Черные ножи 2 (СИ)

Правда, захваченный им Т-34 оказался уничтожен, зато сам Генрих выжил. Его лишь немного контузило, но уже через пару часов он вполне оклемался и снова был в строю, готовый биться до последней капли крови.
Ранним утром следующего дня он вышел из блиндажа, собираясь умыться и привести себя в порядок. Но его планы прервались самым странным образом.
По старой дороге максимально возможным ходом двигался секретный танк — «Королевский тигр», который сейчас должен был находиться минимум в пятнадцати километрах отсюда, на южном берегу.
Генрих буквально открыл рот от удивления, но тут же поразился еще больше, увидев знакомое лицо. Черноволосый парень лет двадцати, одетый в форму немецкого унтер-офицера, высовывался из верхнего люка, с любопытством разглядывая немецкие позиции.
Это был тот самый русский танкист, который вчера чуть было не прикончил Метерлинка.
Русский тоже заметил Генриха и нахмурился, узнавая. После чего скрылся в машине, закрыв люк. Танковое орудие начало быстро поворачиваться в сторону немца.
Впервые за все время с тех пор, как Генрих оказался в прошлом, он растерялся.
Такого просто не может быть!
Бог на стороне Германии! Советские люди сами отказались от помощи всевышнего, избрав национальной религией атеизм. Этому русскому не может так фартить, это не по правилам! Уве попал сюда из далекого будущего, и провидение было к нему благосклонно… ровно до того момента, пока он не повстречал этого навязчивого танкиста.
А что если… если он такой же, как Уве? И тоже пришел из далекого грядущего?
Уве не успел додумать мысль.
«Королевский тигр» выстрелил.
И это было последнее, что успел осознать Генрих фон Метерлинк, перед тем, как тьма поглотила его.
  
Глава 11
 
— Дима… Димочка! — раздался тихий и ласковый шепот прямо мне на ухо, но тут же голос построжел и следующие слова вышли приказным тоном: — Младший лейтенант Буров! Да проснись же ты!
Я все слышал и воспринимал, но краем сознания. Мысли ворочались с трудом, приходилось прикладывать усилия, чтобы вновь не провалиться во тьму.
Кажется, меня только что слегка потрепали по щекам. Но глаза отказывались открываться, хотя голос, звавший меня, я сразу узнал…
Настя!.. Она, это она! Но откуда?
Что последнее я помнил? Белобрысого немца с наглой физиономией. Потом выстрел из орудия. Попал или нет? Не знаю. И после этого провал. Очевидно, вырубился из-за раны… точно, меня же подстрелили в спину в области лопатки.
Пошевелиться я не мог, но боли не чувствовал. Вкололи обезболивающее?
Чуть дунуло ветерком в лицо, Настин легкий цветочный аромат, который я все это время ощущал рядом, исчез. Ушла.
Теперь можно и попробовать открыть глаза — еще не хватало это делать при девушке, хотя она медсестра. Не люблю показывать собственную слабость — не по-мужски.
Мужики не танцуют, не ходят к психологам, не льют слезы, когда смотрят сентиментальную мелодраму… по крайней мере, при ком-то рядом… наедине с собой — пожалуйста, но если есть зрители — нет, морду кирпичом и буром переть вперед!
Итак, открыть глаза! Сделать это оказалось вовсе не просто. Веки отказывались разлипаться, а руки попросту не двигались и не могли помочь. Может меня парализовало?
Эта мысль настолько испугала меня, что я тут же дернулся всем телом, окончательно выходя из полубессознательного состояния. И глаза открылись сами собой, и руки начали слушаться. Слава богам!
Над головой не покрашенный фанерный потолок, слева дощатая стена… справа — большое помещение, заставленное койками, а на них люди…
— Очнулся? — раздался звонкий молодой голос чуть со стороны. — Видно, крепко она в тебя вцепилась! С того света вытащила!
Я повернулся. На соседней койке лежал молодой рыжий парень, лицо которого было сильно обожжено и забинтовано, но это вовсе не убавило его оптимизма. Он с трудом улыбался, сверкая белыми зубами, и с интересом меня разглядывал.
— С того света? — тяжело ворочая непослушным языком, уточнил я.
— Говорят, едва спасли, — подтвердил рыжий, — чудом уцелел! Хирург тебе попался — настоящий волшебник!
 
Вот, значит, как. Получается, та случайная пуля едва не прикончила меня.
— Но это было еще прежде, в полковом лазарете. А потом тебя оттуда изъяли, как тяжело больного, не подлежащего полноценному лечению в полевых условиях, и транспортировали сюда, в военный госпиталь. Мы сейчас в сотне километров от фронта. Думали, помрешь по дороге, слишком много крови потерял — так мне говорили, — но ты молодец, справился, дотянул! А тут всяко проще — кормят хорошо, спи себе, да восстанавливайся…
Суть произошедшего я уловил, вот только все никак не мог понять, каким образом в госпитале оказалась Настя. Или мне все же почудилось?
Я всегда знал, что обязательно встречу ее еще раз. Вот только мне казалось, это произойдет в более необычной обстановке: в театре, например, на премьере новинки сезона, или на променаде у моря… но где вероятнее всего встреть медсестру? Конечно, в больнице.
Осторожно спустив ноги на пол, я сел в постели и смог оглядеться уже чуть лучше. Палата была просторная, рассчитанная на несколько десяток коек, на каждой из которых кто-то лежал. Окна были распахнуты настежь, но дух в палате стоял тяжелый: больничных лекарств, пота и мочи. Последнее, понятно, утки убирают не каждые пять минут, а лежачие испытывают естественные позывы чаще. Некоторые тяжело стонали, мечась в бреду в полузабытье.
— Ноги болят, ноги мои! — скороговоркой повторял кто-то через пару коек от меня.
Кроме рыжего, никто интереса ко мне не проявлял.
— Нету у него ног, — пояснил он, мрачнея, — отпилили. Но тело еще помнит…
Я кивнул головой в знак понимания. Фантомные боли.
— Тебя как звать? — поинтересовался я.
— Гоша! Фамилия Березкин, — обрадовался парень, которому, судя по всему, было дико скучно валяться без дела целыми днями в постели в окружении раненых. — Стрелок-радист. 197-я танковая бригада, Свердловск. Подбили наш танк, но не повезло только мне — поджарился слегка… остальные уцелели и воюют дальше, а меня вот в госпиталь отправили.
Он виновато развел руками, которые тоже были перебинтованы. Да и под нательной рубахой просвечивали бинты. Крепко ему досталось. Но стрелок-радист не унывал и, хотя каждое движение причиняло ему явную боль, он стоически терпел.
— Чем все кончилось? Мы взяли плацдарм? — тяжело выдохнул я главный вопрос.
— Взяли! 5 августа освободили Орел! Какой салют дали в Москве! Аж в газетах об этом писали! Двадцать четыре орудия бабахнули по десять залпов в честь нашей победы! Мы к этому причастны, братишка! Представляешь⁈..
Я прекрасно представлял событие такого масштаба, вот только сейчас меня волновали иные моменты бытия, а не праздничные салюты.
На удивление, попытка сесть не причинила никаких особых болевых ощущений. Вообще, с того момента, как я открыл глаза, чувствовал себя нормально. Но если меня оперировали, вытащив с того света, то… подобное состояние не вполне естественно. По идее, я должен был лежать пластом еще долго, постепенно выздоравливая. Я же, хоть и ощущал легкую слабость в организме, но на этом все и кончалось. Болей не было, только голова немного кружилась и очень хотелось есть.
— Дмитрий Буров, 244-я челябинская танковая бригада, — представился и я, но рыжий замахал руками.
— Слышал я уже, как тебя зовут. Настасья Павловна тут три дня сидела, почти не отходя от твоей койки. Все пыталась до тебя достучаться! А ты лежал, бледный, без единой кровинки в лице. Рад, что выкарабкался, братишка!
Получается, в военном госпитале я провел не меньше нескольких суток. Плюс какое-то время заняла транспортировка, да еще операция в полевых условиях. Сколько времени прошло с того момента, как мы захватили танк? Четыре дня? Пять? Неделя? Судя по тому, что я у своих, операция завершилась успешно, и машину мы до наших позиций довели. Так, кажется, я совсем спятил! Ведь Гоша Березкин назвал дату, когда взяли Орел — 5 августа, а ранило меня в ночь на 28 июля. И после этого миновало еще как минимум несколько дней.