Зверобой

Вскоре пирога поплыла гораздо быстрее. Индейцы и Джудит, казалось, вступили в состязание, чья лодка быстрее, но спустя несколько минут воины убедились, что девушки неплохо владеют веслами и настичь их будет очень нелегко.
Однако, приблизившись к мысу, Джудит убедилась, что спастись там от преследователей им не удастся – по берегу бродили несколько ирокезов, следивших за тем, что происходило в Плавучем Доме. Пришлось повернуть и попытаться оторваться от ирокезов в пироге, неотступно следовавших за ними.
Джудит чудовищно устала, ее руки, сжимавшие весло, онемели, плечи сводила судорога. Однако она была не из тех, кто легко сдается. Мысль о том, что еще можно предпринять какие-то усилия для спасения жизни Зверобоя, заставила ее возобновить борьбу. На протяжении четверти мили индейцам так и не удалось изменить расстояние между пирогами, но вскоре Джудит обнаружила, что все-таки оно неумолимо сокращается.
Почувствовав это, минги напрягли все силы, чтобы избежать позора, а не догнать пирогу с двумя женщинами было бы поистине позором для крепких молодых воинов. В конце концов один из них, раздосадованный таким унижением, сделал слишком резкое движение, и его весло переломилось.
Это и решило исход состязания. Пирога с тремя мужчинами на борту и всего одним веслом не имела ни единого шанса настичь дочерей Тома Хаттера.
Индейцы, осознав бесполезность дальнейших усилий, моментально прекратили погоню; они повернули в сторону замка и вскоре причалили к платформе. Судя по всему, отряд под командованием Расщепленного Дуба не собирался продолжать военные действия. И действительно – вскоре переполненная ирокезами пирога покинула Плавучий Дом и направилась в сторону лагеря на берегу.
Сестры остановились только тогда, когда поняли, что опасность окончательно миновала. Ковчег теперь был примерно в миле от них и плыл прямиком к замку. Однако, прежде чем отправиться навстречу тем, кто находился на барже, девушки решили побывать в Плавучем Доме.
Хотя издали их жилище казалось совершенно пустым, Джудит приближалась к нему с большой осторожностью. Пирога поначалу обогнула замок – девушки хотели убедиться, что там действительно не осталось индейцев. Наконец, миновав частокол, лодка причалила к платформе.
– Поднимись в дом, Хэтти, – сказала Джудит, – и тихонько посмотри, не остались ли там дикари, – они тебя не тронут. А если увидишь хоть одного, сразу дай мне знать.
Хэтти послушно отложила весло. Вскоре младшая сестра вернулась и сообщила, что в доме никакой опасности нет.
– Все комнаты пусты, кроме отцовской спальни, – проговорила она. – Джуди, ты можешь выйти из пироги… Я слегка приоткрыла дверь и, не заглядывая внутрь, прислушалась… Отец у себя и отдыхает, но мне показалось, что его сон далеко не спокоен…
Хэтти, видимо, была чем-то сильно расстроена. Она понизила голос:
– Ты же знаешь, что творится с отцом, когда он выпьет… Он тогда не понимает, что говорит и делает… и мне кажется, что и сейчас он пьян.
– Странно… – Джудит одним легким прыжком оказалась на платформе. – Неужели индейцы напоили его и бросили? Что это может означать? Нет, Хэтти, мы не пойдем туда, пока отец не придет в себя…
Хриплый стон, полный муки, донесшийся из спальни старика, заставил Джудит вздрогнуть. Сестры бросились туда, распахнули дверь и замерли на пороге.
Том Хаттер полулежал на полу в углу комнаты, прислонившись к стене. Его голова безвольно свешивалась на грудь.
Джудит стремительно бросилась к отцу и сдернула с его головы покрытый бурыми пятнами ночной колпак, закрывавший лицо.
Перед сестрами предстало окровавленное, трепещущее месиво, обнаженные вены и мышцы.
Хаттер был оскальпирован, но все еще жив.
 
Глава 19
 
Гарри Марч, отчаянно сражавшийся с дикарями, ничем не сумел помочь старому Тому, лежавшему без движения там, где его настиг томагавк Расщепленного Дуба. А когда индейцы вернулись, раздосадованные неудачной погоней за девушками, было принято решение покинуть Плавучий Дом и присоединиться к отряду, оставшемуся на берегу. И тогда Тома Хаттера попросту скальпировали ради почетного трофея и бросили умирать медленной, мучительной смертью…
 
Ужас, охвативший сестер, не помешал им перенести раненого на постель, перевязать изуродованную голову отца и смыть запекшуюся кровь с его лица.
– Ах, Джудит, – со слезами на глазах проговорила Хэтти, – отец охотился за скальпами, а где теперь его собственный? Кара постигла его…
– Тише, тише, сестра… Он приходит в себя и может услышать. Ты права, но сейчас не время судить об этом.
– Пить… – едва слышно прошептал запекшимися губами старик.
Хэтти принесла кувшин и напоила отца; первый же глоток освежил его пересохшее горло и ненадолго привел в чувство. Глаза раненого широко раскрылись, и он бросил на дочерей беспокойный затуманенный взгляд, свидетельствующий о том, что душа начинает прощаться с телом.
– Наклонитесь ко мне, – прохрипел Хаттер. – Ближе… Я, видно, скоро умру и должен вам сказать…
– Батюшка, – Джудит отчаянно сжала ледяную руку старика, – не говорите так!
– Батюшка… – лицо старика исказила мучительная судорога. – Я ведь… Я не ваш отец. Она была вам матерью, а я… В сундуке… там – все… Еще глоток воды… – Раненый затих и, казалось, уснул.
Джудит молча отошла к окну. Она испытывала сложное двойственное чувство: жалость к старому Хаттеру и одновременно – облегчение. Девушка давно догадывалась о существовании какой-то тайны в их странном семействе, уж слишком разными людьми казались ее родители, и часто не понимала, что могло их связывать в прошлом.
Хэтти же была потрясена. Она по-настоящему любила отца, хотя и по-иному, чем мать. И ей было невыносимо больно услышать, что Том Хаттер не имеет права на ее любовь. Близкая смерть и эти страшные слова как бы вдвойне лишали ее отца – и бедная девушка горько расплакалась. В комнате надолго воцарилось тягостное безмолвие.
Когда старик снова открыл глаза, Хэтти попыталась его обнять:
– Позвольте называть вас отцом, хоть вы и утверждаете, что я не ваше дитя… Мать всегда говорила мне, что Библия приносит утешение. Я почитаю вам – согласны, батюшка? Ведь вы никогда не прикасались к этой книге…
– Воды… – перебил ее умирающий, еле ворочая языком, – дай мне еще пить, Джудит, я весь горю… Прочти, Хэтти, о грешнике, что жарился на адском огне и все просил остудить ему глотку…
Младшая сестра поспешно отыскала нужные строки и выразительно их прочитала. Старшая же, пораженная выражением глаз Тома Хаттера, отвернулась, едва сдерживая слезы.
Старик был еще жив, когда сестры услышали, как причаливает к Плавучему Дому ковчег. Хаттер то невнятно бормотал, то снова впадал в лихорадочное забытье, но все еще дышал, даже руки его слегка потеплели, а с измученного лица сошла смертельная бледность.
Услышав голос Гарри Марча, Джудит вышла на платформу. Чингачгук, Уа-та-Уа и великан стояли на палубе и внимательно осматривались, словно лишний раз пытаясь убедиться, что минги покинули их убежище.
– Дикари уплыли, не тревожьтесь – коротко сказала Джудит, умолчав об остальном. – Надеюсь, они больше не вернутся сюда…
Непоседа, хорошо ее знавший, по выражению лица девушки сразу же понял, что случилось наихудшее. Он опрометью вбежал в спальню, еще не успев погасить на лице свою обычную ухмылку, и увидел лежащего навзничь старика, а рядом с ним заплаканную Хэтти. Бурные события этого утра изменили Марча – дыхание близкой смерти все еще витало в воздухе. Он не был героем, но пережитое имело власть над его характером и мыслями. Великан был потрясен до глубины души, застав старого приятеля в таком отчаянном положении.
– Вот так штука, Том! – проговорил он с кривой мучительной улыбкой. – Значит, бродяги не только одолели тебя, но ткнули ножом. А я-то считал, что ты в плену… Никогда бы не подумал, что тебе придется так солоно…
Старик широко раскрыл стекленеющие глаза и вперился в Непоседу диким взглядом.