Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ)

— Может быть, и так, но зато этот мерзавец все же убрался отсюда, разве нет?
Чесна ван Дорне ничего не ответила. Она потягивала вино из бокала и была вынуждена признать, что на этот раз он оказался прав. Своей выходкой он затмил самого Сэндлера, что было совсем непросто. И все же… у него это вышло достаточно занятно. Поднося бокал к губам, она снова взглянула на своего спутника. Определенно внешность его совсем не сочеталась с предполагаемым занятием цветоводством. Теперь, когда он был умыт, хорошо подстрижен и гладко выбрит, его даже можно было назвать весьма симпатичным. Но вот только его глаза… Чесна никак не могла определить, что необычного было в этом взгляде. Эти глаза смотрели… ах да, она наконец вспомнила. Это был взгляд хищного зверя; у него глаза походили на светло-зеленые глаза большого дикого волка, который так напугал ее в детстве. Ей было двенадцать лет, когда отец повел ее в берлинский зоопарк. Волк глядел на нее точно такими же, как у Майкла, ясными, холодными глазами, и, несмотря на то что их разделяла железная решетка клетки, маленькая Чесна задрожала от страха и еще крепче сжала в своей ладошке отцовскую руку. Ей казалось, что она знает, о чем думает волк, глядя на нее из своей клетки: «Я хочу тебя съесть».
— Я бы съел чего-нибудь, — сказал Майкл вслух. После съеденного куска сырого мяса ему по-настоящему захотелось есть. — Здесь есть ресторан?
— Да, но можно заказать обед в номер. — Чесна допила вино. — Нам нужно о многом поговорить.
Он пристально смотрел на нее, и она старательно избегала этого взгляда. Подозвав официанта, она расписалась на счете и, взяв Майкла под руку, повела его к выходу из бара. В этот момент он почувствовал себя породистым псом, которого заставляют идти рядом, придерживая за ошейник. Чесна улыбалась своей изумительной улыбкой, и вот они вновь оказались в холле, направляясь к длинному ряду зеркальных дверей лифтов.
— Мисс ван Дорне! — окликнул их сиплый мужской голос почти у самого лифта.
Чесна остановилась и оглянулась, готовая к тому, чтобы очаровать еще одного коллекционера автографов.
Стоявший позади нее человек оказался огромным широкоплечим детиной, примерно метр девяносто ростом и весом никак не меньше ста двадцати килограммов. На нем была эсэсовская форма адъютанта, серая пилотка на голове, на его бледном лице застыло выражение глубокого безразличия.
— Мне приказано передать вам вот это, — сказал он, протягивая Чесне маленький белый конверт.
Чесна приняла послание; ее изящная ладонь казалась детской рядом с его ручищей. На заклеенном конверте было ее имя.
Сердце Майкла забилось. Перед ним стоял не кто иной, как Сапог, тот самый громила, который в Базанкуре забил до смерти дядю Габи.
— Я должен передать ответ, — сказал Сапог. У него были коротко остриженные волосы и водянисто-голубые глаза с тяжелыми веками, глаза человека, которому окружающие казались хлипкими механизмами из плоти и костей.
Чесна, надорвав конверт, читала послание, Майкл взглянул мельком на начищенные до блеска высокие сапоги адъютанта. В их отливающей черным глянцем поверхности отражались огоньки свечей, и Майкл подумал, что эти самые сапоги выбили зубы и проломили череп несчастному Жервезу. Чувствуя на себе взгляд Сапога, Майкл, повернув голову, взглянул ему в лицо. Сапог сдержанно кивнул. Он не узнал его.
— Скажите ему, что я… вернее, мы будем очень рады, — обратилась к Сапогу Чесна, и тот ушел, направляясь к группе офицеров, собравшихся в центре холла.
Перед ними раскрылись двери лифта.
— Шестой, — сказала Чесна пожилому швейцару. И уже в лифте, пока они поднимались на этаж, она сама заговорила с Майклом: — Только что мы получили приглашение отобедать у полковника Джерека Блока.
  
Глава 38
 
Чесна повернула ключ в замке и, взявшись за блестящую медную ручку, открыла белую дверь. Едва переступив порог, Майкл почувствовал, как на него пахнуло ароматом свежесрезанных роз и лаванды.
Большая гостиная с высоким потолком и камином, выложенным плитками зеленого мрамора, была обставлена изысканной белой мебелью. Высокие балконные двери выходили на широкую террасу, с которой открывался вид на реку и темневший на дальнем берегу лес. На полированной крышке белого рояля «Стейнвей» стояла большая хрустальная ваза с букетом роз и веточками лаванды. С большого, вставленного в тяжелую раму портрета над камином сурово глядел Адольф Гитлер.
 
— Уютно, — сказал Майкл.
Чесна закрыла дверь на ключ.
— Твоя спальня там, — кивнула она в сторону коридора.
Майкл остановился на пороге просторной спальни, уставленной мебелью темного дуба, где по стенам висели различные модели самолетов люфтваффе. Содержимое чемоданов было аккуратно разложено по шкафам. Он вернулся в гостиную.
— Это впечатляет, — сдержанно объявил он. Положив пальто на диван, он подошел к одному из высоких окон. На улице все еще шел дождь, и его тяжелые капли барабанили по стеклу; над лесом за рекой висела пелена седого тумана. — Ты сама платишь за это или друзьям приходится раскошеливаться?
— Сама. И разумеется, стоит это очень недешево. — Чесна подошла к бару с крышкой из оникса и, взяв с полки стакан, открыла бутылку с минеральной водой. — Но ведь я не нищая, — подумав, добавила она.
— Гонорар за съемки?
— С тысяча девятьсот тридцать шестого года я снялась в главной роли в десяти фильмах. Разве ты никогда не слышал обо мне?
— Мне говорили об Эхо, — ответил Майкл, — а не о Чесне ван Дорне. — Он открыл настежь балконную дверь и полной грудью вдыхал прохладный воздух, настоянный на аромате хвои и сырого тумана. — Как же могло случиться, что американка вдруг стала кинозвездой Германии?
— Ничего не поделаешь, талант. Я оказалась в подходящем месте и в самый подходящий момент. — Она допила воду и отставила стакан. — Имя Чесна мне дал отец — по названию залива у берегов Америки. Я родилась в Чесапикском заливе на яхте отца. Мой отец был немцем, а мама родом из Мэриленда. Я пожила в обеих странах.
— И все-таки выбор был сделан явно не в пользу Германии? — многозначительно спросил он.
— В смысле лояльности? — чуть заметно улыбнулась она. — Видишь ли, я не верю человеку над камином. Мой отец тоже не верил в его идеи. Он покончил с собой в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, когда оказался на грани банкротства.
Майкл хотел выразить ей свое сочувствие, но он понимал, что этого не требуется. Чесна не жаловалась. Она просто изложила факты.
— Но это не мешает тебе сниматься в фильмах для нацистов?
— Я снимаюсь в фильмах, потому что мне за это платят. К тому же ко мне благоволят, что позволяет мне проникать в такие места, куда для большинства доступ закрыт. Я слышу их разговоры, а иногда мне удается даже увидеть карты. Ты представить себе не можешь, каким хвастуном может стать генерал, когда шампанское развяжет ему язык. Я «золотая девушка» Германии. Они даже выпустили несколько пропагандистских плакатов с моими фотографиями. — Она вскинула брови. — Видел?
Майкл кивнул. Ему еще очень многое предстояло узнать о Чесне ван Дорне; была ли она и в жизни такой же фальшивой и неискренней, как те образы, в которых она появлялась на киноэкране? Но как бы там ни было, а жизнь его теперь всецело находилась в руках этой хорошенькой женщины.
— А где мой друг?
— Хочешь сказать, камердинер? В крыле, где живут слуги. — Она указала на белый телефон. — Можешь связаться с ним. Нужно набрать номер нашей комнаты и после него «девятку». Если ты хочешь есть, то обед принесут сюда.
— Хочу. От бифштекса, во всяком случае, я бы не отказался. — Майкл перехватил на себе ее пристальный взгляд. — Непрожаренного, разумеется, — подчеркнул он.
— И вот еще что, — вновь заговорила Чесна после короткой паузы. Она подошла к окну и стояла, глядя на реку. — Даже если высадка окажется успешной — а все обстоятельства складываются явно не в пользу подобного успеха, — союзники все равно не успеют вступить в Берлин раньше русских. Разумеется, нацисты ожидают открытия второго фронта, но пока что они не знают, когда или где это произойдет. Они надеются сбросить союзников в море, чтобы потом ударить всей мощью на Восточный фронт, в войне с русскими. Но это им все равно не поможет, к тому времени Восточный фронт вплотную приблизится к границам Германии. Это мое последнее задание; когда наша миссия окажется выполненной, мне придется вместе с тобой покинуть страну.