Скрипка для дьявола (СИ)
- По большей части – да, умные женщины не всегда писаные красавицы. Максимум – симпатичны, – признал Парис, – Однако, бывают и исключения, и я встречал таких. Довольно-таки красивых и неглупых леди, которых и расхватывают тут же те самые мужчины , которые, по твоим словам: «избегают умных женщин», – он насмешливо фыркнул. – Правда, и этих женщин можно разделить на два класса: умные и человечные, относящиеся к другим с разумной теплотой, и высокомерные, мнящие себя всеведущими богинями. Хотя, я заговорился: наверное, подобное поведение – не есть признак ума или мудрости, а лишь их видимость. Относительно последнего утверждения беру свои слова обратно.
- Mon Dieu (Бог мой), твой язык тебя до могилы доведет, – вздохнул Уолтер и ткнул его локтем в бок, – Однако, я скучал по тебе. По правде говоря, думал, что мы уже и не встретимся никогда. Ты и Эйдн тогда так внезапно исчезли из Лондона, словно бы вас и не было. Почему?
- Один человек очень постарался катастрофически испортить нам жизнь и репутацию, поэтому пришлось спешно покидать Англию, поскольку с каждым днем промедления ситуация могла бы стать еще хуже, – отозвался Парис, вздохнув, – Это же богема, а это не только искусство, но и двуличие, лицемерие, зависть и месть в одном флаконе.
- Но, тем неменее, вы выкрутились?
- Да, и я рад, что события того происшествия не появились в газетах. Иначе я даже не смог бы позволить себе подойти и поприветствовать тебя, чтобы не навлечь очередную тень еще и на твою судьбу.
- Тени... Что может быть темнее той единственной ночи, что я и ты провели вместе, – усмехнулся Холлуэл, беря за руку Париса, слегка стискивая ее в пальцах и видя, как карминные губы собеседника окрашивает легкой, но неуловимо соблазнительной улыбкой. – Чтобы ты ни сделал со мной теперь, темнее секрета у нас уже быть не может.
- Ты жалеешь, что все произошло так? – негромко спросил светловолосый, проницательно скосив аквамарин взгляда на Холлуэла.
- Я думал над этим, – промолвил тот, как-то устало прикрыв глаза, – И каждый раз не мог прийти к одному и тому же выводу. Но ни разу мне не хотелось проклясть тот день. Я жалею лишь о том, что смог провести с тобой так мало времени в качестве друга и любовника, так мало узнать о тебе настоящем. Пожалуй, это все, о чем я жалею.
В ответ на это Линтон склонил голову, и, обняв одной рукой Уолтера за шею, коснулся устами жесткой шевелюры цвета бордо. Тот же, поймав за подбородок, глубоко поцеловал Париса в губы.
- Твой поцелуй все также сладок, – отстранясь, тихо сказал он, очертив большим пальцем контур нижней губы британца. – Не существуй на свете такого человека, как Эйдн Ли, которого ты любишь и которого – несмотря ни на что, люблю я, то ни за что бы на свете тебя не отпустил. Ты один из немногих, кто разрушил и заново выстроил меня, вызвал желание любить. Я за это благодарен тебе, Парис.
- Спасибо, – прошептал золотоволосый, – Ты и Эйдн – пока что единственные, кто смог вызвать во мне такие серьезные и сильные чувства. Я люблю тебя почти также сильно, как и его. Не знаю даже, почему. Ты далеко не самый приятный человек.
- Твоя откровенность меня убивает, – немного потрясенно усмехнулся Уолтер, – Однако, мне, кажется, только что признались в любви. Разве это не измена?
- Отнюдь, ведь ничего не изменилось в моей душе. Я люблю Эйдна так, как не любил еще никого за все прожитые мной годы. Невообразимо глубокое чувство, ставшее уже моей частью, вошедшее мне в сердце и кости. Этого не изменить. Любовь – явление многообразное. К тебе же у меня другие чувства, нежели к Ли, но тоже довольно сильные: как к хорошему другу, но другу, к которому я испытываю влечение. Оно мешает моей нежной привязанности приобрести чисто платонический характер. Думаю, у тебя тоже.
- Верно, – качнул головой Холлуэл, задумчиво скользя пальцами по линиям на ладони Париса, – Однажды познав тебя, я вновь хочу ощутить твое тепло. Все равно что попробовать на вкус человеческую плоть: всего лишь раз – и ты уже не сможешь забыть данного вкуса, превращаясь в каннибала. Но, как знать: возможно, у меня не получится обрести тебя вновь.
Парис молчал, глядя на алебастрово-жемчужное сплетение пальцев. Сейчас, чувствуя эту ладонь с шелковистой кожей, он хотел, безумно хотел вновь оказаться в объятиях Уолтера. Что толкало его к этим темным желаниям: жажда любви? Воспоминания собственного тела об испытанном наслаждении с этим человеком? Тоска по тому времени, что он жил в Англии, тоска по истокам его бытия?
Линтона самого пугал тот странный, почти животный магнетизм, который он испытывал к Уолтеру. Это не было похоже на то духовное родство – настолько сильное, что переходило в желание, как в случае с Эйдном. Этому вообще нельзя было подобрать названия. Почти смертельное желание именно его и никого другого. Мучительное и в то же время восхитительное томление.
Парис закрыл глаза, чувствуя, как Холлуэл неспеша встает с кресла и обходит его. Невыносимая притягательность, почти колдовская.
Почувствовав прикосновение губ Уолтера, он приоткрыл рот, впуская язык англичанина внутрь и сплетаясь с ним в глубоком поцелуе, ощущая, как обвили его за талию гибкие руки, поднимая на ноги и вслед затем привлекая к опасному сейчас для выдержки телу.
- Ты хочешь меня, я угадал? – как-то привычно, почти невозмутимо спросил Уолтер, на пару сантиметров отстранясь от бывшего врага.
- Хочу, но...- начал тот, однако Холлуэл не дал ему закончить, неожиданно впиваясь страстным, почти алчным поцелуем в уста и шею своего оппонента и оттесняя его к стене возле шкафа, проникая рукой под одежду и оживляя в памяти и клетках тела ощущения от этого контакта.
- Нет. – с трудом взяв себя в руки, и мягко накрыв рот Уолтера ладонью, сказал Парис, пытаясь отдышаться, – Нет, я не хочу предавать Эйдна снова. Только не с тобой. Тогда он простил меня, как я простил его, но так того требовали обстоятельства... – он говорил, боясь, что если остановится хоть на мгновение, то не устоит перед искушением продолжить то, что делал минуту назад: – ...Ты прав – сейчас это будет измена. Я безумно хочу тебя, но не могу. Я не буду спать с тобой лишь из-за желаний своего тела, иначе после не смогу оправдаться даже перед собой. – он наконец отнял руку ото рта британца, закрыл ладонями лицо и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, но у него не получалось. Линтон был готов умереть на месте – так болело и изнывало от желания его существо, но совесть была куда беспощаднее. Он знал, что лучше сейчас сделать нечеловеческое усилие и прекратить, чтобы после не мучиться неизвестно сколько времени, будучи не в силах взглянуть в глаза тому, кого любишь и кто доверяет тебе.
- Прекратить? Это невозможно, – отрывистым шепотом ответил Уолтер, упершись лбом в прохладную, пастельную твердь стены рядом с головой Париса, – Я понимаю, но... слишком далеко все зашло...ты...
Он был прав. Слишком далеко.
- Хорошо, тогда забудь об этом и продолжай...- светловолосый обвил Холлуэла руками за шею и осыпал судорожными, живительными лобзаниями его лицо и шею, притягивая вплотную к себе, – Пускай я не смогу овладеть тобой, как тогда, но ласки вполне могут компенсировать это...- он скользнул пальцами под черный сюртук, и, расстегнув часть пуговиц на жилете и рубашке, провел ладонью по упругой коже на груди любовника и спустился рукой вниз на живот, а после и за пояс плотных брюк, где ощутил жар разгоряченной плоти, вслед за чем уловил слухом не то выдох, не то стон возбужденного Уолтера, что – спустив с его плеч тканные оковы, прижимался слегка подрагивающими губами к нежному месту за ухом, на что тело Париса отзывалось новыми приятно-мучительными ощущениями в животе и дугообразной судорогой в позвоночнике.
Парис понимал, что все же совершает ошибку: пускай лишь ласки, но и они не отменяли факта измены, пускай и менее фатальной, но как, как объяснить ее причины и мотивы?
Неужели проведшие всего одну ночь вместе люди не могут оставаться только друзьями?