рю Квентон — и они попали в район улиц, мощенных коричневой брусчаткой; на окнах домов висело белье. Здания окрашены в пастельные тона; стены почти сплошь в трещинах, из-под которых выступала древняя желтая кладка. Здесь велосипедисты попадались куда реже и совсем не было придорожных кафе и уличных художников. Дома напоминали толпу мирных пьяниц, опирающихся друг на друга; Майкл ощутил, что здесь даже воздух пропах горьким вином. На улицах торчали неопрятные фигуры зевак, которые провожали «мерседес» тупыми, безразличными взглядами. Ветер от проезжающей машины поднимал с тротуаров обрывки пожелтевших газет, и они летели по грязным тротуарам вслед за ней.
Габи быстро проскакивала блоки кварталов, почти не притормаживая на слепых поворотах. Она повернула влево, потом направо, потом проскочила несколько блоков прямо. Майкл увидел покосившуюся надпись: «Рю Лафарг».
— Приехали, — сказала Габи, глуша двигатель и мигая фарами.
Двое пожилых мужчин открыли ворота. За ними начиналась брусчатка — всего на несколько сантиметров шире «мерседеса». Габи вела машину очень осторожно. Двое мужчин заперли ворота. Аллея заканчивалась зеленым гаражом. Габи сказала:
— Выходи, — и выключила мотор.
Майкл вышел. Пожилой мужчина с обветренным худым лицом и седыми волосами сказал:
— Следуйте за мной, пожалуйста, — и быстро пошел вперед.
Оглянувшись, Майкл увидел, как Габи открыла багажник и достала из него коричневый саквояж. Затем закрыла багажник и гаражную дверь. Один из встречавших запер гаражную и положил ключ в карман.
— Будьте добры, поскорее, — вежливо, но твердо поторопил Майкла седовласый.
Каблуки Майкла громко стучали по брусчатке. Ставни окон были закрыты. Майкл последовал за стариком через калитку с решеткой в розарий и далее — в дверцу голубого домика. Они прошли на второй этаж по узкому коридору и гулкой лестнице. Открылась дверь, и седой предложил им войти. Майкл, вошел в комнату с ветхим ковром на полу. Пахло хлебом и жареным луком.
— Добро пожаловать, — сказал кто-то.
Майкл увидел перед собой тощую старушку с седыми волосами, гладко зачесанными назад. За ее круглыми очками виднелись острые карие глаза, которые вбирали все и ничего не выдавали, прячась за сеточку морщин. Она улыбнулась, обнажив зубы цвета спитого чая.
— Снимите вашу одежду, пожалуйста.
— Мою… одежду?
— Да, этот проклятый мундир. Снимите его.
Вошла Габи с мужчиной, закрывавшим гараж. Старуха посмотрела на нее; ее лицо вытянулось.
— Мы ожидали двоих мужчин.
— Все в порядке, — сказал Майкл. — Маккеррен…
— Никаких имен, — резко возразила старуха. — Haw сказали, что будут двое мужчин. Водитель и пассажир. Почему это не так? — Ее глаза, черные, как дуло винтовки, смотрели на Габи.
— Планы изменились, — сказала Габи. — Я решила…
— Измененные планы — испорченные планы. Кто ты такая, чтобы решать?
— Я сказал, что все в порядке, — повторил Майкл.
Теперь огонь ее глаз был устремлен на него. Двое мужчин стояли у него за спиной. Майкл был уверен, что они вооружены. Один — справа, другой — слева. Каждому локтем в лицо, если они вытащат пистолеты.
— Я ручаюсь за нее, — сказал Майкл.
— А кто поручится за тебя, зеленоглазый? — спросила старуха. — Это непрофессионально. — Ее взгляд переходил от Майкла к Габи, затем замер на девушке. — А! — решила она. — Ты его любишь, да?
— Конечно нет! — Лицо Габи залилось краской.
— Ну, возможно, сегодня это называется по-другому. — Она снова улыбнулась. — Любовь — всегда любовь. А тебе, зеленоглазый, я сказала сбросить этот поганый мундир!
— Я предпочитаю, чтобы меня пристрелили в штанах.
Старуха хрипло рассмеялась.
— По-моему, ты не из тех, кто в основном стреляет без штанов. — Она махнула рукой. — Раздевайся. Никто никого не собирается убивать. По крайней мере, сегодня.
Майкл снял китель. Один из мужчин принял его и начал отрывать подкладку. Другой взял у Габи саквояж, поставил на стол и открыл. Он перебирал одежду, которая лежала в нем. Старуха оторвала медаль за Сталинград с груди кителя и стала рассматривать ее при свете лампы.
— Эта дрянь не обманет даже слепого медника! — заявила она с презрительным смехом.
— Эта медаль настоящая, — сухо заметила Габи.
— Да? А откуда это тебе известно, красотка?
— Известно, — сказала Габи. — Известно потому, что я сняла ее с трупа, после того как перерезала ему глотку.
— Что ж, неплохо для тебя. — Старуха отложила медаль в сторону. — Худо для того. Ты тоже раздевайся, красотка. Скорее, мне некогда.
Майкл разделся до белья, то же сделала Габи.
— Ты — волосатый молодец, — заметила старуха. — Что за зверь был у тебя папашей? — Она кивнула одному из двоих мужчин: — Принеси ему одежду и ботинки. — Старуха взяла пистолет Майкла и понюхала дуло. Она сморщила нос, учуяв запах недавнего выстрела. — Значит, по дороге что-то было?
— Небольшие неприятности, — ответил Майкл.
— Подробностей не нужно. — Она завела карманные часы и увидела капсулу с цианидом. Закрыв крышку, она вернула часы Майклу. — Возьми, могут пригодиться. По нынешним временам хорошо знать точное время.
Седовласый вернулся с одеждой и парой черных ботинок.
— Ваши размеры нам передали по радио, — сказала старуха. — Но мы ожидали двоих мужчин. Ты, кажется, привезла свою одежду с собой. Весьма предусмотрительно. У нас нет для вас гражданских документов. Их слишком легко проследить в городе. Если кого из вас поймают… — Она глянула на Майкла жестким взглядом. — Вы знаете, какое сейчас время.