Начало пути (СИ)

Куракин ничего более не сказал, а лишь поклонился. Алексей Борисович боялся окончательно расстроить разговор, который начался так многообещающе, но очень быстро мог оказаться, напротив, губительным.
«Вот же плут! Оказался прав. Только бы в свете никто не узнал о таком разговоре с наследником» — думал Куракин, вспоминая Сперанского.
Князь уже начинал боятся того, как чувствует Михаил Сперанский его сущность, как он вообще чувствует людей. Поговорить с Павлом пытались многие. Не сказать, что наследника все поголовно сторонятся. Появлялись и те, кто, видя состояние здоровья императрицы, старались войти в круг общения Павла Петровича, или разделить семью, клан, где часть будет у Екатерины, а другие у Павла, чтобы при любых раскладах не потерять положение, но это почти никому не удавалось. А стоило только подвергнуть критике двор императрицы, и все, наследник уже готов слушать и чуть ли не дружбу водить.
— По краю хожу, — тихо, чтобы никто не слышал, сам себе сказал Куракин.
Впрочем чем он рисковал? Только лишь тем, что отлучат от двора, а это не так и важно, если уже сделана ставка на наследника. Или сошлют? Как брата Александра? Так тот умудрился свой двор, чуть ли не императорский по масштабам, завести. Поместье Надеждино, находящееся в глуши, нынче гремит на всю Россию. Это так Александр Борисович протест выражает. Его сослали и хотели предать забвению? Так вот, он и там блистает!
— Алексей Борисович! Рад Вас видеть, князь, — только Куракин захотел передохнуть и выйти в сад, но такого человека князь проигнорировать не мог.
— Александр Андреевич, граф, и я безмерно рад, — отзеркалил Куракин.
— Как ваше имение? Все ли хорошо? Я, знаете ли, иногда тоже вот в те края хочу. Слабожанщина, Малороссия, а теперь вот и Новороссия. Вы же верно знаете, что я волею случая родился в Малороссии? — граф Безбородко решил не сразу задавать вопросы, а раскачать князя.
— Ну, скажете, любезный Александр Андреевич. Разве же может считаться восток Черниговской губернии Малороссией? Это уже, почитай коренная Россия, — Куракин показал, что щи он может и хлебает, но не лаптем, а из изящной серебряной ложки.
— Не думал, князь, что вы так осведомлены о моем минулом. Впрочем, — Безбородко решил, что Куракин может держать ответ, от того, пикеровка может быть долгой, а у графа еще очень много дел. — Не поделитесь, с чего так его императорское высочество веселился? Не поймите превратно, я, знаете ли, хотел бы видеть наследника престола Российской империи улыбающимся и пребывающем в хорошем расположении духа. Вот и хотел бы узнать ваш секрет. Признайтесь, Алексей Борисович, что бы вы хотели за свой секрет?
Куракин слегка растерялся. Нет, он мог бы в рамках светского разговора отшутиться, увильнуть от ответа. Но князь был несколько сбит с толку интересом Безбородко к Павлу Петровичу. То, что граф и вице-канцлер будет спрашивать у Куракина с подачи императрицы, князь не верил. Да и слишком быстро Безбородко подошел к Куракину после разговора с наследником. Не мог бы вице-канцлер Александр Андреевич Безбородко успеть получить указания от государыни. Тогда что?
Ни для кого не секрет, что Александр Андреевич Безбородко весьма амбициозен, но и считается успешным чиновником. Вот только Платон Зубов начинает заполнять все ниши при дворе, растекаясь, словно… В высшем обществе такие аллегории не приводятся. Теперь граф Безбородко если не отлучен от дел, то лишился многих возможностей общаться и убеждать императрицу. Доходит до того, что фаворит уже решает: кому дать аудиенцию у государыни, ну а кому отказать.
Так что? Безбородко ставит на Павла Петровича? Да, скорее всего так и есть, но вице-канцлер об этом никогда не скажет. Что говорил Сперанский? Даже, если завещание в пользу Александра Павловича и будет, Безбородко его не обнародует. Именно вице-канцлер получался гарантом волеизъявления императрицы.
«Плут! Гнать Сперанского нужно, от Лукавого сие», — думал Куракин, находя в разговоре с Безбородко признаки подозрений, высказанных, казалось, семинаристом-учителем.
 
— Признайтесь, князь, его высочество пригласил вас в Гатчино⁈ — Безбородко улыбнулся. — Если это так, то не сочтите за труд, просто расскажите о нашем разговоре. Буду премного благодарен. А на сим прошу прощения, мне необходимо покинуть вас.
— Безусловно, граф, я постараюсь донести до его высочества те посылы, которые услышал от вас, — Куракин улыбнулся. — И не извольте беспокоится! Я как раз посчитал нужным отдохнуть в саду. Знаете ли чуть отвык я от дворцовых приемов.
На том и раскланялись. И все подозрения Куракина подтвердились. Когда князь говорил о передаче неких «посылов», вице-канцлер должен был откреститься, ну или уточнить о каких посылах идет речь, переиначив весь смысл разговора. Но он этого не сделал. Человек, у которого будет завещание государыни, этого не сделал! Чудны дела твои, Господи!
«А почему завещание должно быть у Безбородко? Это я уже каждому предположению своего секретаря верю? Чур меня!» — подумал Куракин.
Алексей Борисович не сразу вышел в сад. Пришлось еще перекинуться ничего не значащими фразами с несколькими приглашенными на этот фарс. Люди эти были не так, чтобы важны, из второго эшелона власти. Но кто его знает, что может быть в будущем. Если Павел станет императором, то может и отодвинуть первых, чтобы вторые быстро заняли вакантные места.
Куракин поговорил с Павлом и эта новость молнией пронеслась по дворцу. Ничего такого тут не было, с наследником никто не запрещал общаться, кроме самого наследника. Но, опять же, если к Павлу не подступиться, так можно же хотя бы улыбнуться и перекинуться ничего не значащими фразами с тем, кто может быстро возвысится, случись такое, что Павел Петрович по праву займет престол Российской империи.
И тут повсеместно стало звучать одно слово — «скандаль». Куракин заинтересовался, но даже тот, кто сейчас закрыл бы уши, все равно мог услышать суть скандала. Все шептались, но так громко, что стоило кричать, тише было бы.
— Его высочество подошел к графу Зубову Платону Александровичу, когда тот размышлял о важности брака Александры Павловны и Густава Адольфа… — говорили слева, в пару метрах от Куракина.
— Павел Петрович сказал, что согласен с мнением Платона Александровича… — шептались сзади от князя.
— И представляете, граф сказал… — говорящий чуть уменьшил тон. — «Господа, я что сказал какую-то глупость?»
— Какой апломб, — воскликнула одна из женщин с жаром впитывающая информацию.
«Ужас. Какое невежество», — подумал Куракин, поспешая в сад [тут приведен известный исторический анекдот, завязанный на оскорблении Платоном Павла].
В саду было мало людей, вопреки обыденности приемов. Именно сад в Петергофе, где и был прием, являлся местом разврата и разного рода интимного общения. Тут всегда, на любом приеме, можно было встретить одинокую женщину, возвращающуюся после общения со своим кавалером, или же довольно улыбающегося мужчину, тоже одинокого, чтобы в данный момент не компрометировать свою даму сердца. Однако, принепременно, после, в офицерском собрании, офицер обязательно все расскажет в подробностях, бахвалясь своей очередной победой на любовном фронте. Теперь же, словно все затаились. И дело было в том, что в саду разыгралась сцена, свидетелями которой никто не хотел быть, себе дороже.
— Я его изничтожу! Подлец! Как он смел! — шипел Павел Петрович, сдерживаемый своей супругой Марией Федоровной.
— Павьел Петровьич, ну нэльзя же обижьяться на дурак, — когда жена наследника престола нервничала, у нее проступал сильный акцент [свидетельство современников].
— Мария Федоровна, вы так и не научились чисто разговаривать на русском наречии, — противореча своим же словам, Павел, указывал жене на незнание русского на французском языке.
Куракин посчитал за нужное удалиться подальше. Нельзя подобные разговоры слушать. Венценосное семейство не может быть предметом сплетен, особенно если эти сплетни будут исходить от все еще не обласканного, а, скорее, пребывающего в опале, князя Алексея Борисовича Куракина.