Избранные письма. Том 2
В. Немирович-Данченко
324. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[355]
19 августа 1916 г. Москва
19 авг. Пятница. 10 ч. утра
… А мне надо быть очень здоровым. Необыкновенно чувствую важность этого года в театре. Такой поворотный пункт, какого давно не было, да и вовсе не было. Много людей готовы стать моими врагами и вне театра и внутри его. Петербургская высшая критика в двух лагерях[356], в одном — Сологуб с Андреевым, в другом — Мережковский с Горьким. Сологуб удерживал Андреева от решительной борьбы с Художественным театром, не ставящим пьес Сологуба, а Горький — Мережковского. Вряд ли у нас пойдут «Романтики» и «Самсон». А когда мы не поставим ни Мережковского, ни Андреева, — все дружно будут против нас. Но даже и это было бы не страшно, если бы в это время мы ставили что-то выдающееся. А мы будем давать Сургучева, Волькенштейна![357] В то же время все неудачи будут валиться, конечно, на мою голову, потому что Станиславский «умывает руки»[358], а Стаховичу только и надо подрывать мой авторитет. К нему {181} примкнет Бенуа… Видишь, в каком положении дело? Верить же в то, что при неудачах все-таки труппа будет на моей стороне, было бы смешной наивностью. Тут на карту ставится уже и вся моя театральная репутация. Так мне нужна удесятеренная, здоровая энергия. И зоркость! Посмотрим! …
325. Из письма Е. Н. Немирович-Данченко[359]
27 августа 1916 г. Москва
27‑е августа
Суббота. 10 1/4 утра
… Решили мы сезон открывать все-таки 15‑го. А чтоб было верно, так как «Иванов» может задержаться, то — старой пьесой. Вероятно, «Горем от ума»[360]. Это, в сущности, означает, что никакого «открытия» не будет. Прерванный весной репертуар продолжается. Все театры готовят новинки. Мы остаемся при убеждении, что новинки долго еще никому не нужны. Все дело в том, что мы начнем давать, когда новинки понадобятся. Пока только и есть — «Село Степанчиково» и «Роза и Крест». Да еще будут готовиться для новой, актерской, студии[361] — «Король темного покоя», «Маринка» Волькенштейна и «Дядя Ваня». «Иванов» — в конце сентября. Вопрос о Мережковском будем решать сегодня вечером. Но, видимо, «Романтики» не пойдут. Даже если бы пьеса была признана хорошей, — Леонидов, вероятно, не в состоянии будет играть. Он, по-видимому, простится со сценой. Разве года через два снова вернется. Работать не может. От простейших репетиций в «Иванове» (Боркина, легчайшая роль) у него головокружения и слабость. Значит, некому будет играть в «Романтиках». Мне что-то совсем не жалко. Надоело собак перекрашивать в еноты.
Травить нас будут в этом году, как никогда. Похоронят совсем. В Петрограде две партии писателей по театру — Андреев и Сологуб, другая — Мережковский и Горький, — и вот все будут против нас. Опять-таки не беда, если, по возобновлении мирных условий, мы будем вновь сильны, возродимся.
Пока надо укрепить старый репертуар. Поэтому я сам вхожу во все возобновления. Чтобы хоть те пьесы, которые составляют {182} наш старый Художественный театр, шли действительно образцово.
Вчера днем был экзамен (на котором принят один студент, настоящий красавец. Давно не видел такого красавца![362]), а вечером заседали вот по этим делам о репертуаре. …
326. Е. Н. Немирович-Данченко[363]
28 августа 1916 г. Москва
28‑е, Воскресенье
10 1/2 час. утра
Каждое утро, прежде чем уйти «в дела», я здороваюсь с тобой, голубчик.
Сегодня: синее небо, яркое солнце и хотя всего 8° в тени, но погода кажется прочной, так что, можно рассчитывать, будет теплее. Окончу в театре занятия до 2 1/2 часов и поеду хоть в парк. В первый раз за две недели. И ветра нет.
А письма от тебя вчера не было. Запоздало, что ли?.. Будет сегодня?..
Вчера вечером — чтение «Романтиков» и беседа. Мнения разбились. Большинство, с Константином Сергеевичем во главе, уничтожало пьесу, называя ее фальшивой, ничтожной, ненужной. Меньшинство, с Вишневским, утверждало, что пьеса будет иметь громадный успех и надо, мол, подумать, отказываться ли от нее. Вопрос остался открытым, хотя, так как все признают, что главная роль написана плохо (самого Бакунина), то, видимо, вопрос решится отрицательно. Не жалею.
Беседа шла до 12 1/4, так что, придя домой, я застал Мишу уже спящим. Он уже играет на скрипке, сам.
Утром я занимался с Колей Аслановым. Из симпатии к нему, готов находить, что он милый актер. А строго говоря, не имеет ничего, кроме опыта. Разумеется, я даю волю моей симпатии и задерживаю критику.
… Входит Пелагея и жалуется, что муки нельзя достать, просит хлопотать через Елену Федоровну. Пелагея уже сама печет хлеб. Неважно, но все-таки лучше того, какой приносили из булочной. Сахар берется уже по карточкам, по 3 ф. в месяц на каждое лицо. Продовольственный вопрос все обостряется, и власти ничего не могут поделать со спекулянтами.
{183} Мы-то, сидя за обедом, не замечаем этого, а бедняки волнуются.
Иду пешком в театр. По солнышку.
Целую тебя
Твой В.
327. Л. Н. Андрееву[364]
31 августа 1916 г. Москва
31 авг. 1916 г.
Дорогой Леонид Николаевич!
Мне все некогда ответить на Ваши прелестные письма! Как-то в одном из наших общих собраний я читал отрывки из Ваших писем, а кто-то недурно сострил: «Нельзя ли инсценировать его письма?»
Сейчас получил «Младость». Это хорошо, что Вы прислали. В наших широких планах чуется мне какое-то место для такой пьесы. Разберусь быстро[365].
«Собачьего вальса» жду[366]. (Ужасное название!)
Конечно, я очень занят. Конечно, я все думаю, думаю и думаю. Дела такие, времена такие, что больше думаю, чем действую.
Вы мне второй раз пишете о «Романтиках»: будто бы я молчу о них, потому что не хочу сказать, что пьеса у нас идет. Помнится хорошо, я писал Вам: «Автор, вероятно, будет еще переделывать». Что я еще мог Вам написать? Вы мне можете писать о Мережковском как угодно откровенно, но я Вам — нет. Даже Вам. А может быть, именно Вам. В то время, когда я писал бы Вам, Андрееву, о Мережковском, я вспомнил бы, что я директор Художественного театра, — это к чему-то обязывает.
Но если Вас так интересуют факты, то скажу, что «Романтики» в ближайшем сезоне не пойдут у нас, так как нет у нас исполнителя на главную роль. Что касается дальнейших сезонов, то я еще не знаю намерений автора.
Сезон разрабатывается пока так, как я Вам уже однажды рассказывал.
{184} То, что переживает Россия, заставляет нас быть в своем деле особенно честными и мужественными. Честными — то есть заниматься только тем, что, по-нашему, мы должны и можем делать. Мужественными — то есть не бояться ни трудностей, ни поверхностных мнений о нас, хотя бы нас (уже в четвертый раз за 5 лет) хоронили. Пусть хоронят. Если мы живы, мы воскреснем, а если мертвецы, — туда нам и дорога!
Сейчас я лично занят установкой, пересмотром текущего старого репертуара. Мало того, что он на афише, — надо его играть так хорошо, как это от нас требуется. В этом, то есть в том, как играется текущий репертуар, с каким вниманием, — я думаю, самая существенная разница между Художественным театром и другими, где в громадном большинстве внимание кончается на втором представлении.
А затем группы артистов готовят: «Село Степанчиково», «Розу и Крест», «Короля темного покоя», «Чайку» и «Дядю Ваню». Что пойдет раньше, что после; где пойдет — в театре или в имеющей быть устраиваемой малой зале (новой студии), — неизвестно. Зависит от многих причин.
Пока до свидания.
Обнимаю Вас.
Качалов-то все еще хворает! Леонидов тоже.
328. Е. Н. Немирович-Данченко[367]
3 сентября 1916 г. Москва
3 сент.
Суббота 11 час.
Так как я тебе уже писал о непорядке почты вашей, то надеюсь, что я последний раз скучаю без твоих писем. Сегодня жду два письма. А право, скучно: четыре дня ничего не знаю.