Язычники (ЛП)

— Она права, — говорю я. — Я видела его, когда он поднимал ее на подиум. Он выглядит как какой-то генеральный директор в модном костюме. У меня от него мурашки побежали по коже. Он остановился и спросил меня, кто мой мастер, и когда я сказала, что не продаюсь, он повел себя так, словно для него это не будет проблемой. Я бы узнала его, если бы увидела снова.
Руки Леви сжимаются в кулаки, ему не нравится мысль о том, что кто-то пытается забрать то, что принадлежит ему, когда Роман бормочет с переднего сиденья.
— Послушай, ты можешь остаться у нас на ночь. Сделай несколько звонков и разберись с этим, но не более того. Я не знаю этого парня. Он может быть кем угодно, и я не стану подставлять свою шею ради тебя или рисковать жизнями моих братьев, — говорит он. — Если он придет искать тебя, конечно, мы с радостью усмирим его, но мы не собираемся устраивать охоту на ведьм ради тебя.
Она кивает, чувствуя, как на нее накатывает волна печали.
— Я понимаю, — говорит она тихим голосом, надеясь, что братья перевернут небеса и ад, чтобы спасти ее, и станут ее неожиданными героями, но если это то, чего она хотела, ее ждет жестокое разочарование. Эти парни делают только то, что приносит непосредственную пользу им самим… и мне, наверное, тоже.
— С тобой все будет в порядке, — говорю я ей тихим голосом, пытаясь сохранить наш разговор в тайне. — Позвони своему мужу, когда мы вернемся, и договорись о месте для встречи. Мы тебя подбросим, и после этого вы, ребята, должны уехать на хрен. Смените имена и постройте новую жизнь в другой стране, там, где он вас не найдет. С вами все будет в порядке. Купи себе пистолет и научись снова дышать.
Жасмин тяжело сглатывает и натянуто улыбается мне, но улыбка не достигает ее глаз, хотя я вижу благодарность, спрятанную глубоко под ее горем. Она рада выбраться оттуда и снова увидеть свою семью, но навязчивые воспоминания убьют ее. После этого ей чертовски сильно понадобится хороший психотерапевт.
Мы едем уже час, когда Роман съезжает с шоссе, поднимая облако пыли, когда сворачивает на грунтовую дорогу, следуя указателю с надписью "АВТОМАСТЕРСКАЯ ДЖО".
— Что мы делаем? — Спрашиваю я, выпрямляясь и выглядывая в окно.
— Вы хотите, чтобы эти штуки сняли с ваших шей, не так ли?
Я опускаю руку на тяжелый ошейник, и облегчение пульсирует во мне, когда я перевожу взгляд на Романа. Тепло разливается по мне. Он мог бы легко дождаться, пока мы вернемся в замок, и попросить одного из своих братьев освободить нас, но это просто показывает, что иногда он не такой бессердечный засранец, каким всегда стремится быть. Лучезарная улыбка расплывается на моем лице.
— Черт возьми, да.
Роман подъезжает к передней роллерной двери мастерской, и мы все на мгновение оглядываемся по сторонам.
— Никого нет дома, — бормочет Маркус, замечая то же, что и все мы: ни машин, ни огней, и, судя по толстой цепи и замку, свисающим с входной двери, тут уже давно никого не было.
Мы вылезаем из машины, а Леви копается на заднем сиденье "Эскалейда", пока мы идем к двери. Жасмин держится рядом со мной, все еще не доверяя парням, но зная, что сейчас они — ее единственная надежда. Леви появляется через мгновение с массивным болторезом, и я удивленно смотрю на него.
— Ты просто держишь его на заднем сиденье машины?
Его брови хмурятся, когда он смотрит на меня.
— А ты нет?
Гребаный ад.
Возвращая свое внимание к двери, я наблюдаю, как Леви подходит и перерезает толстую цепочку, словно это был всего лишь лист мокрой бумаги. Его мышцы напрягаются, и я совершенно загипнотизирована, пока не вспоминаю, что именно эти придурки в первую очередь ответственны за то, что я оказалась в этом дурацком ошейнике.
Мы, не теряя времени, входим внутрь и включаем свет. Маркус прогуливается по этому месту, как будто он в своей стихии, точно зная, что ищет, когда возвращается и берет меня за руку. Он ведет меня через грязную мастерскую, и мое лицо морщится от запаха чего-то, что не нравится моему желудку.
 
Жасмин держится рядом со мной, пока Маркус подводит меня к скамейке, усаживает на нее и направляется к верстаку. Он роется в каких-то вещах, заглядывая то туда, то сюда, пока на его лице не появляется широкая ухмылка.
Он вытаскивает какую-то закругленную пилу, и я в ужасе смотрю на нее.
— Что это, блядь, такое? — Я вскрикиваю, мысль о том, что он планирует с ней делать, проникает в меня и давит мне на плечи.
— Это болгарка, — говорит он, возвращаясь ко мне и обыскивая мастерскую в поисках розетки. — Она пройдет сквозь этот ошейник, как сквозь масло.
Ааааааа, черт. Я должна была догадаться. Когда дело касается братьев ДеАнджелис, ничего не бывает просто.
— Вот, — говорит Леви, стаскивая рубашку и подходя ко мне. — Будет жарко, и искры посыплются на тебя, как фейерверк, — объясняет он, продевая рубашку через небольшое пространство между моей шеей и ошейником и расправляя остальную ее часть, чтобы защитить как можно больше моей кожи.
— Нет, — говорю я, взлетая со скамейки и пытаясь вытащить рубашку из-под ошейника. — Ни в коем случае. Это безумие. Что это за гребаная идея? Ты и близко не поднесешь ко мне эту штуку. Что случилось с ключом? — спрашиваю я, когда тянусь пальцами к маленькому замочку на передней части воротника.
На лице Леви появляется виноватая гримаса.
— Когда нас обыскивало ФБР, они забрали все, что у меня было при себе. Ключ пропал. Это наш лучший выход.
— БЛЯДЬ.
Я расхаживаю по грязной мастерской, делая долгие глубокие вдохи, а руки сжимаю в кулаки, отчаянно пытаясь подбодрить себя. Это ерунда. Просто здоровенное острое лезвие, вращающееся со скоростью миллион миль в час прямо у моей шеи. Ни в малейшей степени не глупая идея. В ней есть смысл.
Черт. Я в полной заднице. А я-то думала, что умру во время жестокой атаки, а меня все это время собирались прикончить вращающимся лезвием.
Я позволила этому случиться. Что, блядь, со мной не так?
Мой испуганный взгляд останавливается на Маркусе.
— Тебе лучше поторопиться, и я клянусь, если ты прорвешь мне кожу, я восстану из мертвых и буду преследовать тебя так, как никогда раньше.
— Все будет в порядке, детка. Хочешь верь, хочешь нет, но это не первое мое родео.
Мои глаза вылезают из орбит, и я таращусь на него, гадая, когда, черт возьми, ему приходилось делать это раньше, но вместо того, чтобы задать вопрос часа, я поворачиваюсь к Роману и Леви.
— Вам двоим придется держать меня.
Леви кивает, а Роман вздрагивает.
— Не думаю, что это такая уж хорошая идея, — говорит он, его взгляд скользит к заживающей татуировке у себя на руке, татуировке, которая каждый раз, когда я ее вижу, только напоминает мне о том, что произошло в ту ночь, когда в Маркуса стреляли.
— Со мной все будет в порядке, — говорю я ему, стиснув зубы, не желая вдаваться в подробности при Жасмин. — Просто сделайте это.
Роман долго выдерживает мой пристальный взгляд, прежде чем, наконец, кивнуть, и часть меня задается вопросом, для кого это должно быть тяжелее — для меня или для него?
Маркус включает болгарку, и она оживает, ужасающий звук вращающегося лезвия пугает меня до чертиков, когда я возвращаюсь к верстаку. Леви помогает мне лечь, прежде чем натянуть рубашку на мое лицо и тело. Он сжимает мою руку, и я крепко сжимаю его в ответ, чувствуя, как Маркус придвигается ко мне, его сильное бедро прижимается к моей руке.
Ах, блядь, блядь, блядь.
Зажмурившись, я проглатываю огромный комок в горле, чувствуя, как Леви и Роман давят на меня, как тиски. Полностью сосредоточившись на болгарке, я даже не замечаю сильных рук Романа, удерживающих меня.
Маркус заносит болгарку над ошейником, и звук лезвия, врезающегося в толстый металл, заставляет меня дико метаться под сильной хваткой парней. Ошейник нагревается, как и объяснял Леви, и я чувствую, как искры попадают на ту часть моей кожи, которую рубашка не прикрывает.