Созвездие Стрельца

Наверное, и Татьяна Ларина, убегая от Евгения Онегина и ломая кусты сирени, не летела по цветникам усадебного парка с такой скоростью, с какой Тамара промчалась через тонущий в сигаретном дыму Пестрый буфет, выбежала в широкий коридор, из него в фойе, чуть не упала со ступенек, ведущих к гардеробу, толкнула массивную дверь, за стеклом которой маячили уличные фонари, дверь оказалась наглухо закрыта…
– Выход там, – услышала она.
И обернулась. У нее за спиной стоял тот самый человек, с которым она только что ползала под столом, собирая бусины.
– Вот там, – повторил он, указывая на другую дверь, чуть в отдалении от первой.
– Спасибо… – пробормотала Тамара.
Возле открытой двери сидела старуха такого вида, какого не имел и мифологический пес Цербер. Старуха отчитывала какую-то перепуганную парочку, пытавшуюся войти:
– Что значит, нет с собой? Вот предъявите удостоверение, тогда и пущу! Вы, молодой человек, пока еще не Роберт Рождественский, я вас в лицо знать не обязана!
Несмотря на глубокое удовольствие, с которым церберша все это высказывала, она успела окинуть выходящую Тамару таким подозрительным и презрительным взглядом, как будто сквозь стены наблюдала все, происходившее только что в Дубовом зале.
 
Глава 16
 
Оказавшись наконец на улице, Тамара почувствовала, что прямо сейчас, сию минуту, рухнет на асфальт. Колени у нее подгибались, сердце выпрыгивало из горла. Никогда больше!.. Ноги ее больше не будет в ЦДЛ после такого позора!..
«А если придется? – подумала она. – Ведь по работе придется же когда-нибудь…»
Стоило ей это представить, как из жара ее бросило в холод. Что там когда-нибудь и в ЦДЛ! Можно не сомневаться, что прямо завтра и прямо в редакции все будут обсуждать ее сегодняшнюю эскападу. И хихикать у нее за спиной…
Она прижала ладони к щекам. Щеки пылали, а саму ее била дрожь.
«И ресницы размазались, наверное», – подумала Тамара.
Ресницы она стала подкрашивать еще в университете, несмотря на мамины уверения, что молодость – сама по себе красота. Ага, красота! Особенно когда ресницы белесые и их вообще не видно.
Она хотела достать из сумки зеркальце и взглянуть, что собой представляет сейчас ее лицо. И тут только сообразила, что сжимает в кулаках собранные под столом бусины, а на плече у нее ничего не висит…
Сумка была совсем не для вечернего выхода. Тамара ведь не знала, что Витя пригласит ее в ресторан, поэтому взяла утром ту, с которой всегда ходила на работу, – удобную, вместительную, рукописи можно носить. Но в ресторане она смотрелась нелепо, поэтому Тамара повесила ее на спинку своего стула так, чтобы она не бросалась в глаза. Вот и не бросилась.
«Придется возвращаться, – уныло подумала она. – Или, может, заберет кто-нибудь и завтра вернет?»
Кто-нибудь!.. Не Витя же пьяненький. Кроме Каблукова, некому…
Тамара беспомощно оглянулась на дверь ЦДЛ. Еще попробуй войди туда снова!
– Вы забыли, – сказал мужчина, который помогал ей собирать бусины.
Он стоял прямо перед Тамарой и протягивал ей сумку. Как она обрадовалась! Не придется, унижаясь, объяснять церберше, что зайдет только на минуточку, потом объяснять то же самое еще какому-нибудь церберу помельче у входа в Дубовый зал, потом забирать злосчастную сумку под насмешливым взглядом Каблукова…
– Спасибо вам огромное! – воскликнула Тамара.
– Не за что, – ответил он.
Расхожее вежливое выражение приобрело в его устах буквальный смысл. Не приходилось сомневаться: он в самом деле считает, что его действия не стоят благодарности.
Тамара бросила бусины в сумку. Доставать оттуда зеркальце и смотреться в него при постороннем совсем не хотелось. Но он стоял рядом, не уходил.
– До свидания, – сказала она. – Еще раз большое вам спасибо.
– Вам не холодно? – неожиданно спросил он.
Тамара хотела ответить: «Вовсе нет», – и вдруг поняла, что это неправда. Ее нервная дрожь как-то сама собою исчезла, и теперь ей вот именно холодно, просто холодно, как и должно быть в легком платье последним апрельским вечером.
 
Она подумала, что описывать свои ощущения незнакомому человеку все-таки не стоит… И тут же ответила:
– Вообще-то холодно. Я только сейчас поняла.
– Тогда возьмите мой пиджак.
Это романтическое предложение он сделал так буднично, что оно и романтическим совсем не показалось. Если бы Тамара, например, увидела, что старушке трудно обойти лужу, то предложила бы помощь таким же тоном.
Она мгновение поколебалась, но все-таки ответила:
– Спасибо, с удовольствием. – И спросила: – Вы к метро идете? Я с вами пройду до Садового кольца, а там на троллейбус сяду и пиджак вам верну.
До троллейбусной остановки идти от Дома литераторов минут пять, так что не слишком она его обременит.
– Меня зовут Олег, – сказал ее провожатый.
– А меня Тамара, – спохватилась она.
– Я слышал, – кивнул он. – Приятно познакомиться.
И опять – вместо расхожей вежливости в его словах высветилось только прямое их значение. Ему в самом деле было приятно познакомиться с ней, и он об этом сказал.
Это странное явление – возвращение словам их прямого смысла – несколько смущало ее.
«Но почему же?» – с недоумением подумала Тамара.
И вдруг поняла: потому что и от нее в таком случае требуется быть искренней. А она совсем не хочет этого с посторонним человеком. То есть никогда раньше не хотела… А сейчас понимает, что разговаривать с этим Олегом ей так легко, как будто… Как будто она разговаривает мысленно сама с собой.
Это удивило ее невероятно! И даже не потому, что врожденная сдержанность ни к чему такому ее не приучила, а потому что Олег точно не был тем человеком, по отношению к которому она могла бы ожидать от себя такой легкости. Он был сделан совсем из другого теста, чем она, этого невозможно было сразу же не заметить, и она это, конечно, заметила.
Пока шли по улице Герцена к Садовому кольцу, Тамара искоса поглядывала на него и невольно оценивала его внешность. И понимала, что с первого взгляда, даже беглого, даже сквозь призму своего отвратительного настроения оценила ее исчерпывающе. Лицо в самом деле будто топором вырублено, и глаза маленькие, и посажены тесно и глубоко… Больше сказать о его чертах нечего. Ну, еще – что у него широкие плечи, поэтому его пиджак на ней висит.
– Вы с Каблуковым вместе работаете? – спросил Олег.
– Да, – кивнула Тамара.
– И отношения у вас натянутые.
– Почему вы так решили? – пожала плечами она.
Выходит, он понял это по ее виду. Это было ей неприятно.
Но оказалось, что она ошибается, вид ее совсем ни при чем.
– Да потому что человек он дерьмовый, – объяснил Олег. – Какие же еще у вас с ним могут быть отношения?
– Вы с ним знакомы? – спросила Тамара; он кивнул. – Но меня-то вы совсем не знаете, – сказала она. – Может, я тоже… Мы с ним два сапога пара, может!
– Не может, – усмехнулся он.
– Откуда вы знаете?
– Жизненный опыт подсказывает.
– А какой у вас жизненный опыт? – с интересом спросила она.
Ей в самом деле стало это интересно. Очень уж он был не похож ни на одного из мужчин, которых ей приходилось видеть. Как-то… принципиально не похож.
– С Каблуковым опыт у меня военный, – ответил Олег. – В одной части служили, он замполитом был. А в гарнизоне все на виду, и загадки никто из себя не представляет. Тем более Каблуков.
Они дошли до Вспольного переулка и в ожидании троллейбуса остановились возле дома, принадлежавшего когда-то Берии.
«Как странно все затихает, – подумала Тамара. – Когда-то этот дом за три версты обходили, женщинам даже рядом страшно было оказаться. А сейчас я стою себе здесь и стою, и мне легко и любопытно».
Мысль эта промелькнула в ее голове быстро и неясно, как всякая мысль, которую не проговариваешь вслух. Но ощущение легкости оставалось у нее внутри ясным и даже возрастало.
– Так вы военный? – спросила она.