Подземелье Иркаллы (СИ)

Глаза его сверкнули жадностью, и он поцеловал свою драгоценность, став примером для остальных земляков.
— Сапфиры не трогать! — скомандовал капитан Эвандер Лаций, когда несколько нодримских гвардейцев осмелились приблизиться к стенам. Атийцы стояли на месте, как вкопанные.
Рык кунабульских голосов превратился в разъяренный визг.
— Уйдем отсюда! — воскликнула Акме, зажав уши руками, ибо крики, которые слышала лишь она, резали слух. — Иркалла злится!
— Так задобри её! — расхохотался Ягер, уже протягивая руки к стенам. — Уверен, ты сможешь, если пожелаешь!..
Пещеру пронзили крики боли. Сапфиры, сжатые в руках некоторых саардцев, вспыхнули белым сиянием и оставили на их руках страшные ожоги. Ожогами дело не ограничилось. Кожа с шипением начала плавиться. Кунабульский яд от ладоней устремился вверх по рукам даже после того, как камни были выброшены.
Лорен и Акме кинулись к ним. Как только она прикоснулась к ожогам зараколахонцев, кожа их покрылась пузырями, а яд побежал быстрее. Целительница в ужасе поглядела на свои сияющие голубым светом ладони и дрожащие пальцы.
«Что же это?» — в ужасе думала она.
— Акме, не думай об этом! — поспешно воскликнул Арнил. — Они получили свое.
Гаральд подошел к ней и попытался взять за руку, но та отпрянула, выдохнув:
— Нет! Я опасна для вас.
— Прекрати! — грубо воскликнул атиец.
Акме увидела под ногами сапфира, выброшенный одной из его жертв. Она быстро наклонилась, взяла пылающий камень в руки и сжала. Но камень не причинил ей боли. Он лишь на мгновение вспыхнул ярче, будто подмигнув ей, а после успокоено затух. Она сжимала его, терла, но он не жег ее нисколько.
«Мерзавец!» — мысленно вскрикнула та и, замахнувшись, выкинула его.
Иркалла принимала её, как свою. Но горе сменилось ужасом, когда она услышала, как ближайшие проходы наполняются зловещим шумом. Иркалла натравила на них врагов. Это была ловушка и весьма справедливое наказание за жадность.
— Уходим! — воскликнула Акме. — Демоны идут.
Пещера из ляпис — лазури с сапфирами оказалась не единственной и не самой большой. Соблазнительные залежи драгоценных камней поражали воображение, но никому из путников более не хотелось дотрагиваться до них.
Вскоре все услышали признаки погони. Она велась слева, справа, сзади, наступая им на пятки, и начиналась впереди.
Враги настигли их в большом помещении, ярко освещенном лазурным светом факелов, по кунабульскому обыкновению, вспыхнувших при приближении Акме. Исполинские колонны, крошившиеся под натиском времени, удерживали нависшую горную гряду, позволяя мертвым ветрам безнаказанно порхать из коридора в коридор. Именно они, зловещие голоса Иркаллы, предупредили Акме о тщетности их побега. Путники были окружены, и им оставалось лишь обороняться.
— Что бы не случилось, — требовательно воскликнула Акме, встав перед своими многочисленными спутниками величественной статуей, — не вступайте в бой, не провоцируйте их, не усугубляйте наше положение. Я попытаюсь утихомирить их. Надеюсь, боя удастся избежать.
— А что, если не удастся? — осведомился Сатаро. — Я буду биться.
— Заклинаю вас не делать этого! — рыкнула Акме. — С демонами я справлюсь быстрее вас.
— А с коцитцами?
— Не думаю, что они, между собою заклятые враги, способны объединиться во имя борьбы с третьим врагом, — уверено заговорил капитан Цере. — Даже сил Иркаллы не хватит, чтобы заставить их выступить против людей бок о бок.
Но он ошибся. В следующую минуту из тьмы цепочкою вышли демоны, а следом — коцитцы. Неприятно изумленным путникам оставалось лишь гадать, был ли столь неожиданный союз волей Иркаллы, но, казалось, ни те, ни другие не испытывали ровно никаких неудобств от своего союзничества.
К счастью, демонов и коцитцев оказалось не так много. Но коцитцы уже чувствовали и даже слышали своих пленных земляков. И добрее от этого не становились.
Многочисленные пары разъярённых красных и карих глаз глядели лишь на Акме, не заботясь о том, кто стоял за её спиною и сколько их было. Дикари слышали аромат коцитской крови на ее руках, демоны колебались.
 
Несколько путников выступили из отряда, чтобы встать рядом с нею и помочь ей, но Акме взмахом руки заставила их отойти обратно. Она не нуждалась в помощи. Она нуждалась в их безопасности.
Протянув руку вперед, будто позволяя врагам обнюхать себя, молодая женщина по жилам пустила горящие потоки огня, заставляя голубые всполохи плясать на ее широко распахнутой ладони, обращенной к демонам, не то покорно, не то повелительно. Коцитцы недовольно оскалились, заметив нерешительность демонов.
Когда ей удалось приблизиться еще на несколько шагов, демоны в ужасе застыли, ощутив что-то из ряда вон выходящее, и все, как один, прижались к каменному полу, — не приветственно или в глубоком почтении, но порабощено, будто в величайшем страхе расплаты.
Один шаг к освобождению был сделан, но Акме не смела торжествовать: оставалось ровно столько шагов, сколько перед нею было вооруженных и рычащих от бешенства коцитцев. Они ненавидели весь свет, своего кунабульского союзника и их прихвостней. Но Акме они возненавидели еще больше.
Услыхав их мысли в шёпоте кунабульских ветров, она подняла стену огня за мгновение до того, как коцитцы с дикими воплями прыгнули с места и устремились к ней. Она знала, что с ними делать и ни на минуту не колебалась. Иркалла вновь затягивала в болото тьмы. Ей хотелось убивать и мстить, но за что она разжигала свою месть, ей было неведомо. Акме не осознавала глубины своего зла и своей ненависти. Она убивала. И наслаждалась криками боли.
Коцитцы летали по всей пещере, погибая кто быстро, кто медленно. И если бы их было меньше, мучения бы еще остававшихся в живых были бы продлены. Акме повернулась к покорно ожидавшим ее воли демонам, взмахнула руками, и кунабульцы тотчас забыли о своем союзничестве с коцитцами.
Дикари стали погибать в несколько раз быстрее.
— Полюбуйтесь, герцогский сынок, — негромко провозгласил Сатаро, пытаясь насмешливо улыбнуться, но терпя поражение за поражением; его глаза были полны горечи, — ваша будущая супруга и ее слуги в качестве приданного!
Гаральд не слышал его, он ломал голову над тем, как помочь ей. Лорен, сжав голову руками, бездействовал, как заворожённый смотря на сестру.
Из отряда коцитцев в несколько сотен осталось лишь двое живых, которые стояли перед нею на коленях, с первобытным ужасом ожидая смертного часа. А Акме зловеще улыбалась, и в душе клокотало торжество. Черное, злобное, ей не знакомое. Дети Иркаллы повиновались ее малейшему жесту.
Огненные руки Акме накинулись на двоих коцитцев, схватили их за горло и подняли высоко над полом. Полюбовавшись на мучения задыхающихся, насладившись вкусом их ужаса, она загремела, и никто из присутствовавших не узнал ее голоса — ни былой бархатистости, ни благородной глубины, — лишь глухое раскатистое рычание и безжизненная холодность:
— А теперь вы, наемники Нергала, идите и расскажите своему хозяину, что Я иду. И за собою веду войска его, которые Мне присягнули на верность! Если вздумает он противостоять мне я сокрушу силу его, ибо никто более не посмеет владеть Иркаллой, ибо Иркалла — отныне Моя обитель!..
Акме отшвырнула коцитцев прочь с большой высоты. У одного из них оказались переломаны почти все кости, второму повезло больше — он смог поползти на четвереньках прочь.
Рианор обеими руками тянулась к приветствовавшим ее ветрам, но что-то удерживало ее, и она не могла сделать шага во тьму. Ее неповиновение натолкнулось на ожесточенное сопротивление, и могущество начало таять под натиском тёплого белого света. По мере того, как усиливалось ее сопротивление, огонь противника перестал приятно греть — он начал жечь так сильно, будто она опускала руки, плечи, лицо в костер.
И вдруг она поняла: её недругом был никто иной, как Лорен Рин, который на протяжении целых восемнадцати лет считался ее братом, к которому она всегда была так сильно привязана, который не мог причинить ей вреда.