Опричники (СИ)

— И мне тоже ехать?
Басов тяжело глянул на новенькую, и та разом сникла.
Семенов еле сдержал улыбку и деловито поинтересовался:
— Христофор Бонифачьевич, куда?
Начальник ткнул пальцем в подробнейшую карту Архангельской области. Деревушка, которая оказалась на конце ногтя, располагалась на реке Пинега.
— Название не вижу.
— Кочмогора! В ней всего несколько жилых домов. Но сигнал к нам поступил от самого Василия Кузьмича.
Семенов хмыкнул, а Трескина заинтересованно повернулась к нему.
— Это руководитель службы участковых Пинежского района. Христофор Бонифачьевич, что там такого необычного случилось, что сам Кузьмич нас прям срочно затребовал?
— Что еще на Пинежье может произойти, окромя козней Верховских ведуний? Нынче и лешаки-то смирно по своим чащобам сидят — МЧС боятся.
И тут всех удивила сидящая доселе мирно Пелагея:
— Никак икотница объявилась?
Басов удовлетворенно хмыкнул, а Илья выдохнул. Нет, чтобы ничто иное попалось!
— Значится так, тимуровцы, сначала дуйте к Андроповой, затем на вокзал за билетами. Кузьмич встретит у поезда и довезет куда следует. И тама чтобы никому ни полслова.
— Христофор Бонифачьевич, а может в интернете на корпоративную карту билет взять?
Начальник отдела потер небольшую бородку и махнул рукой. Мол, поступайте как хотите, но слово государево исполните.
Встретились на железнодорожном вокзале. Единственная ветка железной дороги, идущая от Архангельска не на юг, была построена еще в семидесятые годы двадцатого века. И шла она точно на восток. Говорят, что дорогу хотели довезти до Урала, но что-то не сложилась. Так что вторым концом она упиралась в райцентр под названием Карпогоры. Туда им было и надо. Давно прошли времена, когда по селам и деревням огромного севера летали самолет и вертолеты. Нынче добираться приходилось долго и маятно. Хорошо хоть поезда туда ездили новые, более комфортабельные.
Илья скептически осмотрел Пелагею, но увиденным остался доволен. Это в городе весна,а над ним еще властвует настоящая зима. Трескина прибыла в путь в толстом пуховике, в новомодном подобии валенок-уггах и в шапочке явно домашней вязки. Хотя что он к ней прицепился? Девушка и сама с района, а не какая-то непривычная к северному климату городская дурочка.
— Пошли, поезд убывает с третьего пути.
На неделе народу в вагоне было немного, и сотрудники Отдела ЧС удобно устроились в креслах. Пелагея глянула на часы, затем на Илью и поинтересовалась:
— Ты уверен, что там нас ждет именно иконтица? Бред какой-то из сивой сказки! Двадцать первый век, а мы занимаемся суевериями.
Илья снисходительно глянул на коллегу:
Поля, ты хоть и новичок, но должна знать, что все необычное и есть в сфере интересов нашей епархии?
— Ну да! — как-то неуверенно кивнула Трескина. До сих пор она больше занималась бумагами в конторе или архиве.
Семенов же и не думал ёрничать. Все начинающие сотрудники прошли через это. Удивление, неприятие, любопытство и мягкий переход к заурядности восприятия. Ну, подумаешь, охотишься на привидения! У работников канализации работа еще глубже.
— Тогда запомни хорошее правило, помогающее нам в службе: ничто и никогда не заканчивается! Земля у нас сложная, народов и традиций в ней намешано немерено. И почти все еще толком не изучено.
— Но наука…
Илья вздохнул:
— Передовым отрядом науки мы как раз и являемся. Дозволь препарировать полученную информацию более опытным и знающим её цену людям. Наша с тобой задача непосредственно отреагировать на сигнал. И разобраться, что там на самом деле произошло.
— Хорошо.
Полина не стала спорить с более старшим коллегой и залипла в смартфоне. Пока есть интернет, надо закачать побольше сведений о страшной беде Русского севера Икотнице. И что интересно, именно массовая болезнь или истерия, как называли её психиатры, случалась ранее лишь на Пинежье и местами на Мезени с соседней Коми.
 
Итак, что говорит нам интернет об этом явлении?
'«Икотка» — болезнь древняя и веками считалась следствием порчи и вселения злого духа в человека. Об этой загадочной болезни ещё в XIV веке упоминал креститель народа коми Стефан Пермский, боровшийся с языческими верованиями. Карелы, мордва, мокшане, вятичи, зыряне и пермяки называли «икотку» по-своему — «шева», по имени злого духа, который вселялся в человека. С «икоткой» были знакомы многие коренные народы Сибири и Урала, и практикой её «подсадки» в совершенстве владели их шаманы-нойды.
В Архангельской губернии первое упоминание об «икотке» датируется 1768 годом, когда епископ Архангельский и Холмогорский Вениамин в письме Синоду описал особую форму порчи и одержимости злым духом, связывая эпидемии «икотки» с верованиями древнего народа чудь, идолопоклонников, живших когда-то на берегах реки Пинеги, которые так и остались в народе. Веками в «икотку» верили так же свято, как в Святую Троицу и Христа.
Самыми проклятыми на Пинежье считались и наиболее подвержены вспышкам икоты были районы в верхнем и среднем течении рек Пинеги и Мезени. Как правило, начинала икать одна из женщин, а вслед за ней и вся деревня. Причём среди женщин икота распространялась быстрее. В «икающей» деревне на длительный срок (месяц и более) замирали все виды деятельности. Подвержены ей были только женщины, а подсадить могли и мужчины. Поругались соседи, к примеру, сосед из мести и подсадил «икотку» жене своего недруга. И орет она дурным голосом день и ночь, или воет как собака, или кукарекает, мяукает так, что спасу нет.
В 1815 году в Пинеге даже суд по делу о «напускной икотке» был. Михайло Чукрая, обвиняемого в подсадке «икотки» своей двоюродной сестре Афимье, приговорили к 45 ударами плетьми за наведение порчи на сродственницу. Но «икотка» и её насылающие колдуны до того замучили Пинежье, что в 1812 году случились в Пенеге и Мезени народные бунты. Люд деревенский поджигал дома колдунов, которые портили местных женщин. Правительством были стянуты войска на усмирение бунтов, а местные православные батюшки потом проводили с каждым бунтовщиком беседы.
В семидесятых годах двадцатого века округа больше всего страдала от икотной заразы. В одной из деревень Сурского сельского совета, Шуйге, женщины кричали едва ли не в каждом дворе. На тех, кого считали виновными в «подсадке», по словам свидетелей событий, «подавали в суд, их выселяли и преследовали, пытались убить». В Сурскую чертовщину пришлось вмешаться даже Архангельскому обкому партии: в медицинский институт было направлено письмо с просьбой разобраться в ситуации и оказать помощь. "Из Шуйги икотниц привозили в Сурскую больницу на грузовике человек по пятнадцать. Всю дорогу они голосили как сумасшедшие, наводя жуть на тех, кто попался в пути. В больнице их лечили гипнозом, давали снотворное и успокоительные. Добровольно пройти лечение желающих было очень мало.
Но в порчу, насланную «икотниками», на Русском Севере верят и по сей день даже молодые. И носят при себе защиту — соль в кармане, молитву за пазухой, крещеный крестик православный. Защитой может стать даже отборный русский мат. Существует поверье, что «икотник» или «икотники» не могут умереть по старости или по болезни, не передав кому-либо свои поганые знания. Годами будут мучится, пока не передадут своим детям, а то и случайному человеку, если детей не дал Бог. Да и затаились они давно ото всех, боятся теперь людей, но люди-то все равно знают, что они есть, и тоже боятся их.
До сих пор здесь помнят сильных Карпогорских колдунов, род которых называли Лоханями. На Пинежье некогда были распространены былички о шуликунах и чуликонах— святочных духах, которые по народным представлениям выходят из проруби на Святки и уходят обратно на Крещение. Описание их внешнего облика противоречиво. Шуликуны представлялись людьми маленького роста, в металлических шапках, или высокими и худыми, как скелеты. В Суре был зафиксирован неизвестный ранее демонологический персонаж — бороуха. Функции бороухи ограничены. Она появляется перед мужчинами в охотничьих избушках и на дальних покосах в образе знакомой женщины. Для того, чтобы бороуха появилась, достаточно вспомнить или подумать о жене или возлюбленной. Бороухи пугают и хохочут, когда их узнают'.