Белая Кость (СИ)
— Я здесь! Миледи! Спасибо тебе, Господи! Я здесь!
— Мама! — крикнул Рэн и послал коня наискосок по склону.
Айвиль подоспел первым. Спрыгнув с коня, схватил Лейзу под руку как раз в тот миг, когда она чуть не упала.
— Что ты делаешь? — Рэн выбрался из седла и, готовый взорваться от злости, вцепился в другую руку матери. — Что! Ты! Делаешь!
Она посмотрела полубезумным взглядом:
— Найди его.
— Кого?
— Того, кто кричал.
— Сейчас найдём, миледи, — пообещал Айвиль. Дал знак своим людям и, продолжая держать Лейзу под локоть, повёл её по косогору.
Их и Рэна окружили рыцари и наёмники. К ним присоединились Выродки-надзиратели. Откуда-то появился факел. На вершине холма не чувствовалось зловоние грязных тел и испражнений: ветер дул в другую сторону. А здесь, внизу, смрад выедал глаза и застревал в глотке.
— Я допустил досадную ошибку, миледи, — проговорил Айвиль, прижимая перчатку к носу. — Разрешите мне её исправить.
Лейза была настолько взволнована, что не стала уточнять, о какой ошибке идёт речь, и просто кивнула.
Айвиль обратился к Выродку-телохранителю:
— Я разрешаю тебе в случае опасности притрагиваться к госпоже.
Справа прозвучало:
— Я тут! Тут! Белая кость!
— Выпустите моего отца, — послышалось слева. — Его оклеветали.
— Здесь мой сыночек, — раздался женский голос. — Ему всего пятнадцать. Спасите его!
Со всех сторон понеслось: «Он уже не может говорить… Она кашляет кровью… Отдайте мне брата…»
Взвизгнула сталь клинков. Серый воздух рассекли хлысты. Кто-то взвыл от боли, однако люди не расступались. Надзиратели пустили коней по кругу, в центре которого находились Лейза, Рэн и Айвиль. Нищая, оборванная толпа с криками и стонами отхлынула к краю поля.
— Сюда! Он здесь! — позвал наёмник.
Лейза хотела подойти к столбу поближе. Увидев блестящую в свете факела кучу дерьма под клеткой, остановилась и запрокинула голову.
— Повтори, что ты сказал, — велела она, глядя на вцепившиеся в прутья грязные руки.
Узник проговорил сквозь рыдания:
— Белая кость, пурпурная кровь, золотые крылья.
— Где ты это слышал?
— Вытащите меня отсюда, я вам всё расскажу.
— Спрашиваю последний раз. — В голосе Лейзы звучали металлические нотки. — Где ты это слышал?
Клетка заходила ходуном.
— Пожалуйста! Я умираю! Пожалуйста!
— Уходим, — произнесла Лейза и пошла прочь.
— Королева Эльва… Это она говорила.
Лейза застыла на месте и уставилась себе под ноги.
— Эти слова из стихотворения, — вымолвил заключённый, задыхаясь. — Королева иногда читала его вслух, а потом повторяла: «Белая кость, пурпурная кровь, золотые крылья». И плакала.
— Что это значит? — тихо спросил Рэн.
— Стихотворение твоего отца, — ответила Лейза и вернулась к клетке. — Ты был лично знаком с королевой?
— Я… лично… да. Очень лично и очень… близко.
Придя в замешательство, Рэн прочистил горло. До Дизарны доходили слухи о распущенности королевы. В то, что старуху облизывают мальчики, верилось с трудом. Оказывается, это правда.
— Она мне подарила сапоги. И камзол с соболиным воротником. И кинжал. Ещё подарила серебряный кубок. И бархатный жакет. У меня всё забрали. Сказали, что я это украл, и посадили сюда.
Лейза предприняла последнюю попытку уличить юношу во лжи:
— Это стихотворение она прочла в книге?
— Нет. Оно написано на листочке. Королева хранила его в тайнике.
— Где?
— Я и так много сказал, — донеслось из клетки. — Вытащите меня. Вы обещали!
Лейза посмотрела на Айвиля. Тот отрицательно покачал головой. Лейза приподнялась на носки, положила руки ему на плечи и прошептала, касаясь губами его уха:
— Он мне нужен. В долгу не останусь.
— Вы его получите, — заверил Айвиль. — Но не сейчас.
Лейза развернулась и направилась к холму.
— Это нечестно! — крикнул юноша, тряся клетку. — Вы мне обещали! Это нечестно! Ваша светлость! Миледи! Вернитесь!
Путники взошли на гребень холма, поднялись в сёдла и продолжили путь.
Стемнело. Поле Живых Мертвецов осталось позади. К дороге вплотную подступил лес. Выродки зажгли факелы. Рэн ехал рядом с матерью, тайком бросая на неё взгляды. Она никогда не говорила о тяге отца к сочинительству. Молчала и сейчас. Почему какое-то стихотворение взволновало её настолько, что она забыла об осторожности? Ведь на том поле собрались люди отнюдь не довольные своей жизнью. Воины искрошили бы их в куски. Напрасные и невинные жертвы сейчас никому не нужны.
— Прошение о помиловании, — проговорил Айвиль, держась возле Лейзы.
Она кивнула и обратилась к Рэну:
— Когда твоего отца заточили в Башню Изменников, ему разрешили написать прошение о помиловании. Он написал стихотворение.
— Его зачитали на суде, — добавил Айвиль.
— Меня на суд не пустили, — продолжила Лейза. — Я находилась под домашним арестом. Мне потом рассказали, что в прошении говорилось о белой кости, пурпурной крови и золотых крыльях.
— Не прошение, а угроза, — тихо заметил Айвиль. — Во всяком случае, так показалось мне и моему отцу.
Лейза со стоном выдохнула:
— Я просила отдать мне стихотворение. Хотела сохранить как память. А мне сказали, что его выбросили. Получается, обманули.
— Если эта бумага сохранилась, вы её получите, — пообещал Айвиль и натянул поводья. — Миледи! Стойте на месте!
Путь загораживала телега. Впряжённая в неё лошадь дрожала так сильно, что оглобли ходили ходуном. На дороге лежали, утопая в грязи, тела. Вокруг валялись тряпки, втоптанные в чёрное месиво. Видимо, люди ехали на поле Живых Мертвецов, а их ограбили и убили.
Рэн спрыгнул с коня, забрал у Выродка факел и склонился над молодой женщиной. Бледное лицо и застывшие глаза, устремлённые в небо. Горло перерезано, одежда залита кровью. В пяти шагах от неё лежала маленькая девочка, уткнувшись лицом в землю. Ей воткнули нож в спину. Нож забрали; о ширине клинка подсказал разрез на стёганой кофте. Рэн присмотрелся к следам. Девочка умерла не сразу, барахталась и ползла к матери. Из-под телеги торчали босые мужицкие ноги. Рядом стояли сапоги и валялись продырявленные башмаки.
Рэн выпрямил спину и заметил мешок, кем-то оброненный между кустами.
— Они не успели далеко уйти. Найдите их!
Сотня Выродков ринулась в лес, и всё вокруг наполнилось звуками: кони всхрапывали, кольчуги звенели, ветки трещали.
Чувствуя на себе взгляды Айвиля и Лейзы, Рэн всматривался в темноту. Если бы горы находились рядом, он бы попросил горных духов обратиться в камни и преградить убийцам дорогу. Но вокруг только грязь, лес и небо.
Шум отдалился и стал еле слышен.
— Довезём их до ближайшей деревни, — проговорил Рэн. — Крестьяне о них позаботятся.
Рыцари уложили тела на телегу, укрыли рогожей и развернули лошадь. Наблюдая за ними, Рэн думал о человеке, который сидит сейчас в клетке и шарит глазами по толпе, выискивая своих родных. Он умрёт от холода, голода и жажды, уверенный, что его бросили. Похоронили заживо.
Теперь шум приближался. Выродки выехали на дорогу и швырнули к ногам Рэна двоих мужиков, одетых в гамбезоны. Один босой: башмаки снял, а натянуть сапоги не успел.
Не пытаясь подняться, мужики озирались и скалились как волки. Одичавшие взгляды, кудлатые бороды, всклокоченные волосы.
Рыцари рывком поставили их перед Рэном на колени.
— Милорд, смилуйтесь, — промямлил тот, что помоложе. — Как перед богом клянусь, никого и пальцем больше не трону.
Рэн вытащил из ножен меч. Лейза отвернулась. Айвиль свёл брови.
Мужики протянули к Рэну руки, поползли к нему:
— Помилуйте нас… Помилуйте…
Других слов они явно не знали.
Рэн снёс молодому убийце голову одним верным ударом. Следуя за движением меча, волчком крутанулся вокруг себя и срубил голову второму мужику. Тот даже не успел понять, что происходит, — умолк, не закончив фразу.
— Можно было отвести их в деревню, — произнёс Айвиль, с задумчивым видом почёсывая щетину на подбородке. — Там бы их судили и отправили на поле Мертвецов.