Горизонты Холода
Постоянно пытаться парировать шпагой удары топорика – дело чрезвычайно неблагодарное, но и топорик не сильно приспособлен для противостояния шпаге в умелых руках. Обведя клинком топорище, я полоснул врага по запястью правой руки, заставив выронить оружие наземь. Хошон попытался достать меня зажатым в левой руке ножом, но быстрый укол в горло оборвал это намерение на корню.
Быстро повернувшись к противнику номер два, я обнаружил, что того насадил на шпагу Иванников. Мне же пришлось оказать ему ответную любезность, проткнув бок подбиравшемуся к нему сзади туземцу.
– Михаил Васильевич! Уходите к лагерю! – раздался совсем рядом хриплый голос Игната.
Немного придя в себя после сеанса «табакотерапии», Лукьянов добрался до своего снаряжения и теперь стоял на изготовку с заряженным гранатометом.
– Уходите! – повторил он. – Сейчас здесь будет совсем тесно!
Я глянул в сторону леса – проклятье! На опушке уже показались первые воины нового отряда хошонов! Наши наблюдатели наверняка тоже не дремлют, так что и к нам подмога придет, но до ее прихода нужно еще продержаться. А учитывая неизвестное количество прибывающих туземцев, лучшим выходом было бы организованное отступление всего отряда. Понятное дело, что коварный противник охотится конкретно за моей головой, но это еще не повод бежать с поля боя, бросив своих людей.
Запущенная Игнатом граната разорвалась далеко перед выходящими из лесу хошонскими всадниками, но и этим посеяла панику среди туземных лошадок. Ну конечно! Это наши кони привычны к звукам ружейной стрельбы, разрыву гранат и даже залпам артиллерии, а хошонские – дети дикой природы, пугливые и впечатлительные.
– Давай еще! – скомандовал я, отражая наскок еще одного противника.
К этому времени привыкшие действовать в строю драгуны сумели организовать шеренгу примерно в половину своей общей численности, давая возможность второй половине отряда вскочить в седла.
За спины прибывшей с вождями группы хошонов полетели еще гранаты, не столько причинившие им вред, сколько напугавшие, внесшие сумятицу в их действия и заставившие спешно ретироваться. Самое время было уходить, пока сюда не подтянулась вторая часть туземцев. Времени совсем мало – буквально пара минут, потом оторваться от массы мчащихся со стороны леса врагов будет очень трудно.
Мы спешно стали грузить на лошадей раненых и погибших, однако, к большому сожалению, на поле боя вернулись отброшенные было прочь хошоны. В том, что они так быстро организовались, определенно была заслуга возглавлявшего эту атаку моего знакомца Хулуза.
– Сашка, дай револьвер! – крикнул я, сильно сожалея, что не успел обзавестись запасным в пару к оброненному в шатре.
Но тут навстречу туземцам полетело еще несколько гранат, и одна из них разорвалась прямо в воздухе, не успев долететь до цели. Яркая вспышка на мгновение ослепила меня, а после сильный удар опрокинул наземь. В глазах на миг потемнело, но я остался в сознании, испуганно попытался прислушаться к телу, определить тяжесть случившегося, но не смог. Руки-ноги вроде работают, голова на месте. Только в плече тупая боль, словно меня по нему сильно ударили палкой.
22
Дальше я понять ничего не успел, поскольку вокруг началась страшная суета – крики, ругань, стрельба, топот коней. Драгуны вмиг окружили меня, подхватили, усадили в седло.
– Князь! Князь! – наклонившись ко мне, почти в ухо кричал моментально избавившийся от последствий обкуривания Игнат. – Михаил Васильевич!
– Да не ори так! – буркнул я отстраненно, левой рукой ощупывая правое плечо. Дыра в мундире приличная, материал уже насквозь пропитался кровью, но рука действует, хотя и через боль. Будем надеяться, что кости целы. Еще по лицу кровь течет, но тут Лукьянов быстро нашел причину – протянув руку, вытащил торчащий у меня изо лба металлический осколок величиной сантиметра полтора и приложил к ране свой платок.
– Держите! В лагере разберемся с остальным!
Иванников склонился из седла, ухватил повод моего коня и потащил за собой. Весь отряд наконец сорвался с места, дав напоследок упреждающий залп по приближающимся туземцам.
Мы мчались во весь опор по берегу озера, всего в десяти метрах от кромки воды, постепенно забирая вправо, поскольку впереди маячил холм с крутым склоном, который необходимо было обогнуть. Я вцепился левой рукой в лошадиную гриву, проклиная чересчур заботливого Сашку, лишившего меня возможности самостоятельно править конем.
Насколько было возможно при такой скачке, я осмотрел себя на предмет ранений. Вроде бы больше ничего, так что можно с уверенностью сказать – пронесло! Нужно будет попытаться выяснить, кто додумался метать гранаты при таком сближении с противником. Не в целях наказания, а в назидание на будущее – как делать нельзя.
Когда наш отступающий отряд огибал холм, появилась возможность оглянуться и с небольшого возвышения взглянуть на происходящее позади нас. Сказать, что увиденное меня не порадовало, – значит ничего не сказать: у меня буквально волосы дыбом встали! Практически все пространство между нами и лесом было усеяно хошонами. Навскидку, их было никак не меньше пяти тысяч! Завязнуть в поле при таком соотношении сил сродни самоубийству, да и в лагере нужно будет постараться выстоять до подхода идущего из Петровска отряда Зайцева.
Вышедшая из лагеря для помощи нам кавалерийская сотня была развернута на ходу. Так уж получилось, что ее выход только усугубил дело, создав серьезный затор на входе у ворот. Хорошо еще, что канониры вовремя сориентировались и открыли огонь из гаубиц и минометов, отбив у хошонов желание ворваться в лагерь на наших плечах.
Лагерь наш уже представлял собой маленький городок, с трех сторон обрамленный земляным валом. С севера и запада валу предшествовали рвы глубиной около двух метров, пока еще недоделанные и не заполненные водой. С южной стороны роль рва прекрасно выполняла речка Игнашка, а берег озера пока был укреплен только двумя огневыми позициями артиллеристов да частью повозок из состава гуляй-города. Ну и в воде на всякий случай были притоплены рогатины, которые в случае необходимости можно будет быстро поднять в боевое положение при помощи веревок.
Ворот как таковых в городке пока не было, их роль тоже выполняли два фургона, при необходимости откатываемые в сторону дежурной командой. В качестве жилья для членов первого отряда служили несколько землянок и все те же фургоны, на которых сюда прибыла пехота.
Наткнувшись на огневой вал артиллерии, хошоны не откатились назад, но повернули своих коней в сторону, несколько раз проследовав на безопасном расстоянии вдоль всего периметра, то тут, то там пытаясь приблизиться. Даже через речку переправились, чтобы и с того берега произвести разведку боем.
Пока они кружили вокруг городка, я, сжав зубы, терпел обработку своей раны и угрюмо размышлял о произошедшем. Злился на себя, ведь по всему выходило, что оплошал я, заигрался. Привык уже, что мои знания и техническое превосходство позволяют держать под контролем любую ситуацию. А тут вот попал впросак, недооценил туземцев, посчитав, что устроенная им зимой взбучка отобьет желание продолжать вражду, сделает их сговорчивыми. Да и на воздушную разведку очень уж понадеялся. Но то, что раз в неделю над этой местностью пролетит дирижабль, еще не означает, что ситуация статична и находится под контролем.
Стыдно, товарищ из двадцать первого века, ой как стыдно! Возомнил себя самым умным, а из-за твоей самонадеянности люди погибли. И сам теперь будешь в осаде сидеть, дожидаясь подхода Зайцева. Этого ли от тебя твои люди ожидают? Этого ли ждет царевич Федор? Ты сюда уехал для того, чтобы доказать всем недальновидным невежам свою правоту, прирастить землями Таридию, ставшую твоей новой Родиной, а сам, словно мальчишка, встрял в новую авантюру.
С другой стороны, должен же был я попытаться договориться с туземцами! Худой мир ведь всяко лучше любой войны! К тому же время дорого, не хочется терять его на возню с хошонами. Нужно как можно скорее взять под свой контроль Ратанский проход и закрыть фрадштадтцам доступ в северную часть континента, а для этого как раз и нужно, чтобы воинственные рунгазейцы не путались под ногами и не били в спину.