Начало пути (СИ)

— Теперь сторону нужно выбирать, — сказал сам себе Куракин.
Да, тут либо Платон, либо Павел. Быть и там и улыбаться тут, уже не выйдет.
— А Платон — дурак! — заключил для себя Куракин и отправился в пустующую беседку, подальше от наследника и его супруги.
Эта беседка была постоянно свободна, так как располагалась не в кустах или за деревьями, а на виду. Даму сюда не поведешь.
*…………*………….*
Петербург
26 июля 1795 года.
Покровитель пришел с приема злой и искал меня. Ну так я и не стал попадаться ему на глаза. У меня уже есть своя агентура в доме князя, от того могу быть предупредительным. Чего он такой, мои агенты не сообщали, так что подготовиться к разговору не представлялось возможным. Только избежать его, сбежав из дома. Я же не арестован. Мало того, волен отложить, или перенести занятия с Борисом Алексеевичем, чему, что несомненно приятно, мой ученик не будет рад. Оказывается, я весьма интересный педагог для своих учеников.
Про агентов в доме — это, скорее, сарказм. Скорее, я завел приятельские отношения с некоторыми людьми. Горничная князя, не та, которую он это… а самая, что ни на есть, горничная, стучит не только мне, а всем, кто интересуется. Марфа очевидно завидует своей товарке, которая раз в недельку греет постель князя. Вот потому и кричит, какая падшая женщина Агриппина, в отличие от нее, Марфы, — целомудренной женщины. Ох, узнает князь о таких пересудах, даст этой Марфе. Тут и высечь может, такое уже было. При том, что Алексей Борисович считается очень добрым хозяином.
Так что я взял выходной и пошел к ювелиру Каспару Милле. Француз, бежавший от революции, правда только три года назад, после казни короля, насколько я знал, только начал обживаться в Петербурге. С большой конкуренцией в сегменте ювелирных изделий для очень состоятельных людей, француз остается несколько не у дел. Вместе с тем, я навел справки о мастере. Главное — он мастер. Просто люди, имущие большие деньги часто предпочитают заказывать ювелирку у проверенных изготовителей.
Сложно мне приходится ориентироваться в этом мире. Михаил Михайлович Сперанский не интересовался вовсе многими вещами. Он был в плену своих знаний и прокачки эрудиции, а вот в бытовых вопросах, или коммерции, не понимал почти что ничего. При этом очень основательно разбирался в современной финансовой системе России.
Так что ориентироваться в современном мире, находить нужных людей и стараться реализовывать некоторые планы сложно без сторонней помощи.
Кто мне помог? Или до сих пор помогает? Серафим. Мне пришлось вернуться в семинарию и даже провести несколько занятий, закругляя свои курсы и передавая дела префекта. Серафим Пылаев был шелковым. Я, честно говоря даже ждал, что он как-то проявит свою гнильцу. Но, нет, наверное что-то чувствовал. Или же просто умел замечать изменения в людях.
Определить слабака от человека с сильным характером не так и сложно, если знать на что смотреть. В этом отношении больше всего следует обращать внимание на руки и глаза. И сейчас мои глаза уже не могут демонстрировать то, что я не стану отвечать на вызовы. А еще многие хулиганистые люди имеют чуйку, позволяющую понять на кого можно наехать, а с кому следует и поклониться, или обойти стороной.
Изменилось и мое отношение к Серафиму. Он мне сейчас казался не кем иным, как шалопаем. Вместе с тем, я помнил кто отец у этого балагура. Потому и обратился парню, не чинясь, словно и не было никаких сложностей в более раннем общении.
Теперь я знаюсь с купцом Милетием Ивановичем Пылаевым. Так себе купчишка. Имеет несколько лавок, скупает чаще всего товар в Нижнем Новгороде и везет в столицу. Зарабатывает неплохо, но это смотря с кем сравнивать. Однако, этот мужчина, с длинной окладистой бородой и просто невообразимо широкими плечами, словно у кузнеца, отлично знал расклады в деловой среде Петербурга. Да, оказывается и такая есть. Понятно, что он знается и с криминалом, что будет полезно и мне.
 
Первоначально Милетий помогал мне весьма охотно и за это не брал ни плату, да и сам благодарил, что я к нему обратился. После отношение изменилось в сторону «ты мне, я тебе». Просто Пылаев-старший узнал, что я уже не префект и не преподаватель, потому мои возможности тянуть его сынка за уши в семинарии, чуть больше, чем никакие.
Но кто ищет точки соприкосновения, тот их найдет. Я поймал на воровстве приказчика князя, того самого Ивана, который, если судить по надменности, возомнил себя реинкарнацией царя Ивана, не важно какого по номеру. Так, по случаю, без разрешения, конечно, я заглянул в расходную книгу, ну и пообщался на кухне, с лакеями. Короче, рыльце у Ивана в пушку.
Ну а потом, банальный шантаж и смена поставщиков. Кто стал главным поставщиком в дом Алексея Борисовича Куракина? Правильно — Пылаев. А кто за это еще и откаты получает? Правильно — я. Сперва, я даже испугался, даже руку не смог протянуть, чтобы туда были вложены сорок три рубля отката за первую поставку. Сущность Сперанского внутри меня так воспротивилась подобному виду заработка, что чуть не перехватила управление телом. Каким бы я не был стрессоустойчивым, но струхнул не по детски. Я испугался того, что Михаил Михайлович Сперанский сможет когда-нибудь взять вверх над Надеждиным, коим я более всего себя ощущаю. Забавно, но я сам себя уговорил, привел аргументы, определил цели, после чего война внутри меня закончилась перемирием и откаты брались с удовольствием, пополняя небольшой сундучок деньгами.
Теперь я могу обратиться к Мелетию, или к его приказчикам и они если не помогут, то подскажут где искать решения той или иной задачи. Так мне подсказали обратится к французу.
— Месье Милле? — спросил я на французском языке, входя в помещение.
Не могу назвать то, куда я вошел магазином, это и не мастерская в том понимании, которое у меня присутствует, не жилое помещение. Это все вместе. В двухкомнатной квартире жил, работал, торговал этот самый француз. И эта квартира не была собственностью Милле, а лишь съемной.
— О, месье, чем могу быть полезным? Поверьте, чтобы вам не было нужно, какое бы сложное задание вы мне не задали, я тот, кто все выполнит в прилежанием, — говорил ювелир на французском языке, становясь чуть позади меня, как бы перекрывая отход.
Нет, это не было нападением, или еще чем негативным. Таким маневром Милле отрезал путь обратно. Он очень хотел заказ. Интересно вообще, если такие сложности с деньгами, то как он может вообще работать? У ювелира должны быть и камушки и металлы, все это дорого и не купить малоимущему человеку.
— Присядем, месье Милле! — я взял нить разговора в свои руки. — И прошу вас: не стоит лишних слов и действий. Я не мадмуазель, чтобы наслаждаться вашей очаровательной улыбкой.
Мне, действительно, была неприятна приторная улыбка, явно наигранная, даже вынужденная. Усталый человек, с некоторой обреченностью в глазах, не может улыбаться искренне.
— Как будет угодно, месье, — чуть погрустневшим голосом говорил француз. — Чем, все же я обязан?
— Меня зовут Михаил Михайлович Сперанский. Я представляю достаточно влиятельного человека, которому выгодно оставаться инкогнито, но который не прощает обмана, — начал я запугивать, или, скорее, предупреждать француза.
Дело в том, что я принес рисунок, можно условно назвать, шариковой ручки. Как мне казалось, сложность изготовления нормального пишущего инструмента может заключаться в изготовлении маленького шарика, который был свободным, но при этом не должен западать вглубь, а выступать с зазором. Емкость для чернил, по моему мнению, не сложно создать. Пусть это будет металлическая трубка. Вероятно, проблема будет в чернилах, так как они нужны особые, вязкие. Но и такие подобрать можно. Так что никаких нерешаемых вопросов в деле производства авторучки я не видел.
Безусловно, поставить на поток производство такого товара, в современных условиях нельзя. Каждое изделие — это может быть эксклюзив. Но мне нужно для себя прежде всего. Сил моих больше нет писать перьями.