Шантажистка

Мне удается вычеркнуть из него четыре пункта, а потом Роза снабжает меня необходимой канцелярщиной, и я вновь покидаю кабинет и направляюсь на очередное заседание, которое предпочел бы пропустить.
Некоторым утешением служит то, что путь мой лежит через центральный вестибюль, каменный восьмиугольный зал которого выглядит как настоящий собор: замысловатая плитка на полу, настенная мозаика, огромные сводчатые окна. Я столько раз проходил здесь за эти годы, но меня по-прежнему охватывает то же самое чувство изумления, что я испытал в первый раз.
Помимо величественной архитектуры и декора, здесь чувствуется почти осязаемая аура историчности. Частенько, когда вестибюль закрыт для туристов и во дворце воцаряется почти полная тишина, я устраиваюсь на одной из обтянутых кожей скамеек, что расставлены по периметру зала, и предаюсь умиротворенным размышлениям. Воображаю себе великих людей, чьи шаги некогда эхом разносились по этому священному месту: королей и королев, пап и президентов, прочих личностей, оставивших след в истории. Возможно, прозвучит нелепо, с учетом-то моего атеизма, но порой я ощущаю и присутствие их призраков, в том числе и более остальных омрачающего мне жизнь — сэра Чарльза Огастаса Хаксли.
Сегодня, увы, времени на созерцание архитектурного величия или порожденных буйным воображением призраков у меня нет.
Как я и опасался, заседание оказывается невыносимо нудным. Два часа обсуждения почти безразличной мне темы, да еще в обществе коллег, только о своих интересах и пекущихся. Какая бесполезная трата времени! Эх, хоть бы раз да смазать бюрократические шестеренки толикой здравого смысла! Но мечты остаются мечтами, а шестеренки так и продолжают стучать и скрежетать, как всегда делали это и, полагаю, будут делать.
К счастью, с обеденным перерывом наступает передышка. Я возвращаюсь к себе и застаю Розу надевающей пальто.
— Я только купить себе сандвич. Вам что-нибудь принести? — любезно предлагает она.
— Нет, спасибо. Пожалуй, выйду подышать свежим воздухом, где-нибудь и перекушу.
Застегивая пуговицы, она улыбается:
— Как насчет компании?
«Уильям, не вздумай обманываться ложными надеждами!»
— Спасибо за приглашение, но мне нужно подготовить речь, так что вряд ли из меня получится хорошая компания.
— А, поняла. Что ж, как хотите. — Она поднимает воротник и направляется к двери.
Возможно, снова включается мое буйное воображение, только я готов поклясться, что уловил нотки разочарования в ее голосе. Впрочем, это могло быть и облегчение, так что я моментально отмахиваюсь от фантазии. Слишком слабо я разбираюсь в подобных нюансах.
Усаживаюсь за стол и просматриваю оставшиеся на сегодня дела: сначала прения в Палате общин, на которые, как пить дать, явится от силы с десяток депутатов, а потом мне привалило счастье выступать на деловом мероприятии в Северном Лондоне.
В общем, перспективы на остаток дня представляются малоинтересными и скучными, примерно как и вся моя жизнь.
Делаю пару наиболее важных звонков из списка Розы и отправляюсь на поиски пропитания. Конечно же, можно было бы наведаться в субсидируемый депутатский буфет, однако общение с коллегами неизменно лишает меня аппетита.
Преодолев пост охраны и толпы туристов на Парламент-сквер, закоулками я пробираюсь в направлении Сент-Джеймсского парка. Заглядываю в бутербродную и заказываю то же самое блюдо, что и каждый божий день, — куриный салат на ломтике цельнозернового хлеба с чуточкой дижонской горчицы. Мне даже не приходится озвучивать заказ, настолько я предсказуем. Да, мне нравится предсказуемость. Мне нравится рутина.
Разжившись сандвичем, направляюсь в Сент-Джеймсский парк, где выискиваю свободную скамейку. В начале октября солнце еще греет, и насладиться погожим осенним днем на лоне природы вывалило весьма приличное количество туристов и офисных работников. Устраиваюсь и принимаюсь за обед. Прохожие даже не удостаивают меня вниманием.
В отличие от многих коллег, я могу наслаждаться анонимностью. Журналистов и папарацци совершенно не интересует, чем я занимаюсь — да и что говорю, коли на то пошло. Меня это совершенно устраивает. Внимание прессы меня абсолютно не прельщает, не испытываю я и желания превратиться в одного из тех известных политиков, кто разменивает Палату общин на заточение в «Большом брате» или другом богомерзком реалити-шоу. Эти-то определенно всякий стыд потеряли.
 
Разумеется, есть и такие, кто невольно привлекает к себе внимание прессы своей неосмотрительностью или же недостатком здравого смысла. Супружеские измены, наркотики, проститутки, азартные игры, алкоголизм — депутаты обоих полов не более добродетельны или стойки к искушениям, чем остальное население. Разница лишь в том, что журналисты обожают громкие скандалы с участием политиков, и мы представляем собой легкую добычу. Жизнь некоторых моих весьма достойных коллег пошла под откос из-за мелких прегрешений, которые при любой другой работе остались бы незамеченными. Разумеется, подобное кажется несправедливым, но мы по долгу службы подпадаем под общественный контроль и вынуждены вести жизнь праведников. Лично для меня трудности это не представляет, но вот некоторым депутатам приходится несладко.
Я доедаю бутерброд и затем несколько минут просто сижу и нежусь на солнышке, вдыхая ароматы лондонской осени.
Увы, вскоре приходится взглянуть на часы: до заседания сорок минут. Крякнув от досады, неохотно поднимаюсь и неспешно отправляюсь обратно.
Роза же на месте, кого-то внимательно выслушивает по мобильнику. Быть может, приходит мне в голову, это ее парень или же потенциальный ухажер. Мне известно лишь, что она не замужем, поскольку кольца у нее на пальце нет. Про своего партнера Роза еще ни разу не обмолвилась, но я даже представить себе не могу, что такой красивой женщине не из кого выбирать. Тему эту я никогда не затрагивал — наверное, просто боюсь услышать ответ.
— Мне нужно работать, — поспешно говорит она в трубку и, даже не попрощавшись, отключается.
Я бросаю на нее взгляд, отчасти ожидая небрежного комментария о телефонном собеседнике, каковой в качестве оправдания отпускают обсуждающие личные дела на рабочем месте. Замечания, однако, не следует. Наверно, Роза просто смущена или же помнит, что трехмесячный испытательный срок еще не закончился. Очень жаль, что она считает меня способным устроить взбучку за один личный звонок.
— Хорошо пообедали? — Она прячет телефон в сумочку.
— О, прекрасно, спасибо. Надеюсь, не прервал важный разговор.
— Нет, ничего важного.
Роза улыбается, но в подробности опять-таки не вдается. Отсутствие подтверждения, что она болтала со своим парнем, доставляет мне некоторое облегчение. Лучше махнуть на это рукой.
— Ах да, я разобралась с вашим телефоном.
Она с энтузиазмом подбегает ко мне, усаживается на краешек стола, и я получаю четкие инструкции по использованию нового устройства. Понятия не имел, что в небольшое устройство из стекла и пластика может столько всего поместиться, и по завершении наставлений с неохотой вынужден признать его очевидное превосходство над моей старенькой «Нокией».
Покончив с телефоном, я собираю нужные папки и прошу Ролу обзвонить некоторых людей из списка и попытаться ответить на их вопросы. Многие почему-то уверены, что я могу решить их проблемы как по мановению волшебной палочки. Согласен, официально сформулированное послание на парламентском бланке зачастую и вправду помогает, вот только для одного человека просителей слишком уж много.
— После совещаний я, скорее всего, сразу же отправлюсь на прения, так что вернусь уже в конце рабочего дня.
Роза кивает, и я покидаю кабинет.
Один прославленный американский экономист — запамятовал его имя — как-то сострил, что совещания — замечательный способ изображать деятельность, ничего при этом не достигая. Что ж, обе мои встречи вполне соответствуют этой формуле.
Спустя два часа я вхожу в свою палату — Палату общин, самое сердце парламента, где избранные депутаты обсуждают и голосуют по законопроектам. В случае одобрения таковые отправляются в Палату лордов для критического рассмотрения и утверждения. В Палату общин еженедельно поступают десятки проектов законов, и посещаемость прений, как правило, определяется важностью и спорностью законодательного акта в повестке дня. Сегодня обсуждается законопроект о допускаемом уровне шума от транспорта. Судя по крайне прискорбной явке, данная тема парламентариев практически не интересует. Из более шестисот депутатов Палаты присутствуют лишь шестнадцать.