За тридцать тирских шекелей
– Ее отец говорил матери, что двое бандитов приходили к нему накануне, ну на этот «блошиный рынок», они его «плешкой» называют. Деньги требовали, угрожали. Просто он боится их называть!
– Ну и дурак! – хмуро сказал Лобов. – А скрывать своих врагов не боится? Не понимает, что они могут еще раз прийти? Или твой абстрактный закон их остановит? Без нас с Рутковым?
– Я не знаю, – честно сказал Глумов и развел руками. Он начал понимать, что на практике дело обстоит совсем не так, как его учили в Высшей школе МВД.
– Так присматривайся, узнавай, – смягчил тон капитан Лобов. – Я в твои годы многое еще стажером узнал!
Глава 4
Приблатненный по кличке Граф
Ювелирный магазин «Кристалл» занимал двухэтажное здание на Васильевском острове и мог похвастать площадью торговых залов. Другое дело, что они всегда были полупустыми, а если быть совсем точными – то пустыми, с двумя-тремя покупателями, бесцельно бродящими от витрины к витрине, где собственно ювелирные изделия отсутствовали: золото и драгоценные камни, увы, относились не к группе «товаров достаточного ассортимента», а входили в две другие, хорошо известные советской торговле категории: «товары повышенного спроса» и «товары, временно отсутствующие в продаже»…
Но пустыми витрины быть не могут, и их надо чем-то наполнять – в продовольственных магазинах, например, на полках стояли трехлитровые баллоны с томатным и березовым соком, огромными кормовыми маринованными огурцами, пачки с солью и консервы «Завтрак туриста», название которых следовало уточнить словом «заблудившегося», ибо есть их могли только доведенные до крайности, голодавшие несколько дней люди. В витринах же «Кристалла» были выставлены серебряные чайные ложки с зайчиком или попугаем на рукоятке – их обычно дарили младенцам «на первый зубик»; серебряные визитницы, которые никто отродясь не покупал в силу наличия отсутствия в гражданском обороте визитных карточек; мельхиоровые статуэтки собачек, медведей и лошадей, а также обычная дешевая бижутерия с откровенно поддельными, изготовленными из пластмассы «полудрагоценными камнями»…
Впрочем, напрочь отрицать отсутствие в крупном ювелирном магазине духа злата и бриллиантов было бы несправедливо: в углу, под крупной вывеской «Отдел для молодоженов» в витрине сверкали роскошью настоящие обручальные кольца, которые счастливые пары, подавшие документы на регистрацию брака, могли приобрести по справке из ЗАГСа. К тому же в противоположном углу имелось окошко с маленьким объявлением: «Скупка лома из драгметаллов», за которым должен был сидеть Феликс Юздовский, но вполне понятно, что не графское это дело, поэтому на колченогом стульчике за мутным стеклом терпеливо ждал сдатчиков лома седой, как лунь, Киря Безелуцкий, который, кроме «лома», принимал и царские золотые монеты, и часы «Мозер» 1897 года с репетиром и тремя золотыми крышками девяносто шестой пробы, и дореволюционные ожерелья, и броши, и алмазные перстни, и другую «ювелирку», которую не стыдно было бы выставить на центральной витрине вместо глупых мельхиоровых фигурок и кулонов с пластмассовыми рубинами и хризолитами.
Правда, эти тяжелые, солидные и дорогие украшения, которые даже просто в руках подержать приятно, Кирилл Яковлевич, несмотря на свой сорокалетний опыт, оценить не мог и потому, как обычный врач-ординатор обращается в сложных случаях к профессору, звонил по внутреннему телефону самому Феликсу Георгиевичу. Тот спускался со второго этажа в белом отутюженном халате и с надетым на лоб обручем, на котором, в крутящемся вокруг яркого точечного фонаря кольце, как патроны в барабане револьвера, были закреплены лупы различной кратности, через которые он изучал объект и либо небрежным движением руки передоверял дальнейшую работу Кире, либо, лучезарно улыбаясь, приглашал продавца пройти в свой кабинет, который находился на втором этаже рядом с директорским, был надлежащим образом обставлен полированной мебелью, включая кресла, диван и неплохой бар в замаскированном стенном шкафу.
Здесь дух золота, бриллиантов и антикварной ювелирки зашкаливал – в сейфе у Юздовского хранились и золотые монеты, и камешки, и старинные раритеты, которые он еще не отнес домой или собирался пустить в оборот. А за стеной, у директора Семена Семеновича прятались редкие единичные поступления для VIP клиентов: штучные серьги, броши, ожерелья и кольца, о существовании которых обыватели не подозревали, а если бы узнали цену, то просто не поверили бы.
Юздовский заперся в своем кабинете, который располагался рядом с запасным выходом, через который Граф впускал и выпускал постоянных контрагентов либо тех, чьи визиты предпочитал не афишировать. Сейчас он беседовал с одним из таких тайных знакомых, облик которого не вписывался ни в обстановку ювелирного магазина, ни в то внимание, которое оказывал ему Граф. Лет сорока, мешковато сидящая одежда, татуировки на руках, тяжелый недобрый взгляд, специфическая манера говорить, угрожающе растягивая слова… Это и был Коробейник, по «окрасу» – вор-домушник, в молодости заработавший погоняло тем, что открыто выносил из чужой квартиры огромную коробку с украденным имуществом и тем привлек внимание проезжающего мимо патруля…
– Пробил я твою тему, – глухо говорил Коробейник, нервно шевеля пальцами, синие перстни на которых отражали его криминальную биографию: три судимости за кражи и грабежи, общий срок – восемь лет. – Это заезжие, москвичи, они «коляш» трусят, «крыши» им ставят, на чужую землю лезут… Под Голованом ходят, он «черной масти», в Череповце зону держал, вроде даже «в законе», хотя некоторые базарят, что нет… В последнее время фарт к нему идет… На него буром переть все ссут, потому и беспредельничает, что укорот ему никто не дал… Придется тебе его на кол насадить!
– Мне?! – поперхнулся Граф.
– Тебе! – кивнул Коробейник. – Иначе никак!
– Послушай, я тебя зачем на зарплату брал? – возмутился Юздовский. – Ты же сказал, что на зону больше не хочешь, хаты бомбить тебе в падлу, а мне «крышу» от блатных поставить – для тебя раз плюнуть! Не так, что ли?
– В цвет базаришь, – кивнул собеседник и, прищурившись, выдвинул нижнюю челюсть, что выражало его готовность «лезть в бычку». – И с тех пор на тебя никто не наезжал! Так, в натуре?
Графу ничего не оставалось, как тоже кивнуть.
– Так…
– И Голован не на тебя наехал, а на какого-то фрайера… Это тебя вообще не шибёт, можешь ветошью прикинуться и отвернуться! Но если в чеклане масло есть, то вкуришь тему, а тогда ясен пень, что ветошью прикидываться нельзя! Если ты, конечно, всех этих коляш под себя взять хочешь!
– Почему?
– Да потому, что ты тогда им должен быть и за папку, и за мамку, и за ментов, – за всех, короче! А для этого надо себя поставить! И если кто-то сунул рыло в твое корыто и из него хлебает, ты должен засветиться и вопрос задать: а почему ты, пес, так делаешь?!
– Гм… А ты не можешь за меня обозначиться? Ну, от моего имени?
Коробейник то ли улыбнулся, то ли ощерился.
– Тогда надо у нотариуса доверенность выписать!
– Доверенность? – ошарашенно переспросил Юздовский, представляя, как где-нибудь на пустыре съехались с двух сторон машины с вооруженными бандитами и Коробейник предъявляет Головану зажатую в татуированных пальцах доверенность с такими же синими печатями, как его перстни. Сцена была совершенно невероятной!
– Включи мозги! – еще шире ощерился Коробейник. – Какая, нафер, доверенность! Просто разъясняю наши рамсы: на «терку» выходят равные по авторитету пацаны! Голован со мной и базарить не станет! Я против него – все равно что конь против слона!
– А я?!
– С тобой другой расклад! Ты же не на блатную педаль жмешь, у тебя другая жизнь, и в ней ты фигура крупная… Голован про тебя слышал – зуб даю!
– Я с ним встречался, – вырвалось у Графа, и он поспешно добавил:
– Давно.
– Тем более! Я его разыщу и скажу, что ты «стрелку» забил: один на один, в центре города, чтобы ясно было, что без пальбы… Ну, и потолкуешь аккуратно, обозначишь свой интерес, но без предъяв… Посмотришь, как он настроен. А потом будем решать – куда дальше рулить!