Экземпляр номер тринадцать (СИ)

В кухне тотчас раздался синхронный вздох. Вздыхали все. Даже ожившая сова и недоваренная каша.
— Я хочу забыть последние два дня моей жизни — с патетикой произнесла Гретта.
Полностью поддерживаю. Забыть и не вспоминать. И еще, желательно, потерять всех тех, кто эти незабвенные два дня так мучительно испортил.
Но, сдается мне, теряться упомянутые враги совершенно не собирались. Как и моя, совершенно не кстати блестящая память. А выключать из нее неприятные воспоминания я так еще и не научилась.
Вот, например, я бы с огромным удовольствием напрочь забыла, как ползал прямо по покрытому коричневой плиткой полу озверевший инквизитор. А от него, махая во все стороны боевой ложкой, улепётывала каша. Я бы с радостью забыла, как впав в охотничий раж, доведенный до белого каления и голодной ярости вир, запустил в след добравшейся до выхода субстанции огромную кастрюлю. Но та, так и не достигнув цели, врезалась в косяк и, с непередаваемым гулом, тут же отскочила в сторону. К слову, сторону я бы тоже с большим удовольствием забыла. Но вот упрямо наливающийся багровый синячина на моем левом глазу, ни разу не способствовал этому. В ответ я, пылая праведным негодованием, подскочила, словно ужаленная и, схватила со стола вилку, тут же вежливо объяснила потерявшему осторожность мужчине, что мне немного неприятно, когда тяжелая медная посуда так неудачно ранит мою нежную кожу. Если без мата, то объяснила молча. Но доходчиво. Кидаю я метко. А усиленный Тьмой предмет оказался острым. Вилка воткнулась в его правую руку аккуратно. И теперь из нее торчала, раскачиваясь, словно громоотвод на крыше. Инквизитор взвыл и засиял на меня глазами не хуже, чем инквизиторский костер. Я, испуганно, вжалась обратно в стул, решив, пока что, не отсвечивать и мстить теперь более скрытно.
Каша прибавила ходу, скользя по полу и оставляя за собой жирные следы, словно слизь за улиткой.
Не учла резвая субстанция лишь одного — а именно, показательно задремавшую на открытой двери кабинета нежити. Бывшая полярная сова как раз делала вид, что совершенно не следит краем прищуренного глаза за плинтусами, под которыми тихо прятался кто-то из недавно обращенных слуг.
Бывшее чучело с интересом глянуло на текающую с кухни кашу, а затем решило, что крупа тоже как бы пища. И тихой смертью спланировала вниз.
Миг спустя в кусок ожившей жижи погрузились стальные когти и пернатая тварь попыталась поднять кашу с пола, чтобы потом, в спокойной домашней обстановке, сожрать ее на облюбованной дверном косяке. Но не тут-то было.
Субстанция расслабилась, перестав удерживать собственную форму и, как итог, обиженная нежить просто получила грязные когти, сквозь которые легко и непринужденно стекла обратно на пол недоваренная крупа. Следом из каши резко выдвинулся отросток с зажатой в ней ложкой и обиженная птица получило по лбу оружием праведного гнева. Сова возмущенно крякнула. Потом злобно гавкнула и атаковала комок жидкой грязи со всей яростью обиженного нетопыря. Жижа геройски отмахивалась ложкой, посылая во все стороны куски крупы, слизи и жира.
— Вот! Про сову тоже скажите, что она живой не была? — не к месту спросил вир.
— Умертвие — это заслуга Вашей супруги! — возмутилась Гретта — Я-то при чем?
Бой становился все кровавее. Сова схватила когтями ложку. Жижа старалась не отдать оружие и, одновременно, заглотить провалом рта мертвую птицу.
— Да сделайте же что-нибудь уже! — с яростью взвыл тем временем инквизитор, выдирая из раненной руки вилку и горя праведным гневом взора, который как раз заляпали очередным куском каши.
— Я?! — сдавленно пискнула ведьма и, пожав острым плечиком кинула в никуда заклинание — Ментум море аррада!
— Ну… Грравви альтиморра! — зачем-то решила блеснуть и своими знаниями и я, не понятно почему решив, что вопль отчаяния издавался в попытках докричаться именно до моей совести.
Два, мало подходящих друг другу заклятия взвились ввысь почти одновременно. И столкнулись в воздухе, не меньше нас, надо полагать, офигивая от такой встречи.
 
Мертвенный стазис и антигравитация как-то не особо сочетались. Все-таки первое требовало полной неподвижности материи. А второе, как раз, принудительного движения материи, вне зависимости от ее сопротивления. Тонкая грань мира, с порванной в клочья системой ценностей, на миг зависла, переваривая полученное задание, а потом рванула во все стороны разом.
В воздух тут же поднялась вся не приколоченная утварь. И, как ни странно,и несчастная жижа с ложкой в лапке, и опешившая пернатая нежить, жалко перебирающая в воздухе чрезмерно длинными, как оказалось, лапками.
Все это многообразие на минуту зависло в воздухе, отрабатывая призыв на обездвиживание. А потом магия малость сошла с ума.
Острые предметы закрутились вокруг своей оси, пытаясь определить видимых противников. К сожалению, ни чучело совы, ни кусок активной каши таковыми они не посчитали. Может быть потому, что те висели в невесомости не хуже сковородок. Но призыв все равно требовал действий. А, посему, магия решила атаковать. Причем, на всякий случай, во всех направлениях сразу.
— Вы что творите? — откровенно рявкнул мужчина — Зачем?!
Первыми в дальний угор оказались брошены все та же многострадальная сова и кусок наглой жижи. Благо, что нежить на то и нежить, чтобы живой не быть. В противном случае, судя со силе удара, мы бы теперь узрели только труп птицы. А так, полярная хищница просто неожиданно для самой себя вполне правильно, по-совиному, ухнула и, скользнув по стене спиной с широко раскинутыми крыльями, осела на пол. Сверху, прямо на взлохмоченные перья, звонко шлепнулся комок полуразумной каши.
А потом началось. Кастрюли и сковородки. Скалки, подносы и противни. Тарелки и плошки. Чашки и салатницы. Вилки ножи, ложки… Все полетело одновременно в разные стороны, осыпая нас дождем из посуды и лишь чудом не причиняя ощутимого вреда.
Мы с Верховной, слаженно взвизгнув, бросились под стол.
Мужчина, было, попытался найти укрытие там же, но места его массивной фигуре у нас откровенно не оказалось. На всякий случай, чтобы продемонстрировать очевидное, я даже схватила огромную поварскую вилку, упавшую рядом и погрозила ей виру. А Гретта, для усиления эффекта, пнула его острым носком туфельки и плюнула.
— Вы мне за это ответите! — шипел мужчина, хватая стул и накрывая им голову.
— Это не я! Не докажите! — храбро вякнула из-под стола Верховная и, на всякий случай, снова пнула мужчину.
— Тут каждый сам за себя! — согласно поддакнула я и, зачем-то, кинула боевую вилку в инквизитора.
От вилки вир изящно увернулся. И она, пролетев через всю кухню, уверенно воткнулась в едва пришедшую в себя жижу, которая слегка покачивающимся холмиком как раз стягивала себя вверх с ошарашенной совиной головы. Острые зубцы, мелодично звякнув, пронзили субстанцию насквозь, намертво застревая в стене.
Каша напряженно замерла. Пернатая нежить медленно подняла глаза на качающуюся над ее мокрой, жирной от масла макушкой вилку и, протяжно мяукнув мартовским котом, опала в обморок.
Рот жижи растянулся плотоядной улыбкой и гибкий хлыстик отростка уверенно рванул из стены столовый прибор прямо сквозь пестрящую непроваренной крупой условную голову.
Мы замерли. Нежить тихо поскуливала, жалобно трепыхаясь под сползающей с нее кашей.
Наша троица неуверенно переглянулась и вновь напряженно уставилась на медленно пролзущую по полу субстанцию, у которой в одной лапке была зажата все та же боевая ложка, а зато во второй теперь…
— Сейчас я в нее заклятием кину — пообещала я, собирая пальцы для щелчка.
— Стоять! — рявкнул вир — С ума сошла? В этой чертовой похлебке уже заклятий, как зерна в элеваторе понамешано! Что она дальше обретет, помимо разума? Некромантскую силу? Не сметь ничем в нее больше кидать. Все, что в нее летит она потом против нас же использует.
— Но она же нападет сейчас! — испуганно пискнула я, расслабляя ладонь — Она все ближе! И у нее колюще-режущее!