Одержимость (ЛП)

Затем Серена зашла на кухню, взъерошенная, она потерла заспанные глаза рукой. Она склонилась у холодильника и взяла бутылку воды. Тонкий хлопок ее шорт обтягивал ее зад.
Нее, все что мне действительно было нужно — так это оттрахать Серену до бесчувствия и только потом перейти в свою истинную форму.
Мой член всячески одобрял эту идею, и я захотел поднять ее, снять с нее одежду и разложить на барной стойке. Открыть для себя новые виды блаженства, и много раз входить в нее. Потерять себя в ее мягкости и теплоте.
— Ты готовишь обед? — голос Серены нарушил мои фантазии.
Я моргнул и посмотрел вниз. В моей руке нож, на разделочной доске порезанная курица, а в коробке — паста, уже ждет когда ее сварят. Ха. Я совершенно забыл, чем был занят.
— Думаю — да, — сказал я. — Паста с курицей.
— Звучит неплохо, — она встала с другой стороны барной стойки, вертя в руках бутылку. — Помощь нужна?
Моей первой реакцией было сказать нет, но она могла бы оказаться полезной. Я и так слишком много времени потратил на всякую хрень: созерцание сэндвичей, вороватые поцелуи и прикосновения, высасывание энергии из женщины. Да, настало время действовать.
— Можешь взять сковородку и оливковое масло.
Серена схватила сковородку, поставила её на плиту и начала рыться в шкафах. Найдя бутылку масла, она посмотрела на меня с опаской.
— Любишь готовить?
— Да.
Убрав за плечо густую прядь волос, она налила масло. Я задумался о том, насколько темными были ее влажные волосы. Готов поспорить, они были светло-коричневые, совпадая по цвету с ее нежными бровями.
Нежные брови? Что, блин, происходит с моим мозгом? Возвращая внимание на куриные грудки, я провёл ножом по ним так, что лезвие застряло в разделочной доске.
— Мне тоже нравится готовить, — напряженно сказала Серена, будто бы она была не уверена стоит ли ей разговаривать со мной после моего самурайского взмаха. — Мне, правда, не всегда это удается. Однажды я пыталась сделать Rice Krispies Treats пока по телевизору показывали фильм «Свободные», а там как раз была танцевальная сцена на складе, и я никак не могла ее пропустить. Я оставила лопаточку в сковороде, а когда вернулась, она уже наполовину расплавилась.
Я выгнул бровь.
— Бывает.
— В свою защиту могу сказать, что мне было всего четырнадцать и меня легко было отвлечь. Мама мне еще долго не разрешала подходить к плите. — Она медленно отошла от барной стойки и стала снова болтать в руке бутылку с водой. Едва заметная голубая аура замерцала возле нее. Она нервничала. — Я типичная девочка разогрей-и-положи-на-тарелку, но всегда мечтала научиться готовить так, как это показывают в телевизионных кулинарных шоу.
Мой взгляд скользнул по ее опущенному лицу. На ее щеках играл легкий румянец. Густые ресницы поднялись вверх, ее глаза на секунду встретились с моими, и она отвела их в сторону. Убрав волосы за ухо, она поджала губы. Воздух вокруг нее запульсировал темно-голубым цветом.
— Вот, — сказал я, указывая ножом на курицу и две чаши. — Сначала обмакни курицу в яйца, а потом обваляй в сухарях.
Ее подбородок дернулся вверх, удивление застыло на лице. Мгновенье она не двигалась, а затем кивнула.
— Позволь мне помыть руки сначала.
Я не особо переживал о микробах. Я не мог заболеть, а вот Серена вполне могла. Когда она вернулась к кухонной стойке, то подвинула к себе поближе чаши — сначала с яйцами, а потом и с сухарями. Было тесновато, и я мог бы подвинуться, давая ей больше пространства, но я не стал этого делать.
Мне нравилось теснить её.
— Давай, — призвал я, когда её руки зависли над цыплёнком, — это не сложно, и я не буду включать телевизор.
На ее губах губах заиграла улыбка.
— Сейчас меня уже не так легко отвлечь.
Я нагнулся так, что мои губы были практически у её щеки.
— Готов поспорить, что тебя также легко отвлечь, как и в четырнадцать лет.
Серена уронила кусок курицы в чашу. Весь стол был в желтке, а ее щеки стали кроваво-красными.
— Ты сильно ошибаешься, — пробормотала она.
Я усмехнулся.
— Знаю.
Наблюдать за Сереной, старательно обмакивающей кусочки курицы в чашах, было даже в некоторой странной степени забавным занятием. Я раньше не готовил ни с кем вместе. Черт, я еще ни для кого никогда не готовил. Не то, чтобы я изначально готовил для Серены. Я был голоден, я много ем.
Пока я включил плиту и наблюдал за тем, как закипает масло, Серена болтала о своей маме, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на меня, будто проверяя степень моего раздражения.
Я был в порядке.
— Ты никогда не виделась со своим отцом? — спросил я.
Она потрясла головой, поднося тарелку с панированной курицей к плите.
— Неа. Донор спермы в отлучке. А ты? Я имею в виду, у твоего вида ведь есть родители?
— Мы не вылупляемся из яиц, Серена. Наше размножение происходит так же, как и у человека, и у Лаксена тоже. Но я не знаю своих родителей.
Её брови взмыли вверх, когда она взяла кусок курицы.
— Что ты имеешь в виду?
Я убрал её руку со сковородки. — Ты можешь обжечься.-
Затем взял курицу и положил на сковороду. Масло затрещало.
— Полагаю, что ты не можешь.
— Не так, как ты. — Я взял другой кусочек с тарелки, которую она держала. — Мои родители умерли, когда я был маленьким.
Её тихий вдох наполнил тишину, а затем, — Я…
— Не говори, что ты сожалеешь, Серена. Ты не убивала моих родителей. Тебе не за что извиняться. — Я взял последний кусок и шлёпнул его в масло, а потом забрал у неё тарелку. — Мои родители были убиты Лаксеном, также как и многие из моего рода. И не надо снова говорить, что тебе жаль.
Она закрыла рот.
— Что у тебя за «пунктик» с извинениями?
— Мне не нравится, когда люди извиняются за то, чего не делали.
— Это я поняла, но когда люди говорят «извини» — в ситуации когда кто-то потерял любимых, например, — они извиняются за то, что напомнили тебе о той боли, которую тебе пришлось пережить.
— Я в порядке, — сказал я, и Серена закатила глаза. — Мой руки, ты можешь подцепить сальмонеллу или ещё что-нибудь.
— Хорошо, папочка. — Она повернулась к раковине.
Мой взгляд упал на ее пухлый зад, и я поборол в себе желание подойти к ней сзади, схватить ее за бедра и…Те дебри, в которые забрели мои мысли, означали лишь то, что моя миссия невыполнима. Возможно мне просто следовало вычеркнуть ее из моей системы нахрен.
Звучит как план века.
Серена взглянула на меня через плечо. — Почему Лаксены убили твоих родителей?
И это уничтожило мой боевой настрой.
— Как я уже говорил, Лаксены — властолюбивые твари.
Она медленно обернулась, вцепившись в край стойки.
— Это мне ничего не объясняет.
Я сделал шаг вперёд, и её губы приоткрылись. Оу, как мне это нравится.
— Ты правда хочешь получить урок истории?
— Да.
А мне очень хотелось прикоснуться к ней. Я сделал ещё шаг, мой взгляд блуждал по её блузке. Тонкий хлопок и бюстгальтер не смогли прикрыть ее затвердевшие соски.
Оу, дерьмо.
Курицу нужно было перевернуть.
Повернувшись, я взял щипцы и перевернул курицу, игнорируя свой каждый инстинкт, требующий овладеть ею. Истинная часть меня, та тьма, которой я являлся, никак не могла понять, почему я боролся с этим. Она ведь не заботилась о последствиях или о том, что Серена может закончить в состоянии «овоща».
Она просто жаждала. Постоянно.
Я прокашлялся.
— Короче, Лаксены существуют около тысячи лет и, что вполне очевидно, они были более совершенными, нежели человеческая раса. Им нравилось путешествовать. Им также нравилось порабощать другие расы, с которыми они входили в контакт, и которые, как им казалось, представляли для них угрозу. Они правили Вселенной — многими галактиками, о которых ты даже не слышала. Они стали властолюбивыми и разрушали все на своем пути. Знаешь, что говорят про абсолютную власть?
— Что за ней следует абсолютное развращение?