Слово Императора (СИ)
Посвящать кузена в тонкости местных интриг я не стала. Про крушение дирижабля рассказала, — тем более, слухи об этом до Орсы дошли, — сообщив, что это была случайность. Пришлось рассказать и про взрыв, сообщив, что главный виновник погиб при взрыве. Соврала, конечно, но сейчас стыдно мне не было: Ланцелот был весьма прямолинейным парнем, к интригам совершенно неспособным, никогда не интересовался политикой и совершенно в ней не разбирался. Расскажи я правду, и этот медведь со свойственным ему «изяществом» вполне мог наломать дров. А так кузен и успокоился, спокойно проглотив не соответствующую даже официальной версии дезинформацию, и я обезопасила планы Руамара от посильного участия в них родственника.
В общем, время до вечера мы провели хоть и бесполезно, но зато — приятно, хотя мне и было несколько стыдно перед мужем, компания которого вряд ли была настолько же приятной и обременительной. Но помочь ему я бы ничем не могла (разве что собственным присутствием уронить его авторитет в глазах тыбарца ниже уровня пола), а мучиться за компанию считала бессмысленным. Потом пришедшая в компании с ещё одной девушкой Уру сообщила, что пора готовиться к открытию приёма, и кузена из покоев выдворили.
Что меня относительно примиряло с необходимостью путаться в юбках, так это отсутствие примерок. Я примерно представляла, сколько времени на этот процесс тратят орские женщины, и содрогалась от ужаса. А здесь даже наряд для столь ответственного мероприятия изготовили без моего участия. И, подозреваю, изготавливать его начали задолго до того момента, как я вообще узнала о предстоящем празднике: за несколько дней всё это шитьё выполнить было невозможно.
Девушки в четыре руки сноровисто упаковали меня в платье, после чего усадили на стул посреди гардеробной и принялись развешивать украшения и наносить «боевую раскраску». Протестовать я не протестовала, — официальное торжество, положено, ничего не попишешь, — но чувствовала себя новогодней ёлкой, какие принято украшать к дате перелома года на севере моей родины. Цвет наряда только усиливал сходство, и заставлял недовольно морщиться — совершенно еловая благородная зелень и тёмно-золотое шитьё с россыпью крошечных зелёных камней. Наверное, изумрудов; я очень сомневалась, что парадное платье жены Императора могли отделать обыкновенным стеклом. Платье укомплектовали тяжёлым ошейником колье и парой широких плетёных браслетов, а на голову надели странного вида диадему — тонкий ажурный венец с направленными вниз отростками, очертаниями напоминающими клыки, которыми это произведение ювелирного искусства крепилось в волосах. Диадема по стилю очень напоминала рушский Императорский Венец, только была значительно миниатюрней и изящней. Надо ли говорить, что все украшения были с изумрудами! Интересно, почему предки Руамара выбрали именно этот цвет и этот камень?
Одно радовало: рушские женщины не имели привычки проделывать в своём теле отверстия, не предусмотренные природой, и серёжки не носили.
Девушки своё дело закончили довольно быстро и, разглядывая меня со странным выражением в глазах, подвели к зеркалу.
Кхм. Да ладно?
Женщина в отражении слабо походила на меня, зато очень напоминала покойную Императрицу Орану, мою мать. Разве что высокий рост, цвет волос и причёска здорово выбивались из знакомого образа, а в остальном — один в один. Те же глаза, те же губы с прячущейся в уголках мягкой улыбкой, та же высокая шея и безупречная линия плеч…
Странно, я как-то никогда не задумывалась, что военная выправка при правильной подаче превращается в царственную осанку.
— Хм. Я думаю, Его Величеству не будет за меня стыдно. А, Уру?
— Я в этом уверена, Ваше Величество! — убеждённо отозвалась она. Потом, пару секунд помявшись, всё-таки добавила вполголоса: — Только мне кажется, лучше Владыке вас до начала приёма не видеть.
— Почему? — машинально уточнила я, с интересом разглядывая отражение в зеркале и пытаясь хоть немного к нему привыкнуть. А то ещё задумаюсь и как расшаркаюсь сама с собой, не признав…
— Помнёт же всё! — девушка трагически сложила бровки домиком, а я фыркнула от смеха.
— Боюсь, если Его Величество решит что-то помять, его никакой приём не остановит.
— Ваша правда, — вздохнула она.
То ли что-то почуял, то ли под дверью подслушивал, а то ли правда так получилось совершенно случайно, но помянутое Величество появилось на пороге буквально через считанные секунды. И замерло едва ли не на пороге, очень задумчиво меня разглядывая. Девушки молча глубоко поклонились, я опомнилась и тоже приветственно склонила голову. Даже, кажется, получилось вполне величественно.
— Вы можете идти, девушки, — рассеянно кивнул им Руамар, делая пару шагов в мою сторону; те не заставили себя долго упрашивать и поспешно юркнули за дверь.
— Всё-таки помнёшь? — иронично поинтересовалась я, когда муж приблизился, не отрывая взгляда.
— Что? — чуть нахмурился он, тыльной стороной пальцев медленно очертив контур моего лица, шеи, спустившись к ключицам.
— Платье, — нервно усмехнулась я. Лёгкое невинное прикосновение сейчас оказалось острее самой чувственной ласки, и я едва удержалась от разочарованного вздоха и движения вперёд, когда мужчина опустил руку.
— Что я, совсем варвар, что ли? — усмехнулся он, перехватывая мою руку и поднося к лицу.
— Да, — честно призналась я. Оборотень в ответ тихо засмеялся, уткнувшись носом мне в ладонь, а губами прижавшись к запястью. Щекочущее чувствительную кожу дыхание, нежное прикосновение, непривычное поведение мужчины, — от всего этого меня неожиданно бросило в краску. — Рур, ты чего? — неуверенно поинтересовалась я. Руку, впрочем, отнимать не спешила.
— Ты божественно хороша. Я просто забылся и немного задумался, — поцеловав мою ладонь, он чуть отстранился, хотя руку по-прежнему не выпускал.
— О чём?
— Да не бери в голову.
— А всё-таки?
— Ну, например, что за такую женщину и умереть было бы не жалко, — усмехнулся он, а вот мне в свете предстоящей ловли преступника посреди приёма стало совсем не весело.
— Может, лучше как-нибудь обойтись без этого? — нахмурилась я, а оборотень в ответ рассмеялся.
— Не собираюсь я умирать, не волнуйся. Это относится к делам прошедших лет, — он всё-таки выпустил мою ладонь, нехотя разжал вторую руку, которой в какой-то момент успел обхватить меня за талию, и тоже начал переодеваться в парадное.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила я, потому что продолжения не последовало.
— Да я про военное время, — с неохотой, но всё-таки ответил мужчина. — Мы же тоже за Императора воевали, и первое время я даже делал это искренне. А потом уважать Шидара я перестал, родине всё это в общем-то тоже добра не приносило, и война потеряла для меня лично какой-либо смысл задолго до собственного конца. И даже до начала моего собственного правления, хотя я и продолжал её ещё несколько лет, пока не решился предложить твоему отцу мир. Вот я и подумал, что за такую Императрицу умирать было бы не обидно.
— Вот это откровения, — смущённо кашлянула я. Слышать подобные слова, с одной стороны, было, конечно, приятно, но очень неловко. Зачем только спросила!
— Это ещё не откровения, — хмыкнул он. Окинул меня долгим задумчивым взглядом, под которым мне окончательно стало не по себе. — Откровения — это… Впрочем, это всё подождёт до вечера, — едва заметно поморщившись, мужчина качнул головой и вернулся к процессу сборов.
К моему искреннему удивлению недавно вспомненный Императорский Венец хранился здесь же, на полке в одном из шкафов; а украшения для меня спутница Уру принесла откуда-то извне, кажется, из сокровищницы.
— А почему такая ценность лежит здесь? — растерянно уточнила я вслух, наблюдая, как Владыка, недовольно кривясь, пристраивает корону на голове.
— Он сам себя охраняет, — отмахнулся Рур. — Никто кроме мужчин рода Шаар-ан не может к нему прикоснуться: при попытке взять его в руки любой посторонний просто перестаёт его видеть и водит руками вокруг. Даже если он лежит в закрытой коробке. Даже стол со стоящей на нём коробкой невозможно передвинуть. Даже если попытаться накинуть на него верёвку. Так что… не ходить же каждый раз в сокровищницу! Пусть лежит.