Чувствуй себя как хочешь

Хотя бывший ли Джек, вопрос открытый. Стоп. Не вспоминать о нем. У Флоренс есть задача, которая связана с работой, и ее нужно выполнить. О своих отношениях она обещала себе подумать вечером.
– Вернемся к управляющему? – предлагает Моника. – Ты уже присмотрела человека?
– Да, осталось только с ним договориться.
– Если не секрет, кого?
– Тебя.
У Моники начинают дрожать пальцы, и это настораживает. Флоренс забирает у нее из рук чашку и ставит ее на стол. Надеясь, что не затронула какой-нибудь триггер, она аккуратно касается пальцами плеча Моники.
– Ты не согласна?
– Нет! – выпаливает та. – То есть да. Я очень хочу!
– Слава богу, – выдыхает Флоренс. – Думала, я тебя напугала.
– Немного. Я не была готова к этому разговору так рано. Хотела только стать… координатором?
– А я никого другого не вижу в роли управляющего, – признается Флоренс. – Мне нужна ты. Посмотри, меня не было столько времени, а здесь идеальный порядок. То, что мне необходимо, чтобы развивать галерею.
– С ума сойти. – Моника смотрит на нее огромными глазами. – Это правда?
– Что именно?
– Что я могу стать управляющей.
– Можешь. Нам нужно только обсудить условия и сроки.
Моника с готовностью включается в новый для себя разговор и удивительно быстро начинает торговаться за уровни ответственности. Она словно всю жизнь готовилась к этому предложению, и теперь у нее даже взгляд меняется: он почти по-хозяйски ощупывает помещение.
Они открывают галерею вместе и проводят утро в обсуждении будущих изменений. Когда Флоренс вспоминает о том, что на полдень назначена встреча, она уже немного опаздывает. Все расходятся в отличном настроении, назначив общее собрание на утро.
Удивительно, как легко дается решение, которое она так долго отрицала. Наверное, просто не хватало нужного человека, чтобы оно из невозможного стало очевидным. Ей повезло, что в последнее время Моника показала себя именно той, кому можно довериться.
Правда, на этом ее запас везения на день заканчивается. Она бездарно проводит два часа в ресторане: пытается уговорить агента Хелен Бронски отдать ей пару старых работ. О новой инсталляции, о которой говорит весь Нью-Йорк, несмотря на то что ее никто даже не видел, и речи не идет.
Флоренс вдруг понимает, что ненавидит чувствовать себя начинающей. Галерее четыре года. У них уже есть громкие проекты, отличная аудитория. И есть Грег, друзья которого приходят на каждую премьеру. Немного не хватает международной работы – кстати, в Европу можно попробовать подать Тьяго, – но когда вообще американских художников интересовало что-то, кроме Америки?
– Не знаю, Флоренс, работы Хелен требуют серьезного места. У тебя ведь небольшое помещение, мне кажется, они там будут чувствовать себя неуютно.
Агент, мерзкая тетка с ужасно вонючими духами, просто набивает цену. В этот момент Джек словно шепчет на ухо: «Ты не собачка, чтобы перед ними плясать».
– Я озвучила свое предложение, – пытается припомнить имя агента Флоренс, – Тесса. У меня достаточно места и отличная техника. Если хочешь посмотреть своими глазами, заходи в гости. А пока мне, к сожалению, пора. Была рада увидеться.
Тесса недовольно кривит верхнюю губу: кажется, она мечтала, что ее поуговаривают. А если выйти на саму Хелен? Иногда агенты намного хуже, чем сами художники. Хотя почему иногда? Эти пиявки почти всегда хуже.
На сегодня у нее остается всего одно дело, и оно еще неприятнее, чем запах дохлой собаки от Тессы. Бен Дженкинс и его мини-дива Хэйзел до сих пор не привезли работы. Флоренс пообещала себе, что даст им последний шанс. Если до завтра они не сдадут свои чертовы абстракции, пойдут на все четыре стороны. А когда в следующий раз закатят вечеринку, Флоренс вызовет полицию. Даже если это сделает ее похожей на миссис Харрис.
Она с трудом вспоминает адрес их мастерской. Даже наворачивает пару лишних кругов, ища нужное здание. Правда, это бесполезно: Бена и Хэйзел там нет. Работники месяца, не меньше.
Приходится вернуться домой. На часах только три, а Флоренс уже чувствует себя уставшей. Хотя она сегодня и поднялась в шесть: проснулась и больше не смогла уснуть. Пришлось вставать и собираться на работу, чтобы не лежать на кровати, где и так провела три дня.
 
Из квартиры Гуфи уже доносится музыка. Мало его Джек избил, очень мало. Хоть одного из кузенов проси повторить упражнение, можно даже Оскара, он покрупнее. Правда, живет во Флориде, но ничего. Будут же у них впереди семейные собрания.
Флоренс стучится к Бену. Ей долго не открывают, и приходится стучать снова, громче, настойчивее. Когда она уже готова подняться к себе, чтобы написать ядовитую записку с отказом в сотрудничестве, дверь приоткрывается. В проеме появляется заплаканное лицо Хэйзел.
– Чего надо? – шмыгает носом та.
– Где ваши картины и где Бен? Договаривались еще на вчера.
– Мне насрать. – Хэйзел пытается закрыть дверь, но Флоренс придерживает ее ногой.
– На свое будущее?
– А оно есть? – усмехается та. – Это Бен у нас талантливый. Меня вы сами в расчет не берете. Так что ищите его, где хотите, а меня оставьте в покое.
– Ну уж нет, – не сдается Флоренс, – я взяла вашу совместную картину.
– Хватит! – Хэйзел бросает дверь открытой и уходит внутрь квартиры.
Это не ее работа – успокаивать истерящих художников. Тем более та права: ее будущее сильно отличается от того, что ждет Бена. И пережить это осознание – самое сложное и одновременно самое полезное из всего, что она может сделать. Кто знает, вероятно, в ней сейчас умирает талантливый графический дизайнер. Или даже юрист. Флоренс нужно просто уйти.
Вместо этого она открывает дверь и заходит внутрь. Зачем? Ладно, две минуты. Только две минуты.
– Хэйзел? – зовет Флоренс.
– Идите на хер, – доносится из глубины спальни.
– Схожу, не переживай. Но сначала ты меня послушаешь.
Она останавливается у запертой двери и устало прислоняется к стене.
– Сейчас ты действительно можешь провести всю жизнь в попытках стать таким же художником, как Бен. И если продолжишь двигаться в том же направлении, всегда будешь на шаг позади. Потому что, возможно, ты – другой художник. И тебе нужно найти свой голос.
Сюда бы Джека, он намного лучше объясняет. Но у них в распоряжении только Флоренс, и придется справляться.
– Говори о том, что для тебя важно, но не как Бен. А как Хэйзел. Ищи свою форму. Будь собой, а не чьей-то копией, – вздыхает она. – Или кради стиль у нескольких человек сразу.
Дверь приоткрывается, и Хэйзел недоверчиво высовывает голову.
– Зачем вы мне это говорите?
– Затем, что в слезах в постели можно провести не одну неделю. Но далеко это тебя не продвинет.
Хэйзел медленно выбирается в гостиную, но Флоренс уже разворачивается к выходу.
– Когда найдешь себя, напиши мне. Мы поговорим. Без Бена.
– Он у Гуфи, – сквозь заложенный нос произносит та. – Боится, что вы придете.
– Лучше бы боялся, что не приду, – улыбается Флоренс.
При первом же касании дверь в квартиру Гуфи открывается сама. Музыка становится громче: какой-то набор звуков. Видимо, талантливый композитор наэкспериментировал эту кровь из ушей сам. Господи, как она оказалась соседкой этих чертовых цветов жизни?
В комнате стоит такой плотный дым, что сложно ориентироваться. Флоренс еле удается рассмотреть даже очертания. Музыка оглушает: на стенах звукоизоляция, и внутри все в несколько раз громче.
– Бен! – пытается перекричать шум она.
Вокруг резко становится тихо, и от этого звенит в ушах. Нужно было просто пойти домой, где ее ждут дела. Письма просмотреть, о будущем подумать. Она ведь галеристка, а не мамочка для юных дарований. Это они должны за ней бегать.
– Чего надо? – раздается из угла развязный голос.
Гуфи и Бен валяются на полу на подушках, передавая друг другу косяк. Флоренс едва не закатывает глаза: ради чего она всем этим занимается?