Опричники (СИ)

Чем больше Трескина погружалась в подробности сохранившихся в этих глухих краях старинных верований, тем меньше верила в научное обоснование такого необычайно странного явления, как Икотка. Если это болезнь, то почему до сих пор толком не изучена? Если колдовство, то почему с такой прохладцей с ним боролась Церковь? Что на самом деле таится в глубинах земель древней чуди? Перелопачивая за последние месяцы гигабайты информация, девушка понемногу привыкла к тому, что их Отдел ЧС больше походит на контору из какого-нибудь глупого фэнтезийного сериала. Но в диссонанс вводили громкое название и введение её в секретное ведомство.
Хотя в принадлежности к подобной структуре как раз ничего необычного не было. Государство обязано отслеживать все тайны и непонятки, происходящие в стране. Почему? Да просто потому, что оно не может выпустить из рук нити, которыми опутаны человеческие судьбы. Трескина хоть и выглядела со стороны тихоней, но в её душе временами бушевали самые настоящие ураганы. Больше всего девушка боялась того, что как-нибудь выплеснет штормящие её чувства наружу. Она до сих пор помнила, что сотворила с одной невозможной по характеру однокурсницей. Видимо, тогда Опричнина её и взяла на заметку.
Еще бы! Довести здоровую девушку до болезненного состояния одним взмахом руки. Была девица кровь с молоком, а в больницу привезли буквально старуху. Лишь через три дня обидчица пришла в себя. На Трескину не подумали только по одной причине — никто никогда не видел малахольную блондинку в гневе. Правда, Марфа Васильевна моментально определила, что ходит в провинциалке кровь древних ведуний. Не всех еще вывели попы и монахи, которые и сами не были лишены суеверий. Время от времени потомки женщин, что хранили знания Рода, попадались в поле зрения Опричнины. И лучше, когда они становились на службу Государеву.
Противную противным!
Илья покосился на задремавшую попутчицу и снова уставился в окно. Солнце уже заходило, освещая верхушки заснеженных елей в мрачноватые тона. Дорога после города и пригородных дач тут же нырнула в настоящую тайгу, которая нигде не прорезалась полями или дорогами. Она простиралась от берегов Двины до Ледовитого океана и Урала безбрежным зеленым морем. Местами превращаясь в непроходимые дебри. Их Семенов испытал на собственной шкуре еще в детстве.
Его отец был заядлым грибником и рыбаком и частенько таскал сына с собой. Зато Илья не боялся леса, умел в нем ориентироваться и в студенческие годы отдал должное туризму. Грех, имея вокруг себя такую богатую природу, не пользоваться её благами. А ведь кроме Архангельских просторов неподалеку раскинулись Карелия и Кольский с Хибинами.
Было где развернуться добру молодцу!
Сейчас же его занимала нудящая мозг загадка. Зачем архивариусу навязали в дорогу младшего архивариуса? Что такое видят в невзрачной девушке его руководители? Вопрос вовсе не был праздным. Как молодой сотрудник за последние месяцы успел понять их — казалось бы, с виду канцелярская контора на самом деле мог дать фору оперативным отделам знаменитых на весь мир спецслужб. И звание Опричнины им досталось не только по традиции. Каждый сотрудник Отдела ЧС четко занимал место, как будто бы предназначенное лишь для него.
Семенова прочили как раз в оперативники. Если так можно было назвать эту на самом деле разностороннюю должность. Опыт какой-никакой уже есть, историческое образование, физическая форма, и главное, как один раз упомянул первый волкодав их отдела Виктор Иволгин, у молодого архивариуса имелась хватка. Дело наиважнейшее в находке и поимке той ипостаси окружающего человечества мироздания, что с древности зовется нечистой силой. Тех существ, что населяют мир Срединный между Нижним и Горним.
Кто же тогда обычно меланхоличная, но обладающая острым умом Трескина? Так, за размышлениями Семенов и сам не заметил, как задремал. Разбудил его голос проходящего мимо проводника:
 
— Карпогоры пассажирский!
Поезд приходил в районный центр в половину десятого, уже по темноте. Илья встал и потянулся, стараясь размять застывшее тело. Трескина на него даже не оглянулась, изучая информацию в смартфоне. Правильно, что готовится! Чуйка обещала архивариусу нечто необычное.
На парковке у вокзала их уже дожидались. Майор полиции в зимней форме шагнул навстречу, жизнерадостно скалясь протянул руку:
— Вот и наши опричники пожаловали.
— Василий Кузьмич! — поприветствовал его Семенов.
— А это что за пигалица? — с некоторым недоверием глянул на Трескину полицейский. На его широком усатом лице застыло недоумение.
— Наш новый сотрудник. Басов послал.
— Ну, если Басов. Давайте в машину, и так уже поздно! Вот раньше с самолетом была жизнь! Как на маршрутке лётали с деревни в деревню.
Они подошли к большому темному джипу и быстро спрятались от морозца в теплом салоне.
— Василий Кузьмич, а где УАЗик?
— Да к лешаку его! Только и ломается. Тут спонсоры помогли, купили китайца по случаю.
— И как?
— Во! Ховрик ездит везде и не ломается. Наши узкоглазые друзья попросту взяли и скопировали старый надежный японский внедорожник. Ничего особенного, но по нашим хлябям лучше и не придумаешь.
Они выехали с площади и минут через десять свернули по трассе налево. Трескина глянула на смартфон— сеть около райцентра присутствовала, и с удивлением вымолвила:
— А мы что, не в гостиницу разве?
Кузьмич озадаченно оглянулся на Илью, но ответил без сарказма в голосе:
— Так, милая, куда тянуть-то? Пока икотка в человеке не утвердилась, её вывезти легче. Если то она вообще. В народе всякое бают. Темный он у нас до сих пор.
— Василий Кузьмич, Пелагея еще до конца не верит в подобное.
— Ах, вот оно что! Эх, молодежь! Был у нас уже давненько случай один. Не при мне, и даже не при Васильиче, что до меня службу тащил. Еще в годах шестидесятых это случилось. Приехал в наши края служить мужик, южанин, с местными обычаями незнакомый. Ехали они в Верховье по делам и встали из-за поломки. Шофёр полез под машину, а служивого зазвала к себе сухонькая старушонка. Представилась ему тихим голоском: «Баба Нюра». После румяных шанег и крепкого домашнего чая мужика охватил лёгкий дурман. На душе у него стало спокойно-спокойно, и он почувствовал блаженство. Слышит — как будто доносится издалека:
«Ложись, мил человек, на лавку, я сапоги сниму».
И всё — повалился-провалился. Очнулся он от боли. Рука свисала с лавки, а бабка, вцепившись в неё, исступлённо что‑то нашёптывала. Попытался мужичок высвободиться, но не тут-то было — рука не слушалась. В этот момент в дверь громко забарабанили. Это водитель, отремонтировав машину, звал в дорогу. Служивый и закричал, как не в себя. Бабка залаяла и отпрянула от него. Он немедля соскочил с лавки, сунул ноги в сапоги, подлетел к двери, выдернул засов и кинулся прочь.
Шофёр по дороге крутил баранку, искоса насторожённо поглядывая на чужака в зеркальце. Пару раз их взгляды встретились и тут же оттолкнулись. Оба молчали и напряжённо смотрели на дорогу. Так длилось с полчаса. Проскочив небольшой деревянный мостик, водитель внезапно резко затормозил. И у приезжего тяжесть как рукой сняло. Шофёр облегченно перекрестился и повеселел. Тут и узнал служивый, что заманила его к себе известная на всю округу Нюра-икотница.
«Ты счастливчик, — сказал шофёр. — Не залаял, когда ручей минул. Значит, бабка Нюра не смогла посадить тебе икоту».
Вот так вот, робята, в старопрежние времена случалось.
Илья покосился на Трескину. Девушка выглядела серьезно, а её вопрос застал Кузьмича врасплох:
— Так правда, что в семидесятом в Суре целая эпидемия Икоты случилась? Людей машинами в больницу свозили, с области врачи приехали. Даже до обкома дело дошло.