Пока бьётся сердце

Я киваю, хотя он и не может меня видеть.
– Наверное. Но он все равно собирается нас убить, я в этом уверена.
– Может быть. Но по крайней мере у нас есть несколько дней, чтобы что-то придумать. Нам нужен план.
План. Что можно придумать здесь, в подвале, связанными и прикованными к стене?
Мысли разбредаются, и я не могу не вспомнить о последнем нашем совместном «плане». Два года назад моя мать назначила нас обоих ответственными за вечеринку-сюрприз в честь двадцать восьмого дня рождения Мэнди. Ей хотелось, чтобы она выдалась особенной.
Это была первая ошибка моей матери: она думала, что из нашей с Дином Ашером совместной работы может получиться что-то особенное.
– Что такое?
Я вздергиваю подбородок при звуке его голоса, прорывающегося сквозь мои грезы.
– Что ты имеешь в виду?
Мне кажется, я вижу, как он пожимает плечами.
– Ты притихла. Обычно это означает, что ты глубоко задумалась или придумываешь изощренное оскорбление в мой адрес.
Я смотрю прямо на него, и почти уверена, что мы оба беззастенчиво друг на друга пялимся. Но поскольку наверняка сказать невозможно, взгляд не отвожу.
– Я думала о том хаосе, который мы устроили на вечеринке Мэнди пару лет назад, и о том, что любой наш совместный план вряд ли хорошо сработает.
Его смех пугает меня, потому что он искренний. Я этого не ожидала.
– Ты определенно приложила руку к приглашениям, – сообщает он мне, как будто мы не поднимали эту тему миллион раз.
– Врешь. Ты никогда не признаешься, верно? Я специально назначила тебя ответственным за приглашения, потому что ты больше знаком с ее окружением. Кроме того, на мне уже висели кейтеринг, торт и диджей.
– Я отвечал за алкоголь. И был явно перегружен ответственностью, а потому испытывал массу стресса.
Я скептически вскидываю брови.
– Мне все еще непонятно, почему твоя мама просто не позволила нам создать мероприятие в Facebook [2], как делают большинство, – заканчивает Дин.
В ответ я стону и закатываю глаза. Хотя на нашу вечеринку никто не пришел, потому что кто-то забыл разослать приглашения, у нас все равно выдался незабываемый вечер китайской еды навынос и фильмов ужасов у камина. На моем лице расползается ностальгическая улыбка.
– По крайней мере, она смогла отпраздновать этот год, прежде чем… – Мой голос срывается, и я отвожу взгляд. Беззаботная атмосфера рассеивается, и к нам возвращается реальность нашего положения. Я подтягиваю ноги к груди и прижимаюсь щекой к коленям. – Я собираюсь попытаться уснуть. У меня такое чувство, что все, уготованное нам завтра, морально меня истощит.
Я содрогаюсь при воспоминании об Эрле у меня между ног, крадущем мою веру в человечество. Я уверена, что свет в моей душе полностью погаснет, если когда-нибудь наступит конец этому кошмару. Нет пути назад к моему прежнему «я».
Мои слова оставляют в воздухе холодок дурного предчувствия, и Дин шепчет мне в темноте:
– Спокойной ночи, Кора.
У меня перехватывает дыхание.
– Спокойной ночи.
Мимо протекают минуты. Я их считаю.
Шесть минут и тридцать пять секунд.
Здесь слишком тихо, а значит, что мысли в моей голове слишком шумные и неспокойные. Мозг отказывается отдыхать, но я совсем его не виню. Я проглатываю свою гордость, еще сильнее утыкаясь лицом в колени.
– Дин?
– Да?
Я облизываю губы и закрываю глаза. Поверить не могу, что прошу его об этом, но в темноте легче быть уязвимой… а еще когда тебе нечего терять.
– Можешь мне спеть?
Живот сводит от волнения, и я задаюсь вопросом, не слишком ли интимна моя просьба.
Чересчур смело. Возможно, я прошу слишком многого от того, кто мне даже не друг. Но раньше меня уже убаюкал звук его хриплого голоса, поющего мою любимую песню, а я отчаянно нуждаюсь в нескольких часах покоя. Мне нужно хотя бы во сне сбежать из этой клетки.
Несколько мгновений Дин молчит, и я переживаю, что он собирается игнорировать мою просьбу. Отшить меня. Я уже решаю извиниться и пойти на попятную, сказать ему, чтобы он забыл об этом, но он наконец отвечает:
 
– Есть пожелания?
Меня окутывает облегчение, и тело расслабляется.
– Можешь снова спеть «Hey Jude», если хочешь. Это моя любимая.
– Знаю, – тихо отзывается он.
Он знает? Мы никогда раньше не обсуждали друг с другом наши любимые песни. Меня никогда не интересовали никакие его предпочтения, и я предполагала, что это взаимно. Но, наверное, когда ты знаешь человека пятнадцать лет, нравится он тебе или нет, ты обязательно подметишь какие-нибудь детали.
Когда его голос прорезает темноту и прогоняет тишину красивой мелодией, я почти мгновенно погружаюсь в себя. Это что-то знакомое. Что-то прекрасное. Что-то хорошее, за что я могу зацепиться, впитать в себя и раствориться. Уткнувшись в колени, я напеваю строчки вместе с ним, пока сон в конце концов не берет верх и не уносит меня прочь.
Мне снова снится океан.
Вода плещется у моих ног, притягивая меня, словно магнит. Манит своей глубиной и таинственностью. Соблазняет своей живительной силой.
Я прыгаю в воду.
И уплываю прочь.
Не успеваю я опомниться, как лицо начинает ласкать луч света, и я просыпаюсь. Шея затекла и болит, и я почти кричу от боли, когда поднимаю голову с колен. Я инстинктивно пытаюсь поднять руку, чтобы помассировать затылок, но наручники тут же звякают о трубу и отказывают мне в этой привилегии – зловещее напоминание о моем затруднительном положении.
О моем аде.
Я наклоняю голову из стороны в сторону, затем приоткрываю веки и вижу, что Дин наблюдает за мной из своего угла с едва заметной улыбкой на губах. Я корчу кислую рожицу.
– Ты наблюдал, как я сплю?
В ответ он пожимает плечами, от чего цепи позвякивают.
– У меня уж точно нет дел поважнее, – язвит он. Его странная легкая улыбка не исчезает.
Странно ее видеть, учитывая нашу ситуацию. Я не думаю, что способна улыбаться – по крайней мере, пока с меня не снимут цепи, и я не буду свободна.
Но… наступит ли когда-нибудь эта свобода?
Я отгоняю гнетущие мысли, выпрямляю ноги и потягиваюсь, морщась от протеста затекших мышц. Пол под моими босыми ногами холодный и твердый, что усугубляет дискомфорт. Я поднимаю глаза на Дина. Его улыбка исчезла, но во взгляде все еще сквозит мягкость, пока он за мной наблюдает.
– Как тебе спалось? – спрашиваю я у него. Я уже знаю ответ, но не знаю, что еще сказать – наш ассортимент тем для разговора довольно скуден.
Ждешь ли с нетерпением сегодняшний перерыв на горшок? Готов наблюдать, как меня насилуют? Как думаешь, как скоро найдут наши тела?
Я съеживаюсь от собственных нездоровых мыслей и сглатываю, отгоняя их прочь.
– Не так хорошо, как тебе, – отвечает Дин. В его глазах проскакивает огонек, отблеск улыбки, по которой я уже скучаю. – Ты дрыхла, как убитая.
– Еще и слюнки пускала, да?
– Твой секрет в надежных руках.
Я почти улыбаюсь. Почти. Но вместо этого опускаю подбородок, поджимаю губы и смотрю на свои нежно-розовые ногти на ногах. Мы с Мэнди в пятницу после работы сделали педикюр, готовясь к вечеринке на выходных. Я понимаю, что сегодня ее настоящий день рождения. Моя сестра, скорее всего, обнаружит, что два ее самых любимых человека пропали… в ее день рождения.
С днем рождения, сестренка. Я купила тебе Fitbit [3].
Интересно, читает ли Дин мои мысли, потому что он склоняет голову набок, изучая меня почти с нежностью.
– Она с нетерпением ждала сегодняшнего рожка с мороженым, – говорит он мне, и в его голосе слышатся странные нотки.
Слезы обжигают мне глаза и текут по щекам. Я прикусываю губу. Мы с Мэнди всегда отмечаем наши дни рождения рожком мороженого в кафе в центре города. Мы обмениваемся нашим тайным рукопожатием, делаем селфи перед входом и съедаем мороженое, сидя на качелях в соседнем парке. Эта традиция родом из детства, когда еще наши родители водили нас в кафе. День рождения Мэнди в ноябре, поэтому часто мы сидим на заснеженных качелях и кутаемся, как эскимосы, ловя странные взгляды прохожих.