Черные ножи 2 (СИ)
Впрочем, когда особо наглые одноклассники пытались проверить его на прочность, он не давал отпор. Хотя и мог это сделать, причем, успешно, да так, что мог бы покалечить или даже убить. Недаром ходил в секцию крав-мага, которую, конечно, придумали евреи… но Уве был совершенно толерантен к любой нации. Он — это не его ныне покойный дед, как недавно оказалось, бывший штурмбаннфюрер СС, чудом уцелевший после краха Германии, и навсегда, до последнего дня сохранивший страх и почтение перед русскими, сумевшими великой кровью и силой духа победить невероятную махину гитлеровской империи. Уве ненавидел деда за его прошлое и всячески презирал.
Но он не давал отпора, терпел, сжав зубы, и в итоге от него отстали.
Закончив среднюю школу, он не пошел на специальное образование, а отучился еще два года, а после поступил в университет Гамбурга на техническую специальность в сфере машиностроения, который успешно закончил. Не то, чтобы Уве мечтал стать успешным инженером — просто точные науки с детства давались ему крайне легко. С дипломом он запросто мог устроиться в любой крупный концерн: «БМВ», «Мерседес», «Ауди» или «Фольксваген» — достаточно было отправить резюме, и его приняли бы на службу, где он мог трудиться до конца своей жизни — с хорошей зарплатой, соцпакетом и бонусами.
Вот только Уве свое резюме никуда не отправил, а сложил диплом в большой конверт, туда же сунул все прочие сертификаты, и убрал все в шкаф.
Он решил заняться иными делами, к которым чувствовал призвание.
Одним летним днем 2024 года, будучи свежевыпущенным из стен университета молодым специалистом, Уве принял участие в новом для него мероприятии, цель которого была общечеловеческой и крайне позитивной, а именно — защита окружающей природы и климата. Великая Грета Тунберг лично прибыла в Берлин, чтобы возглавить акцию.
Двадцать активистов, и Уве в их числе, приклеились к асфальту и заблокировали движение в самом центре столицы, создав многочасовые пробки и вызвав негодование обычных примитивных бюргеров, опаздывавших по своим нудным, банальным делам.
Смысл новой протестной формации заключался в том, что даже сам активист при всем своем желании не смог бы отклеиться от покрытия, асфальт нужно было срезать пилой, а это занимало у спасателей долгие часы. И, к слову сказать, стоило огромных денег городскому бюджету.
Когда водители вышли из машин и начали их бить, а полиция, в отсутствии СМИ, демонстративно делала вид, что ничего не замечает — Уве, как и прочие, кричал — «Нет насилию! Демократия! Защита природы!»
Но получил он в тот день знатно. Ему сломали четыре ребра, оторвали кожу с ладоней, простым способом отклеив его от асфальта, выбили зуб. А Грета… умная… что бы о ней ни говорили, девица, — в самом начале заварушки исчезла из поля зрения.
Но даже тогда Уве не применил свою потенциальную силу и умения для нападения, исключительно — в целях защиты.
Не может современный человек мыслить категориями физического насилия. Все люди равны! Все нации равноценны. Окажи помощь каждому нуждающемуся. Протяни руку сирийцу, сбежавшему от войны, африканцу, украинцу. Немцы — крепкая держава, нам это по силам! Да, пусть немного в ущерб своим интересам — но это нормально затянуть пояса в тяжелый час. Зато потом, когда справедливость восторжествует, и все беженцы найдут свое место в новой стране: выучат язык, отыщут работу, станут на ноги — Германия станет еще сильнее, чем была прежде!
Все иллюзии кончились, когда, выйдя из больницы и сев в берлинское метро, чтобы доехать до своего района, Уве оказался свидетелем неприятной ситуации.
Двое подвыпивших темнокожих новых граждан страны, громко ругаясь на непонятном наречии, решили облегчиться прямо в вагоне поезда, без всякого стеснения и раздумий. Пока первый отливал в углу, второй ржал и снимал происходящее на телефон. Потом они поменялись местами.
Все вокруг делали вид, что их это не касается. Лишь какой-то старый морщинистый дед с трясущимися руками и грубым кривым шрамом через правую щеку, возмутился произволу и громко крикнул дребезжащим голосом:
— Здесь вам не общественный туалет, молодые люди! Вы понимаете по-немецки? Я сейчас вызову полицию!
Это было ошибкой. Справив нужду, «загорелые специалисты» в спортивных костюмах упругой походкой приблизились к деду. Тот встал на ноги, держа в руке палку для скандинавской ходьбы — вторая осталась стоять, прислоненная к сиденью. Но это ему не помогло.
Без единого слова, первый азюлянт* вырвал у старика палку и тут же резко ударил его в живот. Старик согнулся, теряя дыхание и вместе с ним сознание.
*Азюлянт — уничижительное выражение, происходит от «Asyl» — проситель политического убежища.
Никто не пришел на помощь. Некоторые уже держали телефоны в руках и куда-то звонили, но ни один человек не подбежал и не попытался оказать сопротивление.
И тут Уве переклинило.
Он вскочил на ноги, и через полвагона в несколько прыжков, невзирая на боли в перебинтованных ребрах, добрался до деда и его противников.
Один из черных замахнулся на него — он был высокий, мускулистый, и легко мог бы снести своим ударом человека с ног. Если бы попал. Но Уве увернулся от прямого тычка, поднырнул под руку негра, и пробил его в солнечное сплетение, а потом добавил коленом по стремительно склонившемуся к полу лицу. Все просто, как учили на тренировках!
Соперник закричал от боли и на время выбыл из строя.
Вот только Уве не учел, что второй противник остался прямо за его спиной. А когда почувствовал резкую боль в пояснице, было уже поздно.
Он схватился рукой за место, где болело, и наткнулся на шершавую рукоятку складного ножа.
Случайно или нет, но удар пришелся в печень и пробил ее.
На грязный пол вагона закапала темная кровь.
— Следующая станция «Бранденбургские ворота» — объявил голос в динамиках.
Поезд начал медленно тормозить.
Уве попытался было подняться на ноги, но не смог. Силы внезапно оставили его.
Двери вагона открылись.
Оба «беженца» стремглав выскочили наружу и бросились бежать, отталкивая пассажиров, стоящих на перроне.
Уве выдернул нож из раны, кровь полилась настолько обильно, что мгновенно залила все вокруг.
Женщина напротив закричала от ужаса.
«Это конец!» — понял Уве. Было обидно за бесцельно прожитые годы, а главное — за все ошибки, им совершенные. Как глупо он жил, чему посвятил свои дни? Бездарность! Идиот! Дырка в жопе! Пустое место! Безработный мойщик трупов! Непротивленец!
Он упал и начал задыхаться. Уве умирал. Рядом с ним на полу, лицом прямо к его лицу, лежал старик. Ему досталось меньше… но ему многого и не требовалось.
— Благодарю… — едва слышно прошептал дед. Несмотря на возраст, он внушал уважение своим внешним видом — дорогой костюм, аккуратная прическа, часы «Ролекс» на запястье — все это Уве автоматически отметил угасающим взглядом. — Вы настоящий ариец!
Уве уже не мог ответить, дышать внезапно стало нечем.
Дед же между тем продолжал говорить на последнем издыхании:
— Меня зовут Генрих фон Метерлинк! Запомните это имя! Я отдаю вам его! Носите его с честью!..
Старик захрипел от боли и умолк.
Если бы Уве мог в этот момент пожать от недоумения плечами, он бы это сделал.
Но все, на что хватило его сил — это умереть.
Последнее, что он увидел — мертвые стеклянные глаза старика, назвавшегося Генрихом фон Метерлинком.
* * *— Генрих! Вы меня слышите? Ответьте хоть что-нибудь?
Уве открыл глаза. Над ним склонилась некрасивая медсестра с вытянутым лошадиным лицом, выражавшим сдержанное беспокойство.
Он был жив, и это удивительно. Ведь он умер, и прекрасно помнил собственную смерть.
Не спеша раскрывать все карты, Уве кивнул, и медсестра, довольная проявлением признаков жизни, сказала:
— Вам очень повезло, господин фон Метерлинк. Еще бы чуть-чуть левее, и пуля попала бы прямо в сердце. А так — всего-то прошла насквозь. Все уже зажило! Правда, второй осколок чуть повредил вам лицо — но это мелочи. Шрамы украшают настоящего мужчину!