Подземелье Иркаллы (СИ)
— Герцог Атии будет унижаться перед владыками Архея и просить за женщину, которая сама вызвалась помощь? — отвернувшись, чтобы он не заметил ее бледности, процедила Акме.
— Буду, — прошипел тот, — лишь бы ты прекратила вести себя, как безумная. Это Эрешкигаль говорит твоими устами, ибо жаждет тебя погубить!
— Если бы Эрешкигаль в данную минуту управляла моими устами, вы, герцог Атийский, были бы уже мертвы.
— Откуда такая жестокость, Акме? — тихо, отчаянно вопросил Гараль. — Ты выбираешь смерть, когда можно избежать этого и выбрать жизнь. Со мной. Ты разлюбила меня?..
Девушка оторопела, но изобразила раздражение и воскликнула:
— О какой любви говоришь ты, Гаральд, если на кону огромное количество жизней, а я могу спасти их?! Погибнет всё и все, погибнет твое герцогство, погибнешь ты! Вспомни о своем долге перед людьми, жизни которых отец вручил тебе. Ты более не простой дворянин! Ты герцог! Ты отец Атии!
— Я помню о своем долге перед всеми этими людьми гораздо больше, чем ты помнишь о долге перед теми, кто искреннее любит тебя! — ожесточенно воскликнул Гаральд, повысив голос.
Девушка гневно глянула на него и ледяным тоном процедила:
— Ваша Светлость, не смейте говорить со мной в подобном тоне.
Гаральд Алистер горько рассмеялся и воскликнул:
— Я посмею кричать на тебя, я посмею запереть тебя и связать, если потребуется! Хочу напомнить, что у тебя имеются обязательства передо мной. Ты — моя невеста, а я — твой жених, твой будущий муж и твой будущий господин, дьявол бы тебя побрал!
Акме пришлось набраться мужества, чтобы легко и непокорно выдохнуть:
— Нет.
— Что «нет»? — опешил герцог.
— Я не могу быть твоей женой.
Глаза герцога потемнели и, Акме могла поклясться, он был страшен в гневе.
— Ты издеваешься надо мной.
— Я признаюсь в своей трусости, ибо должна была сказать тебе это еще в Иркалле. Гаральд, — она попыталась взять его за руку, но тот оскорблено отстранился от неё: — Я была обречена с самого начала. Провидица пророчила мне такой конец, но я не желала ее слушать. Теперь я вижу, что иного пути нет.
— И что теперь ты хочешь сказать?! — перебил ее тот. — Что намерена разорвать помолвку? Я просил твоей руки, ты согласилась. Ты отказываешься?
Гаральд дико глядел на нее, и в эту минуту девушка ни на шутку перепугалась, что теряет его. Но разве не этого она добивалась? Она знала лишь то, что любит его, но не могла ни произнести, ни показать этого.
— Гаральд, — прошептала Акме дрожащим голосом. — Мы не можем быть вместе и не могли с самого начала. Я знала это, но была слишком труслива, чтобы сказать тебе правду. Предполагалось, что я отправлюсь в Кунабулу и выполню то, что мне предназначено по праву рождения, по праву крови.
— Даже это право не смеет отнимать у тебя жизнь, — холодно проговорил Гаральд. — Мы не можем быть вместе лишь по единственной причине, — если ты не пожелаешь. Все остальное можно преодолеть! — он решительно двинулся к выходу. — Но даже если ты действительно не желаешь быть моей женой, я сделаю все, чтобы помешать тебе совершить самоубийство!
И он вылетел наружу, будто общество любимой женщины причиняло ему нестерпимые муки.
Лорен не заставил себя ждать. Он твердым шагом вошел в шатер сестры и, увидев ее, уже успевшую взять себя в руки и приготовившуюся притворяться безразличной еще множество раз, тихо и изумленно произнес:
— Ответь мне, Акме, что нашло на тебя? Ты на торги выставила свою жизнь и предоставила другим людям распоряжаться ею. К тому же, Гаральд был здесь и вернулся на совет отчаявшийся, что я тотчас решил узнать, в чем дело. Что ты наговорила ему?
— Я разорвала нашу помолвку, — спокойно ответила Акме.
— Так!.. — выдохнул Лорен, запустив пальцы в волосы. — Зачем?
— Я уже говорила тебе, что моя жизнь — единственная, которую не стоит спасать. Как только я умру, Эрешкигаль последует за мной.
— И я уже говорил, что помогу тебе, — строго сказал Лорен.
— Я не позволю тебе участвовать в этом.
Целитель усмехнулся и пробормотал:
— Желаешь унести всю славу?.. Акме, я тоже Рианор. У нас разные способности, но и моих сил вполне хватит, чтобы помочь тебе и Архею. Сама Аштариат говорила, что без одного из нас другой потерпит поражение.
— Аштариат лгала нам. С чего нам верить ей и сейчас?
— Мы всегда были вместе. Теперь ты отталкиваешь мою помощь и желаешь сделать все сама, хотя понимаешь, что я незаменим для тебя.
Акме внимательно поглядела на него и ответила:
— Со мной все кончено, Лорен. Эрешкигаль рвет меня, Кунабула смыкается надо мной. Посмотри в мои глаза. Что ты видишь в них? Я не вижу ничего, кроме пустоты и мертвого синего огня. Раньше я еще могла вернуться, восстановить свои силы. Для меня нет пути назад. Ты — будущее Архея. Мой дар нужен лишь для этой войны, твой дар необходим человеку во все времена.
— Сомневаюсь, что эта война последняя в истории Архея.
— Я сделаю всё, чтобы она была последней. У тебя впереди счастливое будущее с чудесной златокудрой супругой Плио и множеством детей…
— … потомков Атариатиса Рианора, которым тоже взбредет в голову совершать такие чудовищные жертвы по праву своего рождения… — прорычал целитель. — Нет, Акме. Это не выход, а тупик.
Акме горько усмехнулась и сказала:
— Не знаю, является ли Атариатис Рианор потомком Солнца, но неспроста мы родились с тобой такими разными. Должно быть, твое рождение благословил сам Шамаш, бог Солнца, а мое — Нергал, бог Тьмы, его родной брат. Я — враг тем, кого ты должен защищать. Но мне дан выбор, поэтому я исправлю вопиющую несправедливость, допущенную при моем рождении. Я помогу вам и уйду в небытие, где уже не смогу угрожать благополучию Архея, даже если захочу.
— Значит, ты опасна, — сказал Лорен, вопросительно поглядев на нее.
— Мой дар делает меня правой рукой тьмы. Ты этого еще не понял?
Лорен еще с минуту пронзительно глядел на нее полными яростного и потрясенного огня глазами, после вдруг дал ей звонкую оплеуху.
Голова откинулась, и Акме ладошкой заглушила боль. Она лишь растеряно и ошеломленно поглядела на брата. Он бесчисленное множество раз, шутливо или в серьез, угрожал наказать ее плетьми, палками, затрещинами, но впервые от угроз перешел к делу.
— Ты совсем потерялась! — прорычал он, нависнув над нею страшным ураганом. — Ты не враг никому из людей! Тем более, мне или Гаральду, или Арнилу! Ты до скончания веков в первую очередь будешь моей сестрой, даже если в тело твое вселятся все боги и все демоны Кунабулы! И я никогда не позволю тебе рисковать, даже если на кону будут жизни нескольких миров! Даже если ты будешь желать этого более всего на свете.
Он смерил ее жестким до дрожи взглядом, развернулся и, направляясь к выходу чеканным шагом, холодно бросил:
— Я попрошу всех присутствующих королей, чтобы они выставили кольцо воинов вокруг лагеря, чтобы ни тени не проскользнуло мимо них! Ты выйдешь из этого шатра, только если я позволю тебе. Если слово жениха не является для тебя законом, слово брата, твоего опекуна, станет для тебя божественным откровением!
Акме глядела ему в след широко распахнутыми глазами, все еще держась за щеку. В ее сражённом разуме медленно текли мысли, но уже в ином направлении. Его решимость и гнев подарили ей надежду на счастливый исход, но она была упряма и слышала голоса Эрешкигаль и Кунабулы, которых не слышал он, которые не позволили ей даже на несколько мгновений обрадоваться внезапно вспыхнувшим надеждам. С каждым днем они становились все зловещее, и Акме уже давно уверилась в том, что конец был близок.
Поздним вечером, когда в лагере зажглись многочисленные костры и были выставлены дозоры, государь Арнил собрал в своем шатре всех тех, с кем прошел опасный путь от Кеоса до Иркаллы, а от Иркаллы до военного лагеря. Кроме Акме, Гаральда, кронпринца Густаво, нодримских гвардейцев, тех зараколахонцев, которые вернулись домой, и Цесперия, который остался поглядывать за Акме.