Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 5 (СИ)

— Не жалуюсь.
— Значит, того человека, которого ты так отчаянно бросился защищать, ты не знал?
— Нет.
— Ладно, — Алим встал. — Пить хочешь?
Я не ответил, но при словах о воде, сглотнул вязкую слюну.
— Вижу, хочешь. Смотри, Вадим. Не очень я доверяю твоим словам. Особенно про того человека. Посиди-ка тут еще чуть-чуть. Может, передумаешь. Тогда получишь воды.
Потом чеченец ушел, а я принялся дальше работать над веревкой.
Вернулся он часа через три, ближе к полудню. Я почувствовал голод и жажду, но пока что терпеть их не представляло особого труда. А вот с запястьями все было неважно. Грубая, витая веревка терзала кожу, но останавливаться я не собирался. Правда, приходилось быть аккуратным, чтобы не вызвать подозрений лишними звуками. А веревка, иной раз сильно хрустела, растираясь о древесину.
Когда за дверью началось копошение, я замер. Прислонился ближе к своему столбу. Алим снова вошел в сарай. В руках он нес мятый ковшик с водой. При виде этого я снова сглотнул. Сейчас мне показалось, что горло ужасно сухое. Тело требовало воды.
— Ну как ты тут? Удобно? — Проговорил он приблизившись. — На улице жарко, а тут хорошо. Сквозняк, прохлада. Хочешь воды?
Он опустился, показал мне чистую воду в ковшике.
— Ну что, не передумал? — Спросил он, когда я не ответил. — Мы ждали совсем других людей. Местную молодежь. Но на берегу появился тот, на пятерке Жигулей. А еще ты. Не хочешь рассказать, кто вы такие? Тогда и напьешься, и наешься.
— Я сказал, кто я. Я охотник, — покачал я головой. — А того, кого вы обстреляли, я не знаю.
— Угу, — покивал Алим. — Ну ладно. Что ж.
Чеченец посмотрел в воду. Потом стал сладко пить ее. Я видел, как его тонкий кадык ходил туда-сюда при каждом глотке.
Напившись, он утерся.
— Холодненькая. Красота в такую жару. Я тебе тут немного оставил. Хочешь?
— Нет, — проговорил я.
Мужчина хмыкнул, а потом вылил остатки мне под ноги.
— Ну не хочешь, не надо.
Он встал.
— Ладно, по-хорошему ты не хочешь. Ночью тебя увезут отсюда. Мы будем пытать тебя, пока ты не признаешься, кто под нас копает. А ты признаешься. Зелимхан просился, чтобы я разрешил ему взяться за тебя, но я пока отказал ему. Он парень горячий. Убьет еще тебя ненароком. А ты нам нужен живой. Ты наш козырь, Вадим. Но если будешь упираться, может, я и передумаю. Дам свободу нашему Зелимхану.
Веревка была прочной и жесткой, тем не менее, я чувствовал, как она истончилась, как ее разорванные волокна путались в пальцах. К вечеру пилить ее стало тяжело из-за боли в запястьях, и я начал делать перерывы, чтобы перевести дух.
Пока я сидел внутри, понял, что чечены тут не обосновались. За весь день я слышал, как во двор несколько раз заезжала и почти сразу уезжала машина. На территории, по всей видимости, было не так много людей: два или три боевика. Они менялись, охраняя меня, и время от времени заглядывали внутрь, чтобы проверить, как я тут. Это постоянно были одни и те же люди.
Когда дверь раскрывалась, у меня было несколько мгновений, чтобы рассмотреть, что же на улице. Впрочем, ничего особенного там не было. Просто запущенный станичный дворик, правда, безлюдный. Это были неплохие условия для побега. При условии определенной удачи, конечно.
Тем не менее, я решил дождаться темноты, опасаясь, что за мной могут начать погоню при свете дня. С раненой ногой мне далеко не уйти. Вот только нужно было успеть до того, как чечены придут забрать меня на пытки.
Когда стемнело, я стал работать упорнее. Веревку я почти осилил, и оставалось немного. Усердно работая, я даже не чувствовал боли в руках. Кисти просто онемели, а я продолжал тереть и тереть веревку о дерево.
Когда снаружи, у двери, снова раздались голоса, я притих. Чечены обсуждали что-то на своем. Приглушенные звуки речи доносились до моего уха, и у меня появилось неприятное предчувствие. Возможно, сейчас меня решат вывезти отсюда. Тогда я попытался разорвать веревку насилу, но ничего не вышло. Я принялся пилить ее дальше, чувствуя, как она поддается все охотнее.
 
Потом разговоры затихли. Я понял, что снаружи остался один боевик. Услышал, как удаляется второй.
Когда я снова принялся работать, щелкнул дверной крючок. Дверь медленно, со скрипом в петлях отварилась. Внутрь заглянули.
В темноте я не мог разобрать, кто именно это был. Некто зашел внутрь, закрыл за собой вход в сарайчик. Темная, крупная фигура двинулась ко мне.
— С-сабака… — протянул моложавый, но низковатый голос. — Нашел я тебя, дьявол.
Он стал на почтительном расстоянии, и привыкшие к тьме глаза различили гостя. Это был тот самый Зелимхан. Именно его я отделал в лесу. Лицо его представляло собой одну сплошную опухоль. Рану на щеке стягивали грубые стежки швов. Он приблизился еще, опустился ко мне, щелкнул зажигалкой.
— Пес, — с отвращением прошипел он, когда огонек осветил его раненое лицо. Я увидел, что побил его даже сильнее, чем думал.
Зелимхан говорил с характерным акцентом, будто бы съедая буквы русского языка.
— Щас я тебя, пса, резать буду, как скотину, — проговорил он и достал из мягких кожаных ножен, болтавшихся между ног, длинную финку на пухлой рукояти. — Скажу, что ты сбежать хотел, и пришлось тебя заколоть.
— Да? — хмыкнул я, чувствуя, как последние нити веревки лопнули за спиной, освобождая руки. — А старший тебе разрешил? Заругает же. Так что не лезь, мальчик. Иди рожу лечи.
— Пес…— прошипел он снова и схватил меня за грудки, занес нож, чтобы распороть мне живот.
Я среагировал мгновенно. Вскинув руки, схватил его за запястье. В этот момент он вздрогнул от неожиданности, но успел ударить ножом.
  
Глава 14
 
Я почувствовал острую боль, когда лезвие вонзилось в мое тело. Физиономия Зелимхана была озлобленной, словно принадлежало какому-то животному. Он с торжеством в глазах смотрел мне в лицо, однако это выражение быстро сменилось на другое, на выражение недоумения и резкого удивления.
Он опустил глаза. Я тоже глянул вниз на секунду. Клинок застрял у меня в ладони второй, пустой руки, когда я машинально попытался защититься от удара. Лезвие финки пробило ее на сквозь, но я все равно сжал его вооруженный кулак. Острие ножа застыло в пяти сантиметрах от моего живота.
— С-собака… — Протянул Зелимхан удивленно.
Собравшись силами, я пнул его здоровой ногой в колено, на которое опирался боевик. Он тут же завалился набок, потянул меня за собой. Оба мы оказались лежащими на земле. Стали пинаться ногами, стараясь оттолкнуть друг друга. Быстрым движением он вырвал нож из моей кисти, попытался ударить, но я блокировал предплечьем. Нож застыл на весу. Лезвие задрожало в его напряженной руке.
Он попытался опустить его, чтобы вогнать не сбоку, как планировал, а снизу, мне под ребра. Я почувствовал, как его предплечье скользит по-моему. Когда оно сорвалось, я схватил Зелимхана пониже локтя, стараясь не дать чечену, зарезать меня.
Зелимхан попытался ударить головой мне в лицо, но не достал, только резко кивнул. Я тут же уперся здоровой рукой ему в подбородок. Что было сил, стал толкать голову врага в сторону, неестественно запрокидывая назад. Нажал ему на локоть, отодвигая руку с ножом как можно дальше от себя.
Так мы и застыли, стараясь пересилить друг друга. Сколько мы так пролежали, я сказать толком и не мог. Напряжение в мышцах и желание победить чечена, выжить, заняло весь мой разум.
Зелимхан тихо замычал от натуги, напрягся сильнее, и я почувствовал, как нож приблизился к моему животу.
Ладонь, которой я давил ему на подбородок, вспотела от напряжения. Лицо боевика тоже покрылось испариной, и я почувствовал, как пальцы соскальзывают на его губы, потом, как упираются в нос Зелимхана. От боли он снова, сквозь зубы, замычал. Как только рука оказалась на лице, я нащупал пальцами глаза, нажал изо всех сил. Стон чечена перерос в тихий крик. На миг Зелимхан ослабил нажим, и это позволило мне схватить боевика за запястье.