Скрипка для дьявола (СИ)

- Да. Но, судя по всему, я приспосабливаюсь быстрее тебя, мой возлюбленный наставник, – хмыкнул Морель.
- Маленький хам... – прошипел я, но тут наш разговор прервал голос Дегри:
- А это, месье Дюбуа, мои ученики – Андре Романо и Лоран... – он осёкся, – А где Лоран? Я же только что видел его здесь, когда шёл к вам.
- А? – я огляделся. Лоран действительно куда-то пропал. – Должно быть, его утянули танцевать или тому подобное...
- Не беда, думаю, мы его ещё сегодня увидим, – махнул короткопалой рукой маркиз – низенький джентльмен с гусарскими усами, уже раскрасневшийся от выпитого вина, облачённый в лаймового цвета с золотом камзол и карамельного оттенка атласный жилет с белым галстуком. – Бог мой, Эйдн, вы что – подбираете их по внешности?! Самый блистательный квартет на моём небольшом балу! Но я, наконец, увидел банк, в который вы вкладываете своё мастерство. – он протянул мне руку:
 – Безумно рад знакомству, месье Романо. Вы ещё милее, чем я себе представлял. Надеюсь, вскоре мы сможем лицезреть вас на сцене в главных ролях.
- Благодарю, вас. – наклонил голову я. – Потрясающий приём, маркиз. Ощущаю себя во времени, которое доводилось улавливать лишь на страницах книг.
- Неужели? – поднял густые брови вверх Дюбуа. Было видно, что он приятно удивлён. – О, я безумно рад, что мне удалось это! Развлекайтесь, господа! – и удалился, то и дело останавливаясь, чтобы поддержать разговор с той или иной компанией или парой.
- Итак, как успехи, друг мой? – поинтересовался Эйдн, пригубляя из бокала немного вина.
- Никаких, сеньор. Пока осваиваюсь, но всё ещё чувствую себя странно, – ответил я.
- И что же ты... – он обвел рукой гостей в зале, – ...находишь здесь странным?
- Много чего. Например, накрашенных, словно женщина, мужчин, – я вспомнил, как меня замутило, едва увидел это в первый раз. – На мой взгляд, это смотрится отвратительно. Даже театральный грим выглядит уместнее на мужчине, чем женская косметика.
- Ах, ты о юношах вроде вон того щёголя, что разговаривает с женой маркиза? – спросил премьер, кивая в сторону одной из групп, где собравшиеся дамы и кавалеры беседовали на какую-то увлекательную для них тему. Возле сидящей мадам лет пятидесяти в белом напудренном пышном парике и двумя французскими болонками в руках, стоял один из тех тошнотворных созданий: в коралловом камзоле из переливающейся парчи, с карамельными блестящими волосами, перевязанными чёрной лентой, припудренными и нарумяненными щёками и чуть затемнёнными тенями веками. На мадам косметики и то было меньше, чем на нем. Пухлые губы – и без того красные, однако, были естественного цвета. Склонившись, он что-то шептал ей на ухо. Дама млела и поглаживала своих тявкающих болонок. Так вот откуда этот лай...
- Именно, – ответил я, скривившись. – Это даже не красиво, я уже не говорю о том, что неприлично.
- Чем и показываешь лишний раз свою узколобость, любезный, – засмеялся Эйдн, толкнув меня локтем в плечо, – Для данного приёма это не то что нормально, но является проявлением высшего класса и осведомлённости о той эпохе. Да будет тебе известно, все юноши-модники того века так делали. Это считалось признаком аристократизма и изысканности.
- Это?! – с отвращением глядя на щёголя, возмутился я.
- Да, и не надо так явно демонстрировать свои эмоции, – усмехнулся Дегри, – Ведь они могут в любой момент посмотреть в нашу сторону.
- Прошу прощения, но на это невозможно не обращать внимания. Отвратительно, но в глаза бросается, – развел я руками. – Как урод, стоящий посреди улицы.
Эйдн едва не захлебнулся, услышав это.
- Ты безжалостен, – со смехом проронил он и, достав платок, вытер им рот. – Но не относись к этому так предвзято. Это мода, а она порой бывает неадекватной. Попробуй взглянуть на этого человека с другой стороны: на его молодость, несомненную красоту черт, изысканную одежду. Посмотри, как он ухожен. А волосы! Они блестят так же, как у Лорана или Париса.
- Не сравнивайте  это с Лораном! – процедил я с неумолимой неприязнью. – Лоран красив от природы, и для яркости ему не нужны все эти изощрения.
 
- Я смотрю, вы нашли общий язык. Как продвигается его обучение музыке? – спросил премьер, скрещивая на груди руки, обтянутые чёрным с золотыми узорами бархатом.
- С каждым днём всё лучше. Сеньор Ринальди им доволен и говорит, что впервые составляет с кем-то столь породистый и поэтичный дуэт – Амати и Страдивари. Я стараюсь не вмешиваться в это, у музыкантов свои предметы восхищения...
- Да, вполне в духе Ринальди, – согласился черноволосый и замолчал, видя направляющихся к нам двух девушек.
- Потанцуйте со мной, месье, – сделав книксен, сказала мне одна из них – белокурая леди в лазурном пышном платье, чуть моложе меня, возможно, года на два.
- С удовольствием, мадмуазель, – я подал ей руку, увлекая в зал. Вторая досталась Дегри.
- Как вас зовут, месье? – спросила она.
- Андре.
- О, вы итальянец?
- Да.
- Мое имя Анжелика.
- Чудесное имя. В нём звучит слово «ангел»...
Спустя пять минут моей партнершей в кадрили стала та самая худощавая и подтянутая мадам, которую обхаживал краснощёкий щёголь. Вблизи она оказалась ещё старше, но в молодости, должно быть, была красавицей.
- Я видела вас, – с томной улыбкой произнесла она низким, грудным голосом. На щеке и возле губы красовались чёрные мушки, – Вы беседовали с месье Дегри и не сводили с меня глаз.
В этот момент мне стало жутко. Уж не думает ли она, что я ей интересуюсь?!
- Да, мадам. Вы крайне наблюдательны, – всё же взяв себя в руки, ответил я.
- И чем же я удостоилась такого явного интереса с вашей стороны? – с улыбкой поинтересовалась она, отстукивая каблучками в такт музыке.
- Я прошу прощения, если был бестактен, но... столь изысканная женщина не может не удержать на себе взгляд, – с трудом подбирая слова, сказал я. Видимо, эти затруднения были восприняты, как волнение и посему маркиза Дюбуа покраснела, как девочка.
- О, вы умеете делать комплименты... Как ваше имя, юноша?
- Андре Романо, мадам.
- Что-то я устала, Андре... Не хотите ли прогуляться немного?
- Но ведь на улице непогода, миледи.
- О, не волнуйтесь на этот счет. Мой муж может позволить себе лето в любое время года, – засмеялась она, и, поманив меня кружевным с жемчугом веером, направилась к выходу из зала. «Не объявляйте», сказала она камердинеру, который хотел было провозгласить об отходе хозяйки с праздника. Оказавшись в тишине коридора, она, ещё раз поманив меня, направилась в другой его конец, и, пройдя через несколько неосвещённых комнат, открыв одну из дверей, вывела меня наружу.
В нос мне ударил томный аромат магнолии и цитрусов. Мы находились в огромной оранжерее, стеклянные своды которой уходили высоко вверх и были сплошь залеплены снегом снаружи. Этот явный контраст лета и зимы приводил в изумление, казался почти волшебным. Настоящий летний сад с плодовыми деревьями, пышными розариями и кустарниками, даже небольшим зеленым лабиринтом в дальнем углу этого великолепия.
- Составьте мне компанию, месье Романо, – раскрыв веер, попросила она и я взял маркизу под руку.
Она много говорила, но больше кокетничала. Я чувствовал себя слегка неуютно: было ясно, что она пыталась меня соблазнить – эта зрелая женщина, которая мне чуть ли не в бабушки годится. Подбирая максимально учтивые и нейтральные ответы, я удерживал её на расстоянии, как только мог, но ясно было, что долго я не продержусь и либо меня захомутают против воли, либо дело закончится глобальной истерикой на тему того, что я несносный хам и грубая деревенщина.
- Вы любите Шекспира? – томно спросила она меня, обмахиваясь веером. – Он великолепно пишет о роковой любви.
- Неужели? – нарочито изумился я, – На мой взгляд, он один из тех творцов, которые как нельзя лучше передают в своих произведениях эстетику смерти, сомнений и ревности.
- Любви. Его «Ромео и Джульетта». «О, Ромео...»