Подземелье Иркаллы (СИ)

— Черти? — испуганно вопросила Реция одного из воинов, взволнованно бежавшего в одном направлении с большинством.
— Нет, сударыня! — последовал ответ. — Государю Трену резко стало хуже.
Девушки переглянулись и поторопились вслед за остальными.
Арнил Вальдеборг, все еще не смывший с себя пыль и тени Иркаллы, не подкрепивший силы свои ни крошкой хлеба, сидел рядом с кроватью тяжело раненого отца и ждал, когда тот выйдет из забытья. Лорен Рианор уже корпел над ранами короля, но яд проник слишком глубоко и поразил подавляюще большую часть немолодого, но крепкого организма.
— Можно сделать хоть что-нибудь? — тихо спросил принц еще ночью.
— Я могу лишь облегчить его страдания, — последовал ответ. — Но он сам не желает жить. Боль души и тела слишком сильна.
Узнав о том, что в битве погиб кронпринц Дарон, на которого он возлагал все своим надежды, король, и без того будучи совсем плох, лишился чувств от горя и более не приходил в себя. Арнил, узнав о гибели горячо любимого брата, вот уже несколько часов не мог в нее поверить.
«Ты, отец, будешь жить», — в каком-то страшном забытьи вновь и вновь прокручивал Арнил эту мысль. Многодневные тревоги и ужасы черных коридоров Иркаллы будто лишили его души. Все, что он чувствовал, — пустоту. Не осталось ни прошлого, ни будущего. Перед ним зияло лишь настоящее, — белое пятно, которое он никак не мог осознать.
Ему казалось, что в Иркалле он лишился рассудка. Но он никак не мог принять ужас той черноты, которая разверзлась перед ним, едва он выбрался на свет после стольких дней блужданий во тьме.
Ворвавшись в шатер к отцу сразу, как только они добрались до лагеря, Арнил застал рядом с постелью Трена королеву Аккасту, и его покоробило от отвращения. Королева Акидии тотчас встретила его разлюбезной улыбкой, но новоявленному кронпринцу было не до церемоний. Он выгнал всех одним лишь взглядом, оставив лишь Скипия и пригласив Лорена.
Арнил думал о том, что не успел сказать брату ни слова. Ему хотелось столько рассказать! Он думал о том, какая ответственность ложилась на его легкомысленные плечи. Приходилось забыть обо всех своих мечтаниях, о свободе, которая пришлась ему столь по нраву за время путешествия. Но чем больше он думал об этом, тем меньше он мог осознать факт того, что сейчас он как никогда был близок к престолу, в сторону которого он никогда не глядел сколько-нибудь серьезно. То всегда было уделом его старшего брата, который нынче был мертв.
«Невозможно! — гремело в его затуманенном разуме. — Это неестественно! Это неправильно!»
Поднявшись прямо и резко, Арнил глубоко вздохнул и вышел из занавешенной части шатра, где столпились лекари, слуги и приближенные государя Трена.
— Приведите ко мне герцога Атийского, — тихо, отсутствующе проговорил мрачный Арнил, не глядя на трясущуюся от любопытства и напряжения толпу. — И принесите господину целителю поесть. Он с самой ночи облегчает страдания нашего государя.
Арнил вернулся к кровати отца, сел на прежний свой стул, ссутулился, положил голову на ладони согнутых в локтях рук и прошептал слишком тихо, чтобы усталый Лорен мог услышать его:
— Безвозвратно рушится весь тот мир, что я построил для себя. Моего мира нет более. Есть только Карнеолас.
— Арнил, — позвал Лорен, глядя на него странным понимающим взором; до боли сострадающим, — тебе надо поспать. Страшно представить, когда еще удастся отдохнуть.
Арнил горько усмехнулся и мрачно ответил:
— Мне же страшно представить, когда в следующий раз мне посчастливиться услышать, как ко мне обращаются по имени… Нет, Лорен, это тебе следует отдохнуть. У меня еще много дел. Оставь нас. Поди к сестре. Она, верно, уже проснулась и нуждается в твоей благословенной руке.
— С ней Реция. Если Акме понадобится помощь, Реция найдет меня. Я хочу помочь хоть чем-нибудь.
— Хоть чем-нибудь?.. Ты уже спас все наши шкуры по несколько раз! Не нам ли, наконец, быть хоть чем-нибудь полезными для тебя и для Акме, которая чудом осталась жива?..
 
— Ваше Высочество… — прошелестел треновский паж, Асит, проскользнув к ним. — Герцог Атийский ожидает.
— Так пусть войдет! — раздраженно бросил Арнил, едва не срывающимся на крик голосом. — Что за церемонии?!
Асит с поклоном удалился, и к ним вошел измученный, мрачный, скорбный Гаральд Алистер, тоже еще не избавившийся от грязи Иркаллы, от кровавых разводов на лбу и шее, но неизменно статный. Он спокойно поклонился своему другу и сел рядом с ним.
Аберфойл Алистер скончался от ран на рассвете. Последние часы его жизни сопровождали нестерпимые муки и раскаяния о деяниях, совершенных при жизни. Неожиданное появление единственного сына в смертный час стало для отца несказанным облегчением, и он, повинуясь душевному порыву, не подпуская к себе более никого, долго беседовал с сыном, пока скорбный сон не закрыл его глаза. Никто не слышал, о чем говорили отец и сын, но все, кто присутствовал в те печальные часы в шатре, в один голос утверждали, что оба они подолгу держали тихие примирительные речи. Кто-то уловил слова «Атия», «верность», «честь», «Рин». Однажды даже был услышан смех Аберфойла Алистера, светлый от печали, снисходительный, слабый.
Права наследования Атийского герцогства должен был подтвердить государь Карнеоласа. Но так как Трена это едва ли волновало в подобную минуту, для Арнила это был один из первых документов, который ему пришлось подписать в качестве кронпринца. Говоря по совести, он не стал бы рассматривать другие подходящие кандидатуры на данный пост, даже если бы таковые имелись. Он сомневался, что кто-либо в Архее знал Гаральда так же хорошо, как он сам.
Новоявленный герцог Атийский, еще молодой, но повидавший на своем веку уже столько, сколько не видели многие ветераны Карнеоласа и Атии вместе взятые, еще не успел надеть знаков отличия, но весть о смене власти в Атии прокатилась по лагерям всех присутствовавших здесь держав. Гаральду, только что вышедшему из многолетней тени, предстояло завоевать любовь своих подданных. И благосклонность к нему кронпринца Арнила почти не имела никакого веса, ибо о новом наследнике карнеоласского престола были невысокого мнения.
Оба друга, на которых одновременно свалилась столь тяжелая ноша, — потеря родных и получение столь хлопотного наследства, — молча сидели рядом и с изумленной оторопью обдумывали то, как резко изменилась судьба. Она более не висела над ними приятной, радужной и свободной неопределенностью. Она связывала их по рукам и ногам, закабаляла их. Навеки. Они могли отказаться, но, помня, сколько сил отдали те, кто ушел, для благополучия их наследства, они не смели даже думать об этом.
— Ваша Светлость, я соболезную вашей утрате, — подал голос Лорен из темноты шатра.
Гаральд вздрогнул, услышав, как к нему обращаются по титулу. К тому же, тот, с кем он бок о бок прошел львиную долю кругов ада.
— Благодарю тебя, Лорен, — последовал ответ, — но если ты в самом деле соболезнуешь мне, то не обращайся ко мне так. Хотя бы ты.
Лорен промолчал, но на душе его посветлело от доброго чувства к возлюбленному сестры.
Вдруг государь Трен распахнул глаза. Широко, напугано. Трое молодых людей, столь разных по происхождению и по положению, но столь сближенных дорогой жизни, подскочили.
— Отец!.. — выдохнул Арнил.
К ним бесцеремонно ввалился треновский писец, всегда следовавший за государем по пятам, и шустро заработал пером. Асит и целитель Скипий тенью остановились позади кронпринца Арнила.
— Арнил! — выдохнул Трен, и веки его задрожали. — Небеса сжалились надо мною и прислали тебя! Ты не был в Иркалле?..
— Мы вернулись, отец. Вернулись все, без потерь.
— Рианор?
— Живее всех живых, — улыбнулся Арнил. — Как и его сестра. Акме отдыхает в лагере, а Лорен облегчает твои страдания.
— Кунабула?
— Точит на нас зуб, но вскоре его обломает. Мы вооружены как нельзя лучше.
— Где Аккаста?
— Не обессудь, отец, но я выгнал ее к остальным вельможам.