29

– Ну, понимаешь, – мягко сказала она, – может, такое лучше кому-нибудь из друзей Барбары носить.
Время мини-юбок для меня закончилось. Больше я то платье не надевала.
Вот тогда я и поняла, что пути назад нет. Я официально стала старой.
До сегодняшнего дня, разумеется.
– Люси, подожди, – остановила я внучку, когда мы приблизились к ее студии. – Мне нужно забежать в банк, пока он не закрылся.
– Зачем тебе деньги? – спросила она.
– На вечер, – улыбнулась я, захлопав глазами. – Девушке никогда не помешает иметь с собой немного наличности, просто на всякий случай. В мое время хватало десяти центов, чтобы позвонить отцу и попросить забрать домой, если ухажер вдруг начинал делать всякие глупости. Но сегодня, наверное, понадобится гораздо больше.
– Так мы просто найдем банкомат по пути.
– Ох, нет, я ими не пользуюсь.
– Что? – Люси оторопела.
– Банкоматы. Я этим штукам не доверяю. Я предпочитаю девушку, которая работает у меня в банке. Она меня знает.
– Ну, не думаю, что она узнает тебя сегодня, – напомнила Люси.
– Ой, и то верно. Как же мне получить деньги? – Я вдруг ужасно обеспокоилась.
– Ба, не волнуйся, я дам тебе денег.
– Нет, знаешь что? У меня в ящике с бельем припрятана кое-какая заначка. Давай зайдем ко мне и заберем. Не хочу, чтобы ты на мели оказалась.
Мы завезли платья Люси в ее студию и забрали свои наряды на вечер.
– Мы забыли купить нижнее белье! – вдруг вспомнила я.
– У меня кое-что есть, – отозвалась Люси, открывая ящик. – Я всегда держу здесь немного про запас, просто на всякий случай.
– Какой такой случай? – подмигнула я.
– На случай, если нижнее белье моей модели не слишком подходит к одежде, которую она показывает. Господи, ба, ты можешь попридержать свои гормоны? Меня это бесит уже, правда.
– Извини, – стушевалась я. – Я отвыкла от такого количества эстрогена.
Захватив белье, мы отправились в мою квартиру.
Лицо Кена я увидела за квартал (до чего же хорошо без очков!), он был несколько бледен. Люси я ничего не сказала, но сразу поняла, что грядет неладное.
– Люси, – позвал Кен.
– Привет, Кен, – откликнулась та.
– Вы знаете, что ваша мать и миссис Фридберг ушли искать вас обеих? Они были ужасно обеспокоены.
– Твоя мать, кажется, ни на секунду не может оставить меня в покое, – сказала я, поворачиваясь к Люси.
– Погоди. – Она жестом попросила меня помолчать. – Кен, вы знаете, куда они пошли?
– Я только знаю, что и ваша мать, и миссис Фридберг захлопнули двери в обе квартиры, остались без ключей и пошли вас искать. – Потом он повернулся ко мне: – И кстати, у меня из-за вас большие неприятности. Вы сказали, что вы тоже внучка миссис Джером.
– Но так и есть, – промямлила я, и стало очевидно, что я вру.
– Думаете, я вчера родился?
– Кен, это очень важно, – вмешалась Люси. – Вы знаете, куда пошли мама и миссис Фридберг?
– Они не сказали. Ваша мать была просто в бешенстве и потащила за собой миссис Фридберг.
– Ох, только не это. Давай поднимемся, может, они записку оставили. – Я жестом велела Люси идти за мной и достала из сумки свои ключи. – Я сама этим займусь. Спасибо, Кен.
Я подошла к лифту и нажала на кнопку «вверх».
– Но кто вы такая? – недоумевал Кен. – И что мне сказать, если они вернутся?
– Скажите, что видели миссис Джером и что она тоже отправилась их искать, – ответила я, заходя в лифт.
– Но где миссис Джером? – не унимался швейцар.
– Отправилась их искать, – сказали мы с Люси в один голос, и двери лифта закрылись.
Когда я вошла в свою квартиру, сердце мое упало. Прямо перед парижским зеркалом на столике восседала сумка Барбары. Рядом лежала упаковка крекеров с сыром – наверное, у Фриды опять уровень сахара понизился. Лучше вам и не знать, что происходит, когда у Фриды сахар падает. Эта женщина становится сумасшедшей. Если они сейчас где-то ходят с Барбарой, то моя дочь, скорее всего, наблюдает ту сторону моей подруги, о существовании которой даже и не подозревала.
– Чувствую себя ужасно, – проговорила я, заглядывая в сумку Барбары. – Ее ключи здесь. И ее телефон. Куда они могли отправиться? Как думаешь, не стоит ли позвонить парням и все отменить?
 
– Мне точно стоит, – сказала Люси и взяла свой мобильный.
– Ну, тогда и мне тоже. Хватит на сегодня.
– А тебе-то зачем? – удивилась она. – Как ты собираешься объясняться?
– Правду скажу. Скажу, что проснулась и обнаружила, что мне двадцать девять. И докажу им это так же, как и тебе доказала.
– Нет, ба, ты этого не сделаешь. Ты пойдешь на свидание.
Я опустилась на диван. Заметила, что Барбара убрала со стола торты – наверное, выкинула их. Не сомневаюсь, что перед этим она отведала кусочек, но это, в общем, не имело никакого значения.
– Люси, хорошего понемножку. Ясно же, я не могу так дальше. Барбара наверняка сейчас в участке, пишет заявление о моей пропаже. Зная твою маму, не сомневаюсь, скоро она поставит на уши всю полицию Филадельфии.
Люси остановилась передо мной с видом глубокой задумчивости.
– Нет. С мамой я справлюсь. А ты пойдешь на свидание.
– Я не могу. – Я обхватила голову руками.
– Сможешь, как мы и договаривались, и я пойду с тобой. Сегодня твой день, а не мамин, с мамой будешь завтра разговаривать.
– Но она…
– Должна повзрослеть, – упорствовала Люси. – И ты, ба, – тебе нужно понять наконец и перестать обращаться с ней как с ребенком. Она уже немолода. Пора бы ей вести себя так, как подобает в ее возрасте.
– Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда так говорят.
– Ба, это правда.
– Ты просто не понимаешь. Не важно, сколько лет твоему ребенку. Он все равно остается твоим ребенком.
Тогда Люси подошла и села рядом:
– Не сегодня, ба. Не сегодня.
У меня голова поплыла. Мой ребенок. Фрида. Я. Что же мне делать? Да и как объяснить все Барбаре и Фриде? Они не свыкнутся с этой мыслью так же легко, как Люси. Все упирается именно в то, о чем я и говорила: в жизни неизбежно наступает момент, когда человек перестает принимать новые идеи. Люси до этого еще не доросла. А вот Фрида и Барбара уже подошли к этой точке. Они никогда не смогут смириться с тем, что мне снова двадцать девять.
Может, Люси права, может, и правда приходит время, когда родителям необходимо отучить себя заботиться о каждом переживании своего ребенка. Приходит время, когда нужно остановиться и сказать: «Прошли те дни, когда я воспитывал и волновался. Пора тебе перестать полагаться на мою заботу. Теперь ты начинаешь жить своей собственной жизнью. Я не могу больше давать тебе ответы». Так права ли Люси? Она, конечно, умница, но она не знает, что такое быть матерью. Эта забота пополам с тревогой начинается в ту самую секунду, когда тебе первый раз кладут в руки твоего ребенка. Сколько ты отдашь ему? Сколько вообще можно отдать, когда сердце твердит тебе лелеять и опекать своего ребенка, сколько бы ему ни было лет, а разум говорит иное?
А потом я посмотрела на все с другой стороны. Сегодня я как Люси. Я не Элли, которой семьдесят пять. Сегодня я думаю только о себе. Что бы там ни нашептывало мне сердце, если уж я собралась жить как двадцатидевятилетняя женщина, хотя бы один день, я и мыслить должна как двадцатидевятилетняя. Или хотя бы попытаться. Так что сегодня тот день, когда я могу позволить себе быть эгоисткой, вспомнить, что я не только мать. Завтра все будет иначе.
– О чем ты думаешь? – спросила Люси.
– Я думаю о том, что поступлю именно так, как ты сказала. Я буду и дальше делать сегодня все то, что мы задумали. Пойду в гардеробную, подправлю макияж и приведу себя в порядок. У меня сегодня свидание.
– Мне все-таки кажется, я должна пойти искать маму и тетю Фриду.
– Люси, о чем мы говорили в самом начале?
– Это твой день.
– Именно. Это мой день, и я хочу провести его с тобой. И точка. И хватит об этом.
Люси замолчала. Теперь задумалась она.