В плену Гора
Того, что сейчас проявилось.
Может, его всегда тянуло на светлую сторону? Иначе, с чего бы ему ментам помогать? Благодарность испытывать к органам правопорядка не за что, нас они в свое время поимели по полной, сначала замяв расследование гибели отца, а потом, после того, как мать признали недееспособной, со спокойной совестью отдав меня , шестнадцатилетнюю, не своему брату, как должны были, а чужому человеку. Мотивируя это тем, что брату только-только восемнадцать исполнилось, а опекун – солидный, взрослый и очень уважаемый не только в нашем городе, но и на большой земле человек.
После этого Макса очень быстро усадили в тюрьму, а меня…
Ладно, чего вспоминать…
Главное, что все прошло.
И , главное, что мы все преодолели. Вместе.
Только вместе!
И ни о каком расставании я даже слышать не желаю.
Максик, поизучав мое суровое лицо, вздохнул, подхватил сумку и, заявив, что пошел прогревать тачку, выскочил из квартиры.
Я глянула в окно, реально машину начал греть, хмыкнула победно и ускорилась. Судя по его нервозности и спешке, время поджимало.
Ну ничего, прорвемся. Всегда прорывались.
Такая была спокойная и уверенная в этот момент…
Дура, что тут скажешь?
Полная и абсолютная дура.
Забыла, что мужики на все всегда имеют свое, естественно, самое правильное мнение. Единственно верное.
Когда я вышла из подъезда, машина Максика уже обзавелась подружкой. Вернее, другом. Большим таким. Черным.
Доминирующим. Как и его хозяин.
Здоровенный, бритоголовый, небритый, в кожаной куртке, на провинциальный манер распахнутой так, чтоб была видна рубашка и перевязь портупеи. В авиаторах. Зимой. Наверно специально нацепил, чтоб морду наглую скрыть. Каменную.
Макс торопливо шагнул ко мне, застывшей соляным столбом у подъезда.
– Малая, не кипишуй! Так будет лучше!
Я , уже поняв, что мой братишка каином заделался, швырнула в него со всей дури тяжеленную сумку:
– Сука ты!
Он легко увернулся от снаряда, подхватил меня, обнял, несмотря на яростное сопротивление, забубнил в ухо настойчиво:
– Малая, малая, ну не надо цирка. Нет времени совсем, понимаешь? У нас нет вариантов вдвоем. Все перекрыто уже. Все. Наши рожи везде. Из области не выпустят, на всех, сука, столбах висим. Я не хотел пугать, правда. Но мы вперлись. И это – единственный варик. Отсидимся две недели, потом свалим, слышишь? Ну не кипишуй, малая…
Я молча рвалась из его рук, шипела сквозь зубы матерно и зло, какой он мудак, и тварь, и сволочь…
Макс соглашался, просил прощения, уговаривал, гладил утешительно по спине.
И за всем этим цирком бесстрастно наблюдал проклятый подпол.
Выразительности в его морде было примерно столько же, сколько в бордюрном камне.
– Почему он? – сквозь зубы прошипела я, уже сдаваясь.
Максик, как всегда , тонко чувствуя перемены в моем настроении, обрадованно забубнил в два раза быстрее:
– Да потому что искать не будут, понимаешь? И меня не будут там, куда еду. И тебя. Он обещал, что ни волоса не упадет. Малая, мы же на связи будем все время. Я буду контролировать. И глаз на жопу любому натяну за тебя, ты же знаешь. Они с тем бешеным придурком, который брат рыжей стервы, нормальные , вообще-то, чуваки. Надежные. И мы повязаны все. Они мне должны. Я – им. Так что как у Христа за пазухой будешь, малая, отвечаю.
– Сука ты.
Я тяжело вздохнула, все еще злясь, но уже принимая неизбежное.
Протопала мимо брошенной сумки, подошла к опирающемуся задницей на своего железного монстра подполу, глянула зло в зеркальные авиаторы.
– Добрый день, господин подполковник! Какая встреча приятная, не правда ли?
И, не дожидаясь ответа, молча открыла заднюю дверь, запрыгнула на высокое сиденье и сильно хлопнула, выражая всю гамму эмоций, переполнявших через край. Так, что легкий снежок, успевший за время наших разборок нападать на окна, осыпался.
Брат с подполом перекинулись парой фраз, потом Макс подхватил брошенную мною сумку, закинул ее в багажник чужой машины.
Показал мне на телефон, типа, позвоню, как доберусь, и , подхватив свою сумку, утопал прочь со двора, бросив приору на растерзание.
Я только покачала головой, удивляясь собственной тупости. Как я могла так легко пойматься?
Вот что значит, доверять мужикам. Нельзя этого делать. Просто нельзя.
Подпол сел за руль, молча завел машину.
Я отвернулась к окну.
Разговаривать с ним было необязательно. Довезет до места , где жить буду, и свалит.
Подпол спокойно рулил, иногда поглядывая на меня в зеркало заднего вида.
Я старательно игнорировала.
Глаза бы мои на эту каменную рожу не смотрели.
В дороге.
Зеленоглазая кошка сидела, надувшись, и на меня не смотрела.
Куда угодно: в окно, дома разглядывала, улицу, в лобовое, на соседние машины, на светофор, салон изучала, сиденья, панель, короче говоря, всюду, только не на меня.
И ни одного слова не сказала с начала поездки.
Прямо обидно было.
Я же готовился.
Придумал даже целую речь, убеждающую девчонку в необходимости нахождения там, куда я ее вез.
Доводы, аргументацию, примерные ответы на возражения. Прямо, как адвокат, готовящийся к суду.
Хотя, даже одно это сравнение раздражало.
А еще раздражало то, что раздражался.
Потому что только с ней почему-то терялось спокойствие. Сваливало далеко в закат, оставляя после себя лишь сожаление. О том счастливом времени, когда я еще не знал, что такие, как она, существуют.
Сумасшедшие кошки с бешеными глазами и не дрожащими пальцами.
Я демонстративно гонял во рту спичку, вел аккуратно машину, стараясь не выделяться.
Понятное дело, что меня-то досматривать никто не будет, дураков нет, но даже тот факт, что, если остановят, могли потом заинтересоваться, куда это среди рабочей недели и в конце рабочего дня прется начальник УУР МВД… Могли сопоставить или даже не сопоставлять, а тупо слить странную информацию.
Так что, лучше не выделяться.
Кошка сидела тихо, пялилась в окно, а вот атмосфера в машине все равно сгущалась.
Так мне казалось, по крайней мере.
Поймал себя на том, что сильнее, чем надо, сжимаю руль, и мой чуткий конь реагирует на грубость легким дерганием…
Именно это успокоило.
В самом деле, что это я?
Я всего лишь предоставляю ей убежище. Это необходимость, пока длится внутреннее расследование. А оно уже инициировано. Причем, не местным СБ, естественно. Там-то все схвачено.
Нет, в этот раз привлекли столицу.
Давно у меня руки чесались на эту падаль, Росянского-старшего. Слишком много расслабления.
Слишком много косяков. Но прихватить было не на чем. Ушлый и хитрый, он за собой подчищал виртуозно.
Вот только сынок подкачал.
Я, в принципе, так и думал, что Росянского-старшего потопит Росянский-младший. Из-за нехороших слухов, которые не совсем удавалось замять, в отличие от возбужденных дел, на прокурора и так не особо хорошо косились из Москвы.
После скандала с аварией, когда младший Росянский сбил насмерть женщину на пешеходном переходе, а потом еще и куражился перед приехавшими гаишниками в наркотическом угаре, прошло уже полгода.
Тогда прокурору удалось все решить миром. Родственников погибшей женщины купили, придурка отправили на принудительное лечение, оставив условку с дальнейшей перспективой снятия судимости.
Мальчик вылечился и сидел тише воды, ниже травы.
А я скрипел зубами от бессилия. Потому что это было уже четвертое дело по Росянскому-младшему. И первое, которое удалось до суда довести. С таким вот результатом.
По его папаше были более серьезные вопросы, но тут пока без вариантов.
Хотя я искал.
Это было вне моей компетенции, но я все равно искал.
И ждал.
Чувствовал, что именно мелкий утырок подведет папашу под монастырь. Вобьет гвоздь в крышку гроба. Так и вышло.