29

Не то чтобы Барбара не знала, как с ней порой бывает тяжело. Она понимала, когда заходила слишком далеко. Впоследствии она преисполнялась угрызениями совести и ненавистью к себе, но все молча. Только Люси знала. Когда она, вернувшись из школы, заходила в комнату матери и заставала Барбару лежащей на кровати, она знала. Уже в восемь лет Люси хорошо понимала, что нужно вскарабкаться на кровать к матери и обнять ее. Люси была единственным человеком, которого Барбара никогда не третировала. Она знала: одна Люси ее понимает, хотя обе не говорили об этом ни слова.
Барбаре казалось, что мать никогда не понимала ее.
Иногда она задавалась вопросом, стала бы она счастливее, если бы вообще перестала разговаривать с Элли. Однако она так остро нуждалась в одобрении матери, что не смогла бы оставить ее в покое ни на минуту, даже если бы постаралась. Она нежно любила мать. Мечтала стать такой же, как она. И больше всего на свете мечтала добиться ее благосклонности – именно это и вызывало у нее такую злость, вспыльчивость и просто досаду. А люди, в том числе родная мать, судили ее по поведению. Всю свою жизнь она старалась угодить Элли и неизменно терпела неудачу. Если бы мать любила ее, то и все остальные, включая саму Барбару, тоже бы полюбили ее. Барбара оказалась в замкнутом круге.
Всю жизнь она пыталась подражать Элли. Вступив в период полового созревания – когда по широкой груди и бедрам стало очевидно, что внешностью и формами она пошла в родню отца, – Барбара принялась питаться одной морковкой и сельдереем в надежде заполучить такую же фигуру, как у Элли (ну да, в минуты, когда досада на стрелку весов, упорно не желавшую сдвигаться, становилась невыносимой, она, возможно, и позволяла себе лишку; ладно, скорее всего, это бывало не так уж редко). Как и Элли, она вышла замуж за первого же мужчину, который проявил к ней интерес, – за Ларри Сутамолока, дантиста. Как и Элли, она никогда не работала, а все силы и время отдавала семье. Однако сколько бы она ни старалась, Барбаре никак не удавалось дать матери повод для гордости.
А потом она родила Люси.
Люси была всеобщей любимицей. Единственная внучка Элли – и притом, как ни тяжело было Барбаре это признать, самый настоящий двойник своей бабушки. От матери в ее внешности и поведении ничего не было. Не то чтобы Барбара противилась столь близкой дружбе между своей матерью и своей дочерью; ее печалил тот факт, что сама она не могла походить на них, что дуэту никогда не суждено было превратиться в трио. Осознание этого только питало ее цинизм и сварливость.
В голове Барбары бушевала война. Мысль «может, сегодня мама наконец поймет меня» сталкивалась с мыслью «может, сегодня мне наконец-то станет плевать на все это». С одной стороны, она отдавала себе отчет в том, что искать одобрения и расположения собственной матери в пятьдесят пять лет нелепо. Но с другой стороны, она не могла жить иначе.
– Всего один квартал остался! – крикнула Барбара Фриде, которая, тяжело дыша и пыхтя, плелась далеко позади нее.
Барбара остановилась подождать старушку.
– И можешь не сомневаться, с завтрашнего дня ноги Кена здесь не будет, это был его последний день в вашем доме, – подхватила она начатую ранее тираду. – Почему у него нет запасного комплекта ключей?
– Но они же все у нас были, – попыталась урезонить ее Фрида.
– Ой да ладно. А как же общий ключ?
– Ты спросила его об этом, и он же ответил, что может вызвать слесаря.
– Можно подумать, я готова весь день просидеть там в ожидании слесаря! – Барбара вскинула руки. – Да и где ждать-то?
Фрида пожала плечами.
– Нет, у нас с тобой есть проблема гораздо серьезнее. Не важно, что мы остались без ключей, телефона, денег и моей машины. Моя мать пропала!
– Может, она уже дома? – Фрида надеялась, что Барбара передумает и вернется.
– Бог знает где она сейчас может быть, – ответила Барбара.
За их спиной, всего в одном квартале, Люси и Элли толкали по улице вешалку с одеждой.
– Барбара, у меня ноги ужасно разболелись от этих кроссовок, – пожаловалась Фрида.
 
– Доберемся до кондитерской, сядешь и снимешь их на время, – ответила Барбара.
А про себя подумала: может, в кондитерской их пожалеют и угостят кусочком торта – за все их тяготы.
– Может, они пожалеют нас и угостят слойкой? – прибавила Фрида.
– Честное слово, Фрида, у меня в голове не укладывается, что ты можешь думать о еде в такую минуту.
Кипя от возмущения, Барбара рывком распахнула дверь кондитерской, да так, что та с силой ударилась о стену – с десяток людей, стоявших в очереди, разом вздрогнули.
– Вот блин, это миссис Сутамолок, – тихонько проворчала стоявшая за кассой Фло другой продавщице.
– Я по срочному делу, – объявила Барбара остальным покупателям, протискиваясь к прилавку.
– Миссис Сутамолок, встаньте в очередь, – строго велела Фло.
– Фло, я должна поговорить с вами. Моя мать пропала.
– Господи! – ахнула Фло, схватившись за грудь. – А вчера ведь только день рождения был и все такое.
– Фло, это очень важно. Сегодня утром сюда зашла молодая женщина и купила три торта. Помните ее?
Кассирша напрягла память.
– Фло? – наседала Барбара.
– Да, кажется, было такое, пришла женщина и купила три торта.
– Она сказала, что собирается с ними делать?
Фло задумалась:
– Нет.
– Она сказала, куда она их несет?
Фло посмотрела на другую продавщицу.
– Нет.
– Она заплатила наличными?
– Да! – Фло заволновалась. – Я помню, что она расплатилась наличными! Это поможет?
– Нет, – вздохнула Барбара. – Вы больше ничего не помните?
– Кажется, какой-то мужчина флиртовал с ней. Сэл, как зовут того парня, который с ней заигрывал? Ты помнишь? Посмотри имя в чеке.
– А, это Зак Пирсон, тот самый парень с интернет-сайтом.
– Фрида, ты записываешь?
Барбара оглянулась на Фриду. Та уже успела снять кроссовки и удобно расположиться на скамеечке у витрины.
– Чем? – парировала Фрида.
– Извините, моя подруга очень устала. У нас выдалось крайне тяжелое утро, и мы обе остались без денег. Вы не могли бы дать ей что-нибудь поесть?
– Привет, Фло, – помахала рукой Фрида.
– Привет, миссис Фридберг. – Фло наклонилась к прилавку и достала слойку. – Вам как обычно?
Про себя она подумала: может, если дать миссис Фридберг слойку, та перестанет постоянно таскать пакетики с заменителем сахара?
– Это было бы замечательно. – Фрида явно обрадовалась. – Я заплачу, как только верну свою сумочку. Я оставила ее дома, а потом еще и оставила сумку Барбары в квартире миссис Джером. Сумасшедший день…
– Фрида, может, ты не будешь докладывать все подробности? – перебила Барбара.
– А вам что-нибудь положить с собой, миссис Сутамолок? – поинтересовалась Фло в надежде, что в следующий раз Барбара не будет столько ныть.
Барбара проглотила слюну.
– Я бы не отказалась от слойки, – сказала она. – Обязательно заплачу вам потом.
Фло завернула две слойки в салфетку и протянула Барбаре. Может, теперь-то уж она перестанет привередничать, выбирая торты, рассудила про себя Фло.
– Спасибо, Фло. – Барбара изобразила едва заметную улыбку. – Ну, полагаю, здесь мы закончили. Идем, Фрида?
Фрида перестала массировать ноги и послушно принялась натягивать кроссовки.
– Давай пойдем, – поторопила Барбара.
Фриде ничего не оставалось, кроме как бросить завязывать шнурки и засеменить за ней следом. Может, они остановятся на светофоре, вот тогда можно будет их завязать.
Барбара закрыла за собой дверь кондитерской, поманила Фриду за собой; пройдя пару домов, она остановилась и спросила тихим шепотом, как будто Фло еще могла услышать ее:
– Ты думаешь, она что-то скрыла от нас?
– Не представляю, зачем ей это. – Фрида уперла ногу в выступ витрины и принялась неловко завязывать шнурок.
– Нет, наверное, нет. Вряд ли эта Фло имеет отношение к исчезновению мамы.