Великий Йог Тибета Миларепа

На это Джецюн ответил: «Некое существо сделалось одержимым одним из самых злобных духов, который называется демоном эгоизма. Этот демон и вызвал мою болезнь, нарушив слаженность моего организма. Демона этого невозможно изгнать, и болезнь невозможно вылечить. Если бы я передал ее тебе, ты бы ни одного мгновения не смог бы ее переносить. Поэтому я не буду этого делать». Геше подумал про себя: «Ага! Не желая признаться в своей неспособности передать болезнь, он, притворяясь, говорит, что не хочет ее передавать». И в настоятельном тоне геше сказал: «Передай ее, прошу!»
Джецюн ответил: «Хорошо. В таком случае я пошлю ее не тебе, а в ту дверь, и ты сможешь тогда оценить ее силу». И с этими словами Джецюн послал ее в дверь комнаты для медитаций. Дверь тут же заверещала, задрожала, задвигалась и едва не распалась на части. И в этот момент Джецюн, казалось, не испытывал никакой боли.
Геше и на этот раз не поверил. «Это, безусловно, трюк, производимый магическим способом», – подумал он про себя и сказал Джецюну: «Замечательно! А теперь передай ее мне!»
На это Джецюн сказал: «Я выполню твою просьбу, но передам тебе только часть этой силы». И Джецюн вернул боль из двери и направил ее Цапхуве, сказав ему, что посылает только половину боли, и спросил, как он оценивает ее силу и как он ее переносит.
Для геше боль оказалась столь невыносимой, что он едва не потерял сознание. И когда он испытал на себе эту боль, которую из-за него переносил Джецюн, его охватило глубокое раскаяние. Положив голову под ноги Джецюна, он каялся, проливая потоки слез: «О Джецюн, Святой Владыко. Эта болезнь, как сказал ты сам, послана тебе этим существом, одержимым эгоизмом и завистью. Я молю тебя, возьми все мое состояние, движимое и недвижимое, и прости мне это преступление, дабы злая карма не настигла меня».
Так как эти слова были произнесены в духе искреннего раскаяния, Джецюн увидел, что он действительно покаялся, и с радостью простил его. Вернув всю боль себе, он сказал: «Я никогда не владел [280] никаким домом, никакой собственностью, а сейчас на пороге смерти, когда мне вообще не нужно никаких вещей, что я буду делать с твоим имуществом? Оставь его себе, и больше не нарушай установлений Дхармы. А я буду искренне молиться за тебя, чтобы тебя не постигла злая карма за твое преступление и чтобы ты избежал страданий». И он спел гимн:
 
 
«Почтение стопам Совершенного Марпы!
 
Даже Пять Смертных Грехов, беспредельных по их
 
злым последствиям,
 
Могут быть искуплены, если своевременно в них покаяться.
 
И поэтому пусть мои заслуги и блаженство,
 
Вкушаемое мной со всеми Буддами прошлого,
 
настоящего и будущего,
 
Истребят злую карму всех живущих.
 
Пусть и твоя доля несчастий
 
Целиком перейдет ко мне и будет также нейтрализована [281].
 
Мне жаль того, кто делает зло
 
Своему гуру, наставнику или родителям.
 
И пусть плохая карма, рожденная этим злом,
 
Будет съедена мной и тщательно переварена.
 
Пусть твоими товарищами не будут исполненные порока,
 
И во всех твоих будущих существованиях
 
Пусть ты будешь встречаться с добронравными друзьями.
 
Пусть никто из злобных побуждений не сделает тебе того,
 
Что исчерпает твою заслугу».
 
 
Это принесло утешение геше. Радость и вера переполняли его, и он поклялся, что отныне и до самой смерти он не совершит ничего недостойного и посвятит свою жизнь религии. Он сказал Джецюну: «Из-за любви к богатству и собственности я творил зло. А теперь мне не нужны ни дома, ни земли, ни деньги, ни вещи. Поэтому если даже Джецюн в них не нуждается, они могут быть использованы для оказания материальной помощи ученикам и последователям во время их обучения. И я прошу вас принять их от меня».
 
Несмотря на искренность его слов, Джецюн отказался от имущества геше, но после кончины Джецюна ученики использовали это имущество для оплаты расходов на погребальные церемонии и проведение годовщин в память Джецюна, которые отмечаются и поныне, а сам Цапхува в дальнейшем стал очень преданным верующим.
Джецюн затем сказал: «Мое пребывание в этом месте принесло плоды: закоренелый грешник раскаялся и ступил на Путь Освобождения. И поэтому мои дела здесь закончились. Мне, йогу, больше не следует оставаться здесь. Йогу так же не пристало умирать в населенном месте, как царю в хижине простого крестьянина. Поэтому умирать я пойду в Чубар». На это Себан-Репа сказал: «Из-за твоей болезни тебе будет слишком утомительно идти туда пешком. Мы понесем тебя на носилках, Владыко!» В ответ Джецюн сказал: «Для меня болезнь и смерть одинаково нереальны. Здесь я показал вам знаки моей болезни, а в Чубаре я покажу вам знаки моей смерти. И для этого мне не нужны носилки. Кто-нибудь из младших Репа, учеников Джецюна, могут отправиться в Чубар впереди меня».
Следуя указанию Джецюна, некоторые из младших учеников пошли первыми, но когда они достигли пещеры Брилче – «Язык Самки Яка», они увидели, что Джецюн пришел туда раньше их. Старшие ученики, которые шли сзади, сопровождали другого Джецюна. Еще один Джецюн с симптомами болезни находился в пещере на горе Ядовитая При Прикосновении. Когда одного Джецюна его преданные ученики сопровождали в Чубар, другой Джецюн читал на Красной Скале прощальную проповедь тем, кто пришел послушать его в последний раз. И одновременно он явился к каждому, кто оставался у себя в доме и возносил ему прощальные молитвы.
Поэтому те, кто шел впереди, уверяли, что Джецюн опередил их, в то время как старшие ученики, которые вышли вместе с Джецюном, утверждали, что они сопровождали его. Те, кто пришел позже, в свою очередь говорили, что шли вместе с Джецюном. Другие сказали, что в тот день Джецюн был с ними на Красной Скале. Некоторые говорили, что он был тогда в их доме. А те, кто, оставшись дома, молился ему, сказали, что он приходил к ним как раз в это время. Так, каждому казалось, что Джецюн был только у него почетным гостем и принимал от него все знаки внимания и поклонения, и поэтому в этом вопросе они не могли прийти к согласию. Тогда они все спросили об этом самого Джецюна, и он ответил: «Вы все правы. Это был я, кто играл с вами [282]».
Когда Джецюн находился в Чубаре в Пещере Брилче, болезнь его продолжалась. Все жители этой местности пребывали в это время в состоянии экстаза и видели на небе такие же радуги, которые появлялись во время проповедей Джецюна. От вершин гор исходило сияние, все ощущали действие благодати, и каждый знал, что Джецюн собирается покинуть этот мир.
Тогда ближайшие ученики Шива-Вед-Репа, учитель из Нган-Дзонга (т.е. Нган-Дзонг-Репа) и Себан-Репа спросили Джецюна, в какой мир он собирается уйти и куда им возносить молитвы ему. Они также попросили передать им последние наставления, и каждый из них хотел получить еще специальные указания по методам религиозной практики.
Джецюн сказал им: «О том, куда вам обращать молитвы, решайте сами, согласно вашей вере. В какое место вы бы ни посылали свои молитвы, если вы будете молиться искренне и усердно, я приду к вам [283] и исполню ваши желания. Поэтому молитесь искренне и с твердой верой. Сейчас я собираюсь посетить Обитель Счастья, Нген-Гах, где правит Бхагаван Акшобья. И мое последнее распоряжение, которое вы должны выполнить после моей смерти, состоит в следующем: Речунгу, который, как я предчувствую, скоро прибудет сюда, отдайте мой бамбуковый посох и это платье из хлопка, которые, как вы знаете, являются моей единственной собственностью. Они будут служить ему талисманом и помогать контролировать жизненные токи во время медитации [284]. Пока не прибудет Речунг, никто не должен прикасаться к моему телу. Шляпа Учителя Майтри и этот черный посох из агару будут служить утверждению веры с помощью глубокой медитации и возвышенных устремлений. Их вы должны отдать Юпа-Тенпе. Эту деревянную чашу может взять себе Шива-Вед. Чашу из черепа я предназначаю Нган-Дзонг-Тенпе. Себан-Репе я отдаю кремень и огниво. Эту костяную ложку я оставляю Бри-Гом-Репе. Другим ученикам я отдаю эту накидку из хлопка, которую они могут поделить между собой, разрезав ее на куски. Цена этим вещам невелика, но каждая из них несет в себя заряд духовной силы.