Царь девяти драконов (СИ)

Тот пробурчал что-то себе под нос и свернулся калачиком. Однако глазки-бусинки с тревогой посматривали на любимого хозяина. Зверек шкуркой чувствовал страх, исходивший от него. И он заставлял маленькое сердечко учащенно биться в груди.
*** 
Закусив нижнюю губу и прищурив глаза, Лаоху стоял возле окна зала приемов и смотрел на глиняные стены внизу, что обрамляли огромный сад с прудами и цветами всевозможных оттенков. Однако задумчивый взор не видел благоухающих красот и ярких переливов воды в рассветных лучах солнца. Взгляд терялся в пустоте. Правитель думал о своем. Пальцы левой руки непроизвольно выбивали дробь по доспеху.
Янь стоял в нескольких бу от повелителя. Почтительно склонив голову и вытянув руки вдоль тела, он выжидал, что скажет Лаоху. В зале повисла тишина. Со стены позади трона за всем молчаливо наблюдал огромный лик ху. В окружающем безмолвии выбиваемая по доспеху дробь была слышана особенно четко.
Наконец Лаоху молвил:
— До сих пор никаких вестей?
Янь едва заметно кивнул, хоть ван и не видел этого. Правитель продолжал взирать вниз.
— Да, светлейший бо. Гонцы с севера так и не объявились, но должны были еще несколько дней как назад.
— Я знаю, — сухо бросил Лаоху, дробь стала чуть громче, — нань Юн никогда раньше не подводил.
— Что-то стряслось, я уверен, — решительно ответил Янь и шагнул вперед, — благородный и верный Юн никогда бы не посмел подвести тебя.
— И это я знаю тоже, — резче, нежели хотел, сказал ван, обернувшись через плечо, — но меда нет! В тот день, когда он так нужен!
Янь вновь почтительно склонился. Лаоху увидел смущение своего телохранителя. Лицо вана прояснилось, лоб разгладился.
— Я сержусь не на тебя, мой друг. Я огорчен тем, что происходит.
Янь вскинул голову и пылко произнес:
— И в мыслях не было скверно думать о тебе, бо! Твоя душа болит о государстве. Поэтому позволь мне узнать, что же там случилось!
Ван удивленно вскинул брови:
— Ты? Но почему?
— Это праздник моего друга и товарища, почтенного гуна Фу, — с таким жаром продолжал Янь, разводя руками, что Лаоху невольно почувствовал на коже тепло его дыхания, — раз незваная напасть может навредить сему празднеству...
— Празднику ничто не навредит, — возразил Лаоху, — я велел достать из запасов...
— И я сделаю все, чтобы их скорее восполнить! — перебил Янь и тут же смутился своей дерзости. — Прости, светлейший.
— Меня всегда подкупал твой напор, — улыбнулся Повелитель, — хм... хорошо. Раз так хочешь, пусть. Снаряди отряд и узнай, что к чему.
— Благодарю за оказанную мне честь! Клянусь памятью предков, я не посрамлю ни тебя, ни Фу.
— Как и всегда, — уверенно подтвердил Лаоху и кивнул, отпуская верного телохранителя.
Когда тот скрылся за крепкой дверью, ван снова перевел взор в окно. Лоб прорезало несколько морщин. Правитель оставался задумчивым.
Вот уже много лет в Хучене все шло гладко. Ничто не нарушало устои и порядок. Город процветал и богател. Проблема с поставкой меда на фоне всеобщего благоденствия могла показаться сущим пустяком. Но Лаоху не привык, когда что-то идет не так. В отношении досадных трудностей он всегда был нетерпелив и стремился разрешить их в кратчайший срок. Они тревожили душу сильнее мелкой занозы, которую никак не удавалось достать.
Вот и сейчас ван стоял в зале приемов, нервно покусывая губу и нетерпеливо выбивая пальцами дробь по доспеху.
*** 
Сумрак. Она всегда любила его. И Фу никак не мог понять, почему. Даже днем старалась из дома не выходить. Лишь в редких случаях покидала стены жилища, чтобы в пасмурную погоду насладиться запахом молочных пионов да послушать трель садовых птиц. Укрыться в тени огромной сливы... Может, поэтому она такая бледная, как те самые пионы? Настолько бледная, что цвет кожи бросается в глаза даже сейчас, когда они сидят за низким столиком, вяло потягивая медовый напиток. Сидят, окутанные сумраком. Таким густым, что с трудом можно разглядеть узоры на стенах, посвященные предкам.
 
Ее кожа такая бледная...
...и нежная...
Иногда Фу казалось, что она нежнее тех самых пионов. Но тихий и замкнутый нрав Сюин для него по-прежнему оставались загадкой. Загадкой, которую он хотел разгадать, но не решался. Он, суровый военачальник, ставивший во главу угла порядок и не терпящий недомолвок, боялся. Он мог добиться признания. Вытрясти все, что у молодой жены есть на душе. И так было бы правильнее. Но страх сломить этот нежный и тихий цветок каждый раз останавливал от попытки. Наверное, это было единственное, что Фу в своей жизни по-настоящему боялся.
Сюин сидела напротив, покорно склонив голову и попивая напиток из собственной чаши. Хрупкое тело прикрывало темное одеяние. Достаточно свободное, но даже в нем она выглядела слишком хрупкой. Темные волосы, собранные в пучок на голове, сливались с сумраком зала. Окна выходили в сад, где уже начали сгущаться вечерние тени. Они приятно контрастировали со светом, тонкими лучами проходящим сквозь ветви деревьев.
— Одень что-нибудь ярче, — хмуро бросил Фу, — не подобает идти на праздник, как на похороны.
— Да, муж мой, — покорно прошептала она. Гун заметил, как крепче сжали чашу ее нежные ладони.
«Всегда такая покорная».
Прошло больше года с тех пор, как они связали себя семейными узами. И ни разу Сюин не ослушалась его. Всегда оставалась такой. Тихой, нежной, покорной. И Фу это вполне устраивало. Пусть ему не нравилась замкнутость жены, ради всего остального он готов был с ней мириться. Не каждому так везет с супругой. А она, к тому же, еще и очень молода. Молода и красива. Она пленила военачальника при первой же встрече. К тому же, правильные черты лица девушки показались Фу знакомыми, хотя раньше Сюин он не встречал.
«Это знак Шанди и духов» — подумал он тогда и не колеблясь согласился на союз. Приемные родители девушки были счастливы, что смогли устроить судьбу этого нежного цветка. Настоящие мать и отец Сюин умерли много лет назад...
Гун непроизвольно провел рукой по волосам, которые тронула седина, и отставил недопитую чашу.
«Незачем вливать себя слишком много. Будет непочтительно явиться на праздник пьяным».
— Скоро выходим, — сухо сказал он, — иди переоденься.
Сюин молча кивнула. В этот момент раздался голос одного из слуг.
— Почтенный гун, тебя хочет видеть господин Янь.
Фу изумленно вскинул брови.
«Неужели захотел сам сопроводить меня на пир? Это интересно».
Военачальник поднялся и, не глядя больше на Сюин, медленно прошествовал к выходу.
Вечер заливал Хучен оранжевыми красками. Улицы были полупусты. Многие люди заранее отправились на главную площадь, дабы занять места получше. В честь победы над врагом должна была состояться пышная церемония и торжество.
Янь стоял возле входа и наблюдал, как черный шапи с наслаждением грызет куриную кость. Тот развалился в тенечке возле стены, а аппетитный хруст раздавался чуть ли не на весь двор. Гоу был точной копией Фу в плане характера. Такой же хмурый, тихий, но верный и бесстрашный. Правду говорят, звери перенимают повадки своих хозяев.
Волчья шкура на плечах воина переливалась в лучах солнца рыжеватым оттенком. Она ярко контрастировала с темным доспехом на груди.
Фу не сдержал улыбки:
— Ты тоже решил не надевать этих балахонов?
Друг весело и заразительно рассмеялся, вынуждая гуна оттаять еще немного.
— Боюсь, в походе я бы оставил его на ближайшей ветке колючего куста.
Улыбка застыла на губах военачальника:
— В походе?
— Я отправляюсь на север, — кивнул Янь, — светлейший ван обеспокоен тем, что оттуда по-прежнему нет вестей. А я не хочу, чтобы Повелитель хмурился.
— Ты не останешься на торжество?
Фу вплотную приблизился к товарищу. В его глазах вспыхнул озабоченный огонек.