Подземелье Иркаллы (СИ)

Ночью он долго и ожесточённо боролся с сонливостью. Но многодневная усталость взяла верх, он на мгновение закрыл глаза, а открыл их лишь сейчас. Его голова покоилась на кровати возлюбленной. В руке своей он держал ее мёртвую ледяную руку. Он желал запомнить ее живой, пусть измождённой и тяжело больной, но овеянной сиянием благословенной надежды. Стоило ему повернуть голову к ней, посмотреть на неё, и эта сияющая иллюзия рассыплется в прах и всю оставшуюся жизнь этим прахом будет устилаться его путь.
Не шли ни слезы, ни рыдания. Их место заняла огромная зияющая пустота без надежды затянуться.
Он окунул лицо в ее чуть согнутые пальцы и ладонь и всей душой пожелал лишь одного — умереть в это же мёртвое утро. Он зажмурился.
После, подняв голову и закрыв рот рукой, с усилием повернул голову влево, в ее сторону, и затрясся.
Акме Рин неподвижным отрешённым взором глядела мимо него, в неведомые дали открывшегося ей нового мира. Ее застывшие веки были полуспущены и не до конца скрывали потускневшие черные глаза. Он должен был поднести к ее лицу руку и навек закрыть эти любимые глаза, но не мог пошевелиться. Ему казалось, если он сделает это, то будет считать себя ее убийцей.
Рядом с кроватью на стуле дремал Лорен, и Гаральд боялся разбудить его малейшим шорохом. Пробуждение принесёт ему страшную весть.
Перед глазами все начало темнеть и расплываться. Горе неслось к нему возрастающей волной. Необратимо, неотступно, навсегда.
Вдруг глаза Акме перестали глядеть в страшные дали и обратились к нему, ясно и осмысленно.
Гаральд зажмурился. Ему подумалось, что он сходит с ума.
— Я боялась шелохнуться. Не хотела будить никого. Вы такие бледные.
Гаральд не мог ни слова вымолвить. Выговорив эти странные слова, Акме, которую все считали безнадёжно утерянной, даже мёртвой, вдруг медленно подняла руку, которую он держал всю ночь, и потёрла кисть другой рукой. Сжала и вновь разжала пальцы.
— До чего у вас тяжёлая голова, герцог, — слабо промолвила она. — Я не чувствую собственных пальцев.
Сон Лорена был чуток. Шорохи и слабый голос разбудили его. Он открыл глаза и, увидев Акме, хорошенько протёр их кулаками. После он тщательно проморгался, убедился, что проснулся окончательно и с открытым ртом уставился на сестру.
— Акме! — выдохнул он и упал на колени рядом с её кроватью.
Лицом уткнувшись в ее одеяло, он зарыдал громко и надрывно, будто ребёнок.
— Полюбуйся, Аштариат! — со слабой улыбкой проговорила девушка, гладя брата по голове. — Они меня уже похоронили.
Крик Лорена разбудил остальных, и они наполнили шатёр сиплыми радостными восклицаниями.
На нетвёрдых ногах герцог Атийский поднялся. Он сделал несколько шагов назад, развернулся и выскочил из шатра, будто ошпаренный. Перед шатром выстроилась целая толпа воинов, наслышанная о том, что девушка, мучившая столь долго, этой ночью должна была обрести покой. Но Гаральд не видел их, не слышал, как его окликнул капитан Гайре, капитан Огилий Веррес и Эвандер Лаций. Он бежал мимо толпы, отталкивая людей, не разбирая дороги, бежал быстрее ветра, позабыв об усталости от долгого отсутствия сна.
— Ваша Светлость!
— Ваша Светлость!
— Ваша Светлость! — слышалось со всех сторон.
Когда Гаральд добрался до своего шатра, он влетел внутрь и застыл, будто налетел на стену.
Он трясся, сгорбившись, сжав голову руками. По обыкновению красивый и горделивый взгляд огромных изумрудных глаз нынче, наполненный слезами, безумно бегал из стороны в сторону. Он представлял собою весьма страшное зрелище.
— Ваша Светлость!.. — выдохнул один из слуг, с которым герцог был наиболее мягок и доверчив.
— Очнулась! — воскликнул Гаральд, тяжело дыша. — Жива и будет жить!
И с плачем рухнул на колени.
  
Глава 21. Возрождение ​
 
Акме была по-прежнему слаба, медленно приходила в себя, но однажды Лорен с восторгом объявил, что ее жизни более ничто не угрожает. Целительница улыбалась, но бледно и с оттенком печали, будто пока она висела на краю гибели, ей приоткрылась истина жизни и смерти. Ее что-то тревожило, и Лорен, сразу это заметивший, все никак не мог добиться от нее признания.
 
Через три дня она уже могла подниматься с постели и делать несколько шагов по шатру, но на большее пока не была способна.
А на пятый день после счастливого избавления в лагерь на всех порах влетела Реция вместе с Августой, Руфином Кивиланом, Элаем Андриганом, капитаном Цере, Катайром и даже Ягером.
Они были уверены, что Акме уж умерла и была похоронена, но лишь Августа, которой прямо не говорили о своих опасениях, светилась счастьем.
Тем временем у постели Акме сидели Лорен, Арнил, зашедшей на несколько минут вместе с кронпринцем Густаво, и Гаральд, молча ожидавший поодаль. Акме прекрасно помнила, как низко и грубо она оттолкнула его, заявив, что слова их недавней клятвы ничего не значили для нее. Она с самого начала знала, что совершала чудовищную ошибку, но не могла остановиться. Теперь же девушка была уверена, что потеряла его благосклонность, и молча страдала. Гаральд сказал ей слишком мало слов за все то время, что она наслаждалась ясным сознанием, и теперь тихо сидел в углу.
Плио заплела волосы Акме в простую косу и беззаботно посмеивалась. Арнил рассказывал о делах государства и лагеря, и все с увлечением его слушали. Им казалось, что они могли слушать что угодно с радостью и благодарностью, и ни разу не зевнуть от скуки.
Вдруг на улице послышался ясный детский голосок, и многие изумлённо обернулись, но решили, что ослышались, и вновь обратились к теме разговора. Но не Акме.
Сердце ее дрогнуло и затрепетало. Девушка, не сводя застывших глаз с входа, медленно откинула одеяло, поднялась с постели и, не слушая удивлённых окликов друзей, сделала несколько шагов по направлению к улице.
«Ослышалась?» — в ужасе подумала она.
И вдруг в шатёр вбежал ребёнок, закутанный в черный плащ. Капюшон упал с его головы, и Акме узнала локоны Августы, ее огромные прекрасные глаза и большой шрам, перечёркивающий щеку.
— Сестрица! — взвизгнула девочка и кинулась к девушке.
— Августа! — воскликнула Акме, прижала ребёнка к груди и начала беспорядочно целовать ее лицо. — Я уже подумала, я тебя никогда не увижу!
В шатёр вбежала Реция и с воплем «Акме!» обняла подругу, обильно проливая слезы, будучи не в силах поверить в столь нежданную радость.
— Все это очень хорошо, — вмешался Ягер, с восхищённой улыбкой, которой никто никогда не видел, наблюдая эту умилительную сцену уже несколько минут. — Но если Акме не встанет с колен, то вновь заболеет.
— Нет! — воскликнул Руфин, обнимая Акме. — Я даже не сомневался, что она вновь выйдет сухой из воды! Этой девчонке по плечу все без исключения! Из Коцита она выбралась, покорила Саарду и Иркаллу. Ей даже коцитцы поклонились! Нынче же она ожила, когда мы уже не ожидали ничего подобного! Ты всесильна!
— Увы, нет, Руфин, — пожав плечами, отвечала та. — Я лишь смертный человек.
Многие весело засмеялись.
— Наконец, она признала это! — воскликнул кронпринц Густаво.
Лорен хорошо принял Августу, а она хорошо приняла его, заявив, что своего Братца она представляла именно таким красивым. После она невинно поинтересовалась, где же «прекрасный герцог»?
Акме кинула на Рецию укоризненный взгляд, но герцог поднялся с галантной улыбкой, поклонился девочке и мягко произнёс:
— Я к вашим услугам, сударыня!
Августа внимательно оглядела Гаральда, улыбнулась и что-то прошептала ему на ухо. Изумрудные глаза герцога на несколько мгновений помрачнели, метнулись к Акме, после вновь обратились к Августе, и он ей что-то тихо ответил.
— Но это тайна, дорогая Августа, — громче добавил он и прижал палец к губам.
Девочка в ответ прижала палец к губам и заговорщически, очаровательно улыбнулась. После герцог вновь кинул на Акме холодный взгляд и, не сказав никому ни слова, прямо и неторопливо вышел из шатра.