Скрипка для дьявола (СИ)

- А Иль-де-ля-Сите? Они вернутся обратно? Ведь мы угнали этот экипаж.
- Вы не перестаёте меня удивлять своей почти пророческой точностью слов, – улыбнулся Лоран, доставая из под плаща кинжал и внезапно вставая с места.
- Ч-что ты делаешь?.. – я с опаской наблюдал, как он приближается ко мне, держась за стенки экипажа, чтобы не упасть во время движения. Он вздумал меня убить?!
- Сидите тихо, Андре, и вы не пострадаете. – Внезапно он сделал быстрое движение, и, вскочив на спинку моего сиденья, схватил за голову кучера и перерезал ему горло.
- Ты что?! Зачем?! – ошалев от шока, закричал я. Лоран высвободил из рук тела поводья и столкнул его ногой с места. Труп кучера с глухим стуком рухнул в сугроб на обочине, растапливая ещё тёплым лицом снег. Лошади заржали, в панике ускоряя бег.
- Оставить его в живых было бы равносильно тому, как если бы вернуться обратно и сдаться в руки членам братства! Думаете, он глухой и не слышал того, что я вам рассказал?! – прокричал Морель сквозь шум ветра, садясь на место извозчика, и, преисполнившись поистине дьявольским величием, с улыбкой на устах, со всей силы стегнул лошадей поводьями по спинам. Те так стремительно ломанулись вперёд, что я чуть было не скатился на днище экипажа, еле успел вцепиться в края спинки сиденья и яростно прокричал:
- Хватит так гнать, ты – печной чёрт! Ты убил кучера! Кто теперь вернется за Эйдном и Парисом?!
- Об этом стоит меньше всего беспокоиться! У ордена столько экипажей, что хватит, чтобы четвёртую часть Парижа вывезти одновременно! – отозвался тот, – Не удивлюсь, если они сейчас едут следом, только сильно отставая! Сейчас я вас покину, сеньор Романо, но напоследок хочу дать один совет...
- Какой? – спросил я. Внезапно он немыслимым образом выгнулся в пояснице назад и, глядя на меня, продолжил:
- Как всё выясните у Лорана, немедленно уезжайте туда, откуда явились. Здесь вам уже нет места. Его – то есть меня, не берите с собой, оставьте здесь. Иначе они от вас не отстанут. Им нужен я. Другой, такой как я, родится не раньше, чем в следующем веке. На этом я вас покидаю. Прощайте, Андре. – Перевёрнутые губы на свесившемся лице коснулись моих губ, глаза закатились и обмякшее тело соскользнуло прямо мне в руки, выпустив поводья.
- Эй! – я поймал ускользающие вожжи одной рукой, а другой придержал Лорана, который, сомкнув веки, провалился в забытьё...
Когда мы прибыли обратно – на Иль-де-ля-Сите, к пансиону мадам Гальян, я, взяв Лорана на руки, поднялся в номер. По пути встретил хозяйку – пышную женщину с чёрными блестящими волосами, уложенными всегда в одну и ту же высокую замысловатую причёску. У меня даже имелись подозрения, что это был парик или шиньон.
- Bonsoir (Добрый вечер), месье Романо! Ваш юный друг опять напился?
- Да, мадам, к сожалению. Понятия не имею, что делать с этим негодником!
- Не волнуйтесь, монсеньор. Все молодые люди его возраста падки на запретные удовольствия, это нормально. Подрастёт немного – и это пройдёт, – засмеялась она, и я, улыбнувшись через силу, распрощался с ней и продолжил подниматься по ступенькам.
- Быть может, вам прислать в помощь лакея, месье? – крикнула она вслед.
- Нет, благодарю вас, мадам! – отозвался я. Добравшись до номера, захлопнул дверь, и, повернув ключ в замке, слушая его успокоительное щёлканье, облегчённо вздохнул. Мир, словно сошедший с рельс вагон, катился в ледяную пропасть. Этот лёд, зарождаясь где-то в груди, пробирал тело до последней кости.
Слегка отдышавшись, я прошел вглубь номера и опустил Лорана на диван.
Похоже, перемещение причинило ему некоторое беспокойство, потому что юный француз вдруг широко распахнул глаза, как обычно делал при внезапном пробуждении. Мгновенный страх и паника.
- Андре! Что случилось?! Где мы?!.. – я посадил забившегося в моих руках Амати обратно на мягкий бархат сиденья и поспешил его успокоить:
- Всё нормально, мы уже в пансионе. Мы уехали оттуда.
- А Парис и Эйдн?! – он смотрел на меня с выражением величайшей тревоги на лице, вцепившись пальцами мне в руки. Огромные глаза поблёскивали в слабом свете фонарей, проникающим в тёмную комнату.
 
- Они тоже вернулись, – покривил душой я, внутренне всеми силами желая верить в это.
Он, как я мог видеть, немного успокоился: воздух поколебал еле слышный вздох, плечи расслабились, расширенные глаза приняли нормальные размеры.
- Лоран, – решился я. – Пока мы ехали, я разговаривал с Монстром...
- Ты разговаривал с Монстром?! – он снова напрягся. – И он тебя не заманил в ловушку, не заставил возвратиться?
- Нет, – ответил я. – Как оказалось, он отнюдь нам не враг. Он сообщил мне, что позволит тебе рассказать обо всём. Больше не будет приступов, Лоран. Он снял все блоки!
Морель смотрел на меня недоверчиво, словно боясь, что я могу его обмануть.
- Разве он имеет контроль над этими кодировками? – наконец проронил он.
- Да, – ответил я. – Он и был хранителем всех тайн. Он был замком, а ты сундуком. Сейчас он снял замок. Тебе осталось лишь открыться. Правда, только лишь мне. Другим после ты снова рассказать ничего не сможешь.
- Ты уверен, что хочешь всё узнать? Даже если это окажется вовсе не сокровище, а гнилой разлагающийся труп в помоях? – прошептал Лоран, с пронзительной грустью глядя на меня. Эти глаза... боже, не смотри так!
- Да, – тем не менее твёрдо сказал я. – Я хочу узнать твои тревоги, чтобы найти способ избавить тебя от них. Я не хочу бежать от тебя лишь потому что боюсь за себя или других. Если понадобится, я уйду от Эйдна и Париса, прерву обучение, но о том, чтобы ты ушёл, и речи быть не может! – сам того не заметив, я разозлился, и потому сначала не понял, почему Морель смотрит на меня удивлённым и одновременно немного испуганным взглядом.
- Я люблю тебя, – тихо сказал он, – Поэтому боюсь, рассказать тебе о тех мерзостях, что совершал. Я и так очернён в твоих глазах дальше некуда, а ты хочешь ещё и вскрыть этот прогнивший труп до самого сердца.
- Именно, – не уступил я. – Я люблю тебя, поэтому хочу знать о тебе всё: до кончиков волос, до самого сердца.
Он ещё некоторое время молча смотрел на меня, а после, вздохнув, промолвил:
- Хорошо. Только прошу: если что – не презирай меня.
Я родился в 1849 году, в Париже, в семье нищих людей самого низшего сословия. Так сказать, «на самом дне» социального строя. Как рассказывал мне брат, который в тот день был с ней, мать – тогда ещё не спившаяся, а только начинавшая свой путь во мрак, в те времена работала на скотобойне – потрошила туши. Она рожала уже в четвёртый раз. Первым ребёнком был мой брат, двое остальных детей не выжило по непонятным причинам, а четвёртым, кого она носила во чреве, оказался я. Но она не хотела меня. Схватки начались как раз тогда, когда она вспарывала живот очередной уже мёртвой корове. Мать не стала звать на помощь, а, забившись в кладовку, где хранились инструменты для разделки мяса, самостоятельно перенесла роды, отрезав пуповину серпом и завязав её. Как это ни странно, несмотря на то, что я был нежеланным ребёнком, она не зарезала меня этим же серпом на месте. Должно быть, испугалась, что её обвинят в детоубийстве. Вместо этого она, немного придя в себя после относительно лёгких родов, просто засунула меня в живот мёртвой коровы и с криками: «Дьявол! Боже, корова вынашивала дьявола!» – помчалась за людьми. Когда все собрались в разделочной, и один из смельчаков, среди перешёптываний и пересудов приоткрыл стенки вспоротого брюха, то увидел там окровавленного младенца – новорожденного человеческого ребёнка. Что самое странное, поначалу никто не заметил, что живот моей матери уменьшился, почти исчез. Когда я сделал первый вдох и закричал, половина зевак бросилась наутёк, и вместе с ними тот смельчак, что первым подошёл корове.
Как это ни странно, отважнее всех оказалась старушка – мадам Эльзур, семидесятилетняя вдова с Иль-Сен-Луи, приехавшая в эту часть города навестить внуков и в это время покупавшая свежее мясо в лавке, присоединенной к скотобойне.