Сокол и Ласточка
Но оказалось, что стыдно Летиции вовсе не из-за «кыш».
— Я скверная, скверная! — прошептала она. — Надо было соглашаться… Я предала отца из-за… из-за него.
Я не сразу сообразил, кого она имеет в виду. И присвистнул — это я умею. Ах, вот оно что… Она не хочет бросать Грея. Неужели всё так серьёзно?
Сверху раздался стук каблуков. Летиция быстро вытерла глаза и поднялась.
Это был Логан.
— Эпин, вы готовы? Шлюпка ждёт. Не сомневайтесь, разговор у нас с вами будет очень, очень интересный.
— Что? Да-да, мне надо на берег. Я должен купить для своего пациента кое-какие лекарства. Только боюсь, аптека сейчас закрыта.
Он весело воскликнул:
— В Фояле всегда всё открыто. Этот город не умеет спать. За мной, дружище!
Пока мы плыли к берегу по чёрной воде, на которой плясали огоньки, Логан, приобняв мою питомицу, тихо говорил ей что-то приязненное. Ветер уносил слова, а я сидел на другом плече и половины не слышал.
— …Сразу расположился к вам всей душой… Полный корабль болванов, один вы похожи на человека… — доносились до меня куски фраз. — На борту столько чужих ушей… Отличное местечко для беседы по душам… В рубашке родились, дружище!
Когда мы приблизились к причалу, и берег прикрыл нас от ветра, стало слышно лучше, но Логан уже говорил о другом.
— Однако сначала соберу урожай. Год назад я оставил здесь трёх беременных баб. Надеюсь, все разрешились благополучно. Мне очень нужно получить от Господа кредит.
Он выскочил из лодки первым. Летиция еле за ним поспевала, а мне пришлось передвигаться самостоятельно — я полетел над головой у девочки, по временам поднимаясь выше, чтобы посмотреть на славный город Форт-Рояль, где я давненько не бывал.
В Европе поселение такого размера назвали бы деревней, но для Вест-Индии порт был вполне солидным. Домишки, конечно, так себе — по большей части дощатые, сколоченные наспех. Зато здесь имелась крепкая цитадель, а вдоль берега тесно стояли огромные склады, заполненные сахарным тростником, бочками с ромом, ящиками конфитюра и другими товарами, которые плывут отсюда в Старый Свет.
Но Логан вёл нас прочь от моря, уверенно лавируя по кривым улочкам, мимо освещённых домов, откуда доносились пьяные крики. Даже в Сан-Мало нет такого количества кабачков, таверен и пивных. И уж во всяком случае, они не так забиты публикой. А всё дело в том, что из-за войны на Мартинике застряло множество купеческих кораблей; капитаны не решались выйти в море из боязни стать добычей английских корсаров. Вот уже который месяц экипажи торчали в Форт-Рояле, понемногу спиваясь. В таких случаях съестные лавки, питейные заведения и публичные дома обслуживают клиентов в долг, открывая судну кредит. Свара между монархами может длиться долгие годы, и неизвестно, будут ли векселя когда-нибудь оплачены, но выхода у коммерсантов нет — иначе провизия сгинет, ром прокиснет, а шлюхи разбегутся. От войны всем одни убытки.
Первый визит Логана закончился скандалом. Из маленького домишки, притулившегося к земляному валу, что защищал городок с суши, выглянула полуодетая баба вдвое толще субтильного ирландца, он о чём-то с нею пошептался и вдруг влепил ей звонкую оплеуху. Баба толкнула обидчика в грудь, отчего Гарри кубарем полетел с крылечка, растянулся на земле и в ярости взвизгнул:
— Сука! Стерва! Ты будешь гореть в аду!
Женщина с плачем скрылась в доме, а штурман, поднимаясь, горько пожаловался:
— Гадина, она вытравила плод! Убила моего ребёнка! Это худшее преступление перед Богом!
Потом мы направились, если не ошибаюсь, к Капуцинскому бастиону, возле которого обитала какая-то Лулу. Дама оказалась не одна. На стук из окошка высунулись две головы, причём одна с преогромными усами.
— Прошу извинения за беспокойство, — вежливо молвил Логан. — Здравствуй, малютка Лулу. Помнишь, я обещал тебе подарок, если ты кое-что для меня сделаешь? Ты родила?
— Ещё в ноябре, — ответила ему высокая, костлявая мулатка, нисколько не удивившись ночному визитёру. — Вылитый ты. Давай золотые серьги.
— Сначала покажи ребёнка.
Ему сунули запелёнутый свёрток, и Гарри, потребовав фонарь, внимательно осмотрел младенца.
— Ты ещё бoльшая шлюха, чем я думал! — воскликнул он и топнул ногой. — Никаких серёг не получишь!
— Эй, полегче с моей подружкой! — сказала из окна усатая голова, наблюдавшая за событиями с нескрываемым неудовольствием.
Тогда Логан, развернувшись, двинул заступника фонарём по лбу. Стекло разлетелось вдребезги, по лицу бедняги полилось горящее масло.
— Мои усы! А-а! — заорал он, отшатываясь.
Заверещала и мулатка. Штурман плюхнул ребёнка на подоконник — и к хору присоединился детский писк.
— Что вы делаете?! — вскрикнула Летиция.
— Идёмте, друг мой. — Логан понуро зашагал со двора. — Это не мой ребёнок, меня не обдуришь. У моих, даже если это негритёнок, в волосах обязательно есть рыжина, а на ушах веснушки — как у меня.
— Разве у негров бывают веснушки?
— У моих — обязательно. О, женщины, женщины! Дураком будет тот, кто им поверит. Я прошу прощения, дружище Эпин, за этот взрыв негодования. К тому же я, кажется, нанёс увечье ни в чём не повинному человеку? — Он оглянулся на дом, откуда всё неслись вопли — словно собирался вернуться и принести извинения. — А-а, всё равно. Идёмте, приятель. Остаётся ещё одна надежда…
И мы двинулись дальше.
По третьему адресу нам, наконец, повезло. Ленивая заспанная девка в холщовой рубахе предъявила штурману двойню. А заодно уж покормила крошек. Пока они сосали её здоровенные груди, Логан произвёл осмотр. Не знаю, как он сумел в полумраке разглядеть веснушки на крошечных ушах двух малюток (волосы на их головёнках ещё не выросли), но остался доволен. Вручил родительнице золотые серьги, да ещё мониста в придачу. Поцеловал в щёку, назвал умницей и пошёл к двери.
— Не хочешь узнать, как их зовут? — спросила кормящая мать, разглядывая подарки.
— Господь знает Своих сыновей, а мне незачем.
— Это дочери.
Он пожал плечами — ему было всё едино. Сомневаюсь, что дочки когда-либо увидят своего папашу вновь.
— Я богач! — говорил Гарри, чуть не приплясывая. — Две живых души. Это значит, я не только расквитался, но дал Всевышнему очко вперёд. Он мой должник!
— Куда мы идём теперь? — спросила Летиция, которой надоело болтаться по тёмным закоулкам. — Мне нужна аптека.
— Пора проведать моего сорванца Джереми. Папуся так по нему соскучился! — Голос штурмана дрогнул. — Это близко, пять минут.
Дом, к которому он привёл нас теперь, был нарядней предыдущих. Стены его были выкрашены белой краской, к фасаду примыкала терраса с резными перильцами.
— Я забочусь о моём Джереми. Уезжал — оставил сотню ливров. И потом из Бордо с одним приятелем передал, — похвастался Логан и заорал: — Эй, Нана, просыпайся! Это я!
От крика из-за соседнего угла шмыгнула напуганная кошка. И что-то ещё там шевельнулось. Я отлично вижу в темноте, поэтому различил контур человека. Голова его была обвязана платком, в ухе блеснула серьга, челюсти сосредоточенно работали, пережёвывая табак. Мне этот субъект не понравился. Почему он прячется? В таком городе, как Форт-Рояль, да ещё в нынешние тощие времена, запросто могут прирезать из-за кошелька и даже пары хороших башмаков, а мои спутники по местным меркам выглядели богатеями: оба в париках, в добротной одежде.
Я издал предостерегающий клёкот, и Летиция обернулась, но подозрительным тип повернулся и быстрым шагом, почти бегом, удалился, туда ему и дорога.
— Джеми, детка, твой папуся вернулся! — заорала из окна круглолицая негритянка. — Папуся привёз тебе гостинцев, вставай!
Нана выкатилась на террасу, низенькая и круглая, очень похожая на тыкву. Обхватила ирландца в объятия, но он нетерпеливо высвободился — и поскорей вошёл в дом. Мы с Летицией остались снаружи, наблюдали семейную сцену через открытое окно.